- Да просто, - бабка хотела добавить, мол, так же как тебя, но вовремя прикусила язык. - Клесху же всего четырнадцать было - ума, как у галки. Он когда вбежал, сперва орать начал, мол, ты, да я, да тебя… А Донатос волчище матерый, станет он глазами хлопать? Поэтому когда парень ударил, он к отпору готов был. Нож в него метнул. Когда железо в тело втыкается - много не навоюешь. Вот с той-то поры нелюбовь у них обоюдная. Клесха тогда Ихтор выхаживал, он только-только обучение закончил. Так вот, Ихтор сказал, голова у парня повредилась от удара. Мозги перетряслись. Он колодой лежал. Потом, когда выходился, говорил даже с трудом, так его приложило. Донатоса Нэд после этого на два года в сторожевую тройку запрятал, не поглядел, что тот уже креффом был. То ли он так колдуна от Клесха спасал, то ли Клесха от колдуна - я уж и не знаю. Но наставник твой с той поры сильно переменился. Видать и впрямь мозги перетряслись. Речь у него долго трудной была, но потом выправился. И припадков почти не случалось более. Майрико за ним опосля этого ходила, как привязанная. Они бы красивой парой были, если бы не рожа его. Ну, вот так все и случилось.
Лесана шумно вздохнула и спросила с долей разочарования:
- Это что же, после этого Клесх в Цитадели не в чести?
Нурлиса моргнула:
- Это кто тебе такое сказал?
- Ихтор.
- Болтун твой Ихтор. Нет, не только после этого. Ну, все, хватит языком молоть, спать ложись. А я вон на печь полезу, а то совсем околела…
С этими словами, бабка, кряхтя, поднялась.
Лесана смотрела на древнюю старуху и гадала о том, почему она единственная здесь, кто умел сострадать? А еще удивляло, что сварливая карга все про всех знала и при этом никого ни во что не ставила, однако же, едва не о каждом говорила, словно о собственном ребенке. Чудная она - бабка эта…
Под уютное потрескивание дров в печи Лесана заснула. Эта ночь стала для нее одной из самых тяжелых. Потому что во сне все повторялось вновь и вновь. Девушка просыпалась, захлебываясь от слез и ужаса, чувствовала на горячем потном лбу прохладную сухую ладонь, жар от печи и слышала тихое:
- Поплачь, деточка, поплачь, со слезами боль из души уходит.
И выученица прижималась к невидимой впотьмах утешительнице, жалобно всхлипывая и трясясь.
- Поплачь, деточка, - шептала Нурлиса, а послушнице мерещилось, будто то шепчут холодные камни Цитадели.
* * *
Лесана старательно отчищала покрытый нагаром чан. Нурлиса шмыгала рядом, перетряхивая барахло из сундуков. Доставала то один сверток ткани, то другой, раскладывала их, любовно поглаживая.
В коморке было жарко, душно и… благостно. За своей монотонной работой послушница унеслась мыслями в пустоту. Ни о чем не думала, лишь старательно терла круглые железные бока да наслаждалась исходящим от печи теплом и ревом огня.
- Вон, глянь-ка, - окликала время от времени помощницу Нурлиса и показывала ей очередной отрез ткани. - Вроде как не упрел?
Девушка в ответ кивала. В этом и состояла вся их немудреная беседа.
А еще бабка, как многие старики, любила задавать пустые вопросы и ждать на них ответа.
- Эвон, как дрова-то трещат! Поди, опять крохобор этот из истопников одной осины мне отвалил, да что ль, Лесанка?
И на этот вопрос надо было ответить неизменное "да", иначе Нурлиса прицеплялась, как репей:
- Ну, чего молчишь, язык что ль проглотила?
Или внезапно в тишине комнатенки раздавалось:
- Хранители светлые, никак плесень пошла!
И старуха торопливо разворачивала новый отрез утирочной холстины, после чего с облегчением выдыхала:
- Поблазнилось… Вот, девка, гляди, доживешь до моих лет, тоже глаза видеть перестанут, да что ль?
И выученица снова кивала: "Да".
Диво, но именно эти ничего не значащие разговоры диковинным образом исцеляли издерганную душу Лесаны. Ей мстилось, что она где-то далеко-далеко от Цитадели, от креффов, от обучения. И сердцу становилось легче.
Нурлиса запретила девушке выходить из коморки, отпуская ее только в мыльню, да и то неизменно тащилась следом. Бабка шла якобы прибраться в раздевальнях, но Лесана была благодарна ей за чуткую опеку, за то, что своим присутствием болтливая старуха разгоняла черный ужас, занозой засевший в груди.
Даже еду бабка приносила выученице сама, не позволяя подниматься на верхние ярусы Цитадели:
- Нечего шастать. Знаю я вас, уйдешь, кобылища, так тебя и видели, потом до ночи не докличешься…
Девушка в ответ молчала. Эта грубоватая забота согревала ее, как жарко пышущая печь. Может, потому Лесану не тянуло из темной коморки к людям? Тело по-прежнему болело. Ходить и уж, тем паче, сидеть было невмоготу, а послушнице не хотелось, чтобы Донатос видел ее унижение, как она, с трудом переставляя ноги, бредет в трапезную и неловко усаживается за стол. Как бы и парни не углядели, не начали насмешничать, выспрашивать, далеко ли она на жеребце без седла скакала…
Вечером, когда уставшая помощница прилегла на лавку, Нурлиса, наконец, захлопнула последний сундук и сказала:
- Завтра чесноку притащу. Перебрать надо.
Девушка кивнула, мысленно припоминая, когда последний раз она делала вот такую немудреную бабскую работу?
- Вялая ты, - заметила бабка и осторожно сказала: - Тебе бы к целителям…
Лесану передернуло.
Ни за что!
Рассказать о позоре своем? Мужиков до женского допустить? Уж лучше перетерпеть. Послушница задумалась. Накануне она лечила разбитое лицо Даром, но так ведь и в обморок без сил потом провалилась.
Нурлиса, поняв, что уговорить выученицу не удастся, кряхтя и бормоча, полезла на печь.
А девушка лежала в темноте и размышляла. В тот раз, когда она исцеляла синяки и разбитый нос, то обрушила на себя Дар, словно ушат воды. Но ведь можно не лить его потоком, а позволить сочиться по капле.
Лесана снова подняла руку. В кромешной тьме было видно, как ладонь охватило слабое голубое мерцание. Мягко девушка опустила ладонь на живот и закрыла глаза. Слабое покалывание родилось под кожей и рассыпалось по телу колючей волной. Боль стала глуше, словно бы отдалилась на полшага. В печи громко затрещало полено, послушница вздрогнула, зевнула, повернулась на бок и закрыла глаза. В эту ночь она спала без сновидений.
* * *
Седмица, проведенная в царстве Нурлисы, исцелила Лесану. Не видя никого, кроме сварливой старухи и целые дни проводя в жаркой темноте, девушка словно отдохнула душой. Мир и покой воцарились в сердце, которое за полтора года отвыкло от заботы, и которому ворчливая бабка снова напомнила, что бывает в жизни людей такое, когда их опекают, берегут, жалеют…
Но, увы, все заканчивается. Закончилась и поденная работа выученицы. Пришла пора подниматься наверх, к солнцу, к новому наставнику, к занятиям и остальным послушникам… к Донатосу. И хотя сердце по-прежнему обмирало от страха, а душа трепетала, отвращение к себе и пустота в мыслях исчезли. А с остальным… с остальным надо было просто жить. Иного не предлагалось.
Дарен оказался наставником вспыльчивым и гневливым. Супротив насмешливого, но всегда спокойного Клесха, он казался Лесане бешеным. А может, она просто размякла за последние дни?
Крефф по два раза ничего не объяснял, а затрещины отвешивал с завидным постоянством. Бил не больно, но обидно.
- Ты можешь быстрей шевелиться? - рявкал он на вяло топчущуюся Лесану. - Долго хороводы водить будешь? Нападай! Нечего тут кружить.
И в сердцах махал рукой.
- Чего только Клесх с тобой возился? Дар едва теплится, а сама как скаженная. Тьфу.
Выученица вытерла дрожащей рукой потный лоб. Крефф совсем ее загонял, словно хотел вызнать - где предел ее терпению и силе. Но девушка не оправдывала его чаяний. Это вызывало досаду у наставника, а у парней-соучеников - недоумение. Вьюд, выдергивая в очередной раз послушницу из сугроба, спросил вполголоса:
- Ты чего? Захворала что ли? Еле ноги волочишь.
Пришлось отводить глаза и бормотать, что устала.
Парень посмотрел задумчиво, но расспрашивать не стал. Мало ли, чего там Нурлиса ее работать заставляла… С этой старой ведьмы станется держать всю седмицу на воде и хлебе да заставлять вкалывать, как лошадь.
- Сходитесь! - тем временем махнул варежкой крефф, и Лесана мысленно застонала.
Еще одной сшибки ей не вынести. Нет у нее сил. Да и откуда им взяться, ежели при одной мысли о том, что сегодня придется ночевать в своем покойчике - живот скручивает от ужаса? Нурлиса сказала - Донатос больше не придет, но… что если ошиблась старая?
Сегодня, спеша на урок, девушка столкнулась со своим мучителем в коридоре Цитадели. По счастью крефф был не один, а шел куда-то, беседуя с наставником целителей - Рустой. Колдун посмотрел на послушницу мельком, может, и не заметил вовсе. Но даже от вскользь брошенного взгляда льдистых глаз Лесана обмерла и споткнулась на ровном месте. Сердце заколотилось бешено, и ноги ослабли. Выученица забыла, что она - ратник и снова превратилась в перепуганную до смерти девку.
Какие уж тут уроки! Ей и притворяться особо не приходилось. При одной мысли о грядущей ночи силы покидали, а рассудок заходился от ужаса.
- Что? Что ты стоишь столбом, дура бестолковая, Встрешник тебя раздери! - резкий окрик Дарена выдернул несчастную из ее переживаний, возвращая к жизни.
Она опять пропустила удар. Деревянный меч Вьюда полетел навстречу, девушка пригнулась, уходя от удара, припала на колено, но поехала в утоптанном снегу, неуклюже заваливаясь на бок. Попыталась удержаться, да вместо этого растянулась посреди двора, всем весом рухнув на подвернутую ногу.
От ослепительной боли перехватило дыхание, и Лесана скорчилась, понимая, что сломала кость.