Панибратски положил мне руку на плечо и повел по тропинке вдоль реки. Прочь от города. В кукушоночьей ауре не ощущалось ни робости ни трепета, ничего того что так помогало мне ночью. Я как-то растеряла все свои заготовленные монологи. Теперь идея пригрозить адским псом не казалась мне удачной.
- Ну? - подтолкнул Кукушонок. - Чего тебе от меня надобно?
- Помощи.
- Какой-такой?
- Обыкновенной. Рыбы купить, отвезти ее на остров. Рассказать мне, что в городе происходит. Держать язык за зубами, конечно. Ничего такого сверхъестественного. Ничего, кроме обычных услуг.
- Угу, - задумался парень.
- Я бы наняла тебя.
- Опять золото сулить будешь?
- А какую плату ты потребуешь?
Он помолчал для значимости.
- Правду.
- И все?
- Правду, но чтоб не только на словах, но и на деле. Я сказки-то знаю, и как ваша братия горазда передергивать деловые соглашения тоже знаю. Наслышан, барышня хорошая. Так что вот. Ты знаешь, чего я хочу.
Здрасте, приехали. Записал меня в какую-то "братию"…
- Я знаю, что ты хочешь поглядеть на мантикора.
- Ну так!
- И все? А если я тебя просто найму? За деньги?
- Которые на следующий день превратятся в хлам?
- Которые как были золотом, так и останутся. Вот это, Ратер, истинная правда. Настоящие деньги. Только старинные. Тот самый знаменитый клад.
- Тогда мантикора мне не видать?
- Зато по золотой авре каждую неделю, Ратер. Купишь все, что только пожелаешь. Поможешь семье. Не будешь больше горбатиться на этом пароме, купишь дом в городе, купишь большой корабль, наймешь команду, поплывешь куда-нибудь в Андалан, а то и к Полуденным Берегам, привезешь оттуда ковры, виноградное вино, слоновую кость… Ратер, ты же парень разумный и дальновидный. С твоей головой, да с деньгами…
Кукушонок остановился. Повернулся ко мне. Янтарные глаза его потемнели.
- Вот и найми кого-нить другого! У кого при виде золота ухи затыкаются, глаза закрываются, и мозги отшибает начисто. Он те за золото пятки лизать будет. А я не из таковских, я свое сам заработаю. Мне твоих подачек даром не нать!
- А тебя куда девать прикажешь?! Ты знаешь уже слишком много!
Он засмеялся:
- Под воду. Камень на шею - и в реку.
- Да ты что? - я остолбенела, - Ты… соображаешь, что говоришь?
Он смерил меня скептическим взглядом.
- Да ты утопленница ли? Кто вчера меня стращал - на дно, мол, утащу…
- Не знаю… - я опустила голову, - Не знаю, Ратер. Меня связали по рукам и ногам, заткнули рот и бросили в Нержель. С одного из причалов там, в порту. Во время прилива.
Пауза. Мы молчали, стоя друг напротив друга на прибрежной узенькой тропинке. Ратер смотрел куда-то вбок. Я проследила его взгляд - он разглядывал наши длинные тени, что легли на косогор, головами почти касаясь идущей поверху большой дороги.
- Я поспрашал сегодня… - каким-то хриплым голосом заговорил, наконец, Кукушонок, - Поспрашал батьку… топили ли ведьм в наших краях?
- Ну? - я вскинула голову.
- Баранки гну. Он сказал - было дело. Пару раз топили. Пару раз жгли. По ловле ведьм у нас псоглавцы мастаки. Так что берегись.
- Кто это - псоглавцы?
- Че, не знаешь? И впрямь, дикая ты. Монахи это, перрогварды. А что до ведьм - батька как принял на грудь пинту имбирного, так и попомнил. Громкое, говорит, было дело. Вместе со всеми смотреть бегал. Леста Омела, сказал, ведьму кликали. Леста Омела, вот как.
- Вот как… - эхом повторила я. - Ратер, а он… что рассказывал? Поподробнее.
- Ну че, говорит, стоял в толпе вместе со всеми. Он тогда младшее меня был, пацаненок почти. Работал в коптильне, сбежал посреди дня, любопытно, вишь, ему стало, что это за испытание водою такое. Ерунда, говорит, связали девку и бросили в воду, и еще ждали - всплывет, не всплывет? Багры приготовили, потом по тростникам долго шарили, ничего не нашарили… Слышь, давай присядем. Вот здесь, на травке, - он скинул безрукавку и расстелил ее на склоне. - Садись.
Я села, он устроился рядом, согнув одно колено, а вторую ногу вытянув поперек тропинки.
- Ну вот так как-то. - Кукушонок взъерошил пальцами траву, будто собачью шерсть. - Батька говорит, шуму было много, да и выпороли его потом крепко, вот и запомнил. А так, говорит, смотреть не на что. Вот когда жгут - это да, это зрелище. Или на Четверговой Площади когда закон чинят. Тоже зрелище. А это, говорит, курям на смех…
- Разочаровался твой батька, стало быть. Холера! Даже обидно!
- Он говорит, эта Леста Омела королеву покойную спортила, и через то королева сама ведьмой заделалась.
- Какую королеву? - подскочила я.
- Королеву Каланду, мир ее праху.
- Каланда не умерла! Она исчезла, и… и…
- Эту байку я уж сам слыхал, ее в городе все знают. Рассказывают, королева Каланда пропала как-то на три дня, а как ведьму, что ее спрятала, потопили, вернулась. В целости и сохранности. Только чудная какая-то вернулась. Она и до того, говорят, своевольная была, а тут волшбой, говорят, занялась, заклинания всякие распевала, с демонами вожжалась… Псоглавцы ничего не могли поделать - королева она, да и своя, андаланка, что ни говори… и старый король любил ее очень…
- А дальше что? - я смотрела ему в рот. Меня аж трясло от волнения.
- Что дальше? Дальше - все как у людей. Родилась душа наша принцесса Мораг, цветок благоуханный. И оказалась похлеще маменьки. Говорят…
Тут он резко замолк, словно прикусил себе язык. Я заерзала рядом.
- Что говорят? Рассказывай!
- Да враки это. Народ приврать любит.
- Ты рассказывай, а там разберемся. Рассказывай, Ратер!
- Говорят… что она… ну… чертовка. Что королева ее не от короля своего родила. Не знаю… вранье это… Принцесса, конечно, выродок… - он сморщил облупленный нос, - ехендра, хотел сказать…
- Энхендра, - поправила я. - Дети высоких лордов, не отмеченные дареной кровью, называются энхендро.
- Я и говорю - ехендра. Крови дареной в ней не видать совсем… Мастью не вышла. В мамку она пошла, принцесса наша, смуглявая такая. А чудищ среди высокородных и без нее хватает. Старый Даллаверт, сказывают, кровь младенческую пьет, аки упырь… Вальревен вилланов своих собаками травит…
- А что Каланда?
- Королева Каланда потом наследника супругу родила, нынешнего короля нашего, Нарваро Найгерта. И померла через это. Кровью, говорили, истекла.
- Каланда… умерла?
- Давно уже. Лет двадцать тому. А то и поболе. Эй, ты что? Да ты что, эй!
Блики на воде слились в золотое полотно, султанчики камышей размазались и провалились в золото. Я сделала несколько глубоких вздохов, перемогая давление в груди.
- Ты что это… барышня? Реветь затеяла? Чего реветь, она ж давно померла… давно! У нее дети взрослые! И король наш старый, Леогерт Морао, он тоже помер… ну, помирают люди, что же делать… Столько лет прошло, сама подумай. Эй!.. Смотри-ка, ревет, что твоя белуга… Эй! Да хватит же! Ты что, вправду в подружках у нее ходила, у королевы нашей? А батька говорил - все как раз думали, ты ее со зла спортила, сглазила. Что ежели бы тебя не потопили, колдовство твое черное не раскрыли, не вернулась бы она никогда.
Я наконец взяла себя в руки. Вытерла нос рукавом. Да, потери. Потери. Что ты хотела? Заявится в замок - "Каланда, это я, твоя араньика!" Парень прав - время идет. У нее дети… посмотреть бы на них. Хоть издали.
- Слышь, - Кукушонок встряхнул меня за плечо, - Слышь, а где же ты была все это время? Сейчас только всплыла, что ли?
- Вроде того, - буркнула я, хлюпая заложенным носом.
- А мантикор откуда взялся?
Опять за свое. Кто о чем, а вшивый про баню.
- Там, на острове… На Башне на Стеклянной… озеро есть…
- Нет там никакого озера.
- Внутри. В скале. Озеро. С мертвой водой. Он там лежит. В мертвом озере.
- Мертвый?
- Да нет! Спящий.
- Ааа… - Кукушонок моргнул, - И что?
- Что?
- Ты-то там как оказалась?
- Колдун один меня к мантикору приставил. Велел заботиться. Я и забочусь.
Кукушонок нагнулся ко мне и просительно заглянул в лицо: