Он не ответил. Похоже, он уже спал. Костер догорал, вокруг стояла такая темнота… Кто-то там жил, за всеми этими деревьями.
Не то, чтобы мне было очень страшно, но меня била дрожь. Слишком уж все было непривычно. До того непривычно, что я до сих пор сомневалась в собственном рассудке. Лошади во тьме фыркали и переступали с ноги на ногу. Видимо, я все-таки, оказалась в загробном мире - при своем черном пальто и ворованных офицерских часах. Как могут люди обходиться без письменности? И как мне сладить с чужим языком? Что я вообще тут буду делать?
На этой последней мысли я и заснула.
2.
Проснулась я от холода. На самом-то деле, здесь было не столько холодно, сколько сыро - перед моим лицом качались ветки папоротника - на каждом перистом листе висела капля воды. Я смотрела, как в них преломляется серо-зеленое утро и боялась пошевелиться - все это великолепие тут же стекло бы мне за шиворот. Наконец, я вывернулась и села. Водопад все равно обрушился, но уже мимо. Хаарта видно не было, хоть рюкзак и валялся на прежнем месте. Предоставленная самой себе, я занялась всякими насущными вопросами, но, когда через полчаса он не появился, почувствовала себя неуютно. Может, мне нужно проявить инициативу и разжечь костер? Вряд ли у меня что-нибудь получится, в такой-то сырости. Может, он вообще ушел? Я перелезла через ствол поваленного дерева - обе лошади были тут, в зарослях какого-то кустарника. Казалось, я притерпелась к этой невероятной ситуации - теперь меня в основном беспокоили всякие неприятные мелочи - собственно, то, что и составляет жизнь - что одежда отсырела, что все мышцы после верховой езды с непривычки сводило судорогой, что хорошо бы поесть и выпить чего-нибудь горячего. Я уже понимала, что раз они тут не читают, не пишут, то и живут в дикости - каких-нибудь землянках? Где нужно таскать воду из колодца и бегать на двор? У нас таких мест тоже хватало - ничего хорошего нет в этой близости к природе, ей-Богу.
Кусты затрещали. Я уже напряглась, готовясь в случае чего отскочить в сторону, но это вернулся Хаарт. Через плечо у него была перекинута холщовая торба - что-то в ней было.
- А костер ты не додумалась разжечь. - сказал он недовольно.
Я виновато промолчала. Чувствовала я себя на редкость бесполезным созданием, ну, да это дело обычное.
Он бросил мешок на землю и занялся костром. Минут через пять огонь у него уже разгорелся - интересно, сколько мне бы понадобилось на это времени? Он вытащил из мешка флягу - по-моему, это была обычная армейская фляга, укрепил котелок над огнем и налил в него воды. Потом высыпал из мешка на землю корни, по-моему.
Я на всякий случай спросила:
- Что это?
- Наш завтрак, - сказал он.
И закопал этот самый завтрак в раскаленные угли.
- К вечеру мы будем дома, - сказал он, - если не будем останавливаться по дороге. Так что ешь как следует.
Я не представляла себе, как опять сяду на лошадь - у меня болела спина и ноги. Но на меня напал какой-то тоскливый страх, я боялась сказать хоть что-то.
Поэтому, я молча поела эти штуки, которые он веткой выскреб из огня; выпила горячий чай - на этот раз это оказался нормальный чай, он его высыпал в котелок из жестяной банки - и почувствовала себя лучше. Корни были по вкусу и похожи на печеные корни - ничего особенного. Потом он загасил костер, собрал свое хозяйство и сказал:
- Поехали.
Я оседлала лошадь, опять же, молча. Так мы и двинулись дальше в полном молчании.
Сведенные судорогой мышцы спустя какое-то время перестали болеть - я их просто не чувствовала. Руки занемели - я механически балансировала на лошади, поднимаясь и опускаясь в такт повторяющимся толчкам. Когда Хаарт переводил свою лошадь в шаг, я просто повисала в седле - не было сил разговаривать, смотреть по сторонам. Поэтому, я не сразу заметила, что мы уже выехали из леса.
Он не поредел - расступился как-то сразу и мы оказались на равнине. Бесконечная равнина - как до того бесконечный лес - зеленая, гладкая. Всюду, куда доставал глаз, расстилалась плоская изумрудная скатерть. Трава заглушала стук копыт - казалось, мы передвигаемся в каком-то странном сне. Я видела перед собой спину Хаарта - он не проявлял никаких признаков усталости - а ведь он-то ехал без седла. Самя я давно уже держалась на чистом автоматизме - я перестала соображать, я принимала этот мир таким, каким он казался - бесконечное зеленое море, ни одного человека поблизости, ни строения, ни даже дерева - трава и трава, и низкое бессолнечное серое небо.
Хаарт пару раз обернулся, поглядел на меня, но ничего не сказал. Лошади какое-то время шли шагом, потом он поднял свою в галоп - стало еще хуже, потому что трава подо мной слилась в сплошной ровный убаюкивающий поток, я ныряла в этих волнах не чувствуя своего тела, ни страха, ни удивления - ничего. Я все ждала, когда же это кончится, но равнина не имела предела, горизонт все время отодвигался, пряжка подпруги натерла мне ногу - единственное разнообразие в этом монотонном движении - впрочем, разнообразие не слишком приятное. Наконец, лошади пошли шагом и я поняла, что мы поднимаемся в гору. Очень пологий подъем - холм (если это был холм) ничем не выдавал себя, спрятанный под тем же зеленым покровом, подъем был почти незаметен, и, наконец, в меркнущем вечернем свете я увидела перемену в пейзаже - передо мной стоял дом. Он вырос как-то сразу, ничто не предвещало его приближения, но это был действительно дом, он был окружен оградой - массивной серой оградой из какого-то похожего на бетон материала. Ограда гораздо выше человеческого роста, а сам он выше этой ограды - наверное, потому, что стоял на верхушке холма. Настоящий добротный дом - никакая не землянка, не хижина, ничего подобного, - двухэтажный, с наружной лестницей, ведущей наверх, с покатой крышей. Верхний его этаж сложен из бревен, а нижний - цокольный - из массивных серых камней. Окна захватывали оба этажа - они были высокими, но довольно узкими и, в последнем рассеянном свете, я увидела, что в некоторые из них вставлены разноцветные стекла.
Мы свернули и поехали шагом вдоль ограды - в ней обнаружились массивные ворота, снаружи заложенные деревянным брусом.
Хаарт спрыгнул с лошади, передвинул брус и створки ворот распахнулись - он завел лошадь, а я въехала следом за ним. Двор за оградой был более менее обычным двором - я увидела конюшню, какой-то сарай, стог сена…
Я слезла с лошади, расстегнула подпруги, стащила седло и села на землю, так и держа седло в руках. Хаарт перехватил повод и отобрал у меня седло.
- По крайней мере, ты не сбила ей спину - сказал он.
Он увел лошадей, а я добралась до крыльца и присела на ступеньку - доски были сухими и теплыми. Я не сделала никакой попытки подняться даже когда Хаарт вернулся и отворил двери в дом - они тоже были заперты лишь на наружный засов. Ему пришлось прикрикнуть на меня и я поднялась, цепляясь за перила.
Внутри было темно - дверь за нами захлопнулась и мы оказались в узком коридоре, потом Хаарт прошел в такую же темную комнату. Я слышала, как он возится там, зажигая свет. Вскоре на пол коридора легла желтая полоска и я увидела, что он сложен из массивных каменных плит. По этой светлой дорожке я и прошла в комнату.
Она занимала весь нижний этаж и служила, видимо, одновременно гостиной и кухней. В дальнем углу стояла плита - она топилась дровами, которые были аккуратно сложены рядом. Но тут же находилась какая-то вполне современная раковина - хоть и довольно непривычного вида, к ней были подведены трубы - какие угодно, но только не металлические. На полках темного дерева стояла всякая кухонная утварь, а посреди комнаты располагался здоровый деревянный стол - его темная поверхность матово отсвечивала.
Мебели было немного, но она была добротная, надежная, а каменные плиты пола были застелены тростниковыми циновками. Не будь я полутрупом, мне бы тут понравилось.
Хаарт сказал:
- Если ты поднимешься по этой лестнице, то там есть ванна. Вода теплая.
Фонарь, который он держал в руке, отбрасывал резкие тени, отчего лицо его казалось суровым и невыразительным - темные ямы глаз, темные впадины под скулами. Свет был странный - не огонь и не электрическая нить накаливания - неяркое ровное сияние, исходящее из матового шара. Шар качался в плетеной веревочной сетке - точно поплавок на волнах.
- Откроешь шкаф в коридоре, там есть какая-то одежда. Посмотришь, что тебе подойдет.
Шкаф с одеждой стоял на верхней площадке лестницы - вернее, он был вмонтирован в стену. Порывшись в нем, я нашла рубашку и полотняные штаны - велики, но, если перетянуть потуже и подвернуть штанины, то - ничего.
Следующая дверь действительно вела в ванную - довольно тесную, но вполне цивилизованную - ванна была утоплена в пол и к ней были подведены те же странные трубы. Краны были тоже какие-то непривычные - и я порядком помучилась прежде, чем мне удалось пустить теплую воду. Откуда бралась эта теплая вода, я так и не поняла - тут ведь не было ни электричества, ни центрального отопления. Под потолком пролегала изогнутая стеклянная трубка - она слабо светилась.
Залезть в теплую ванну после того, как два дня подряд промаешься верхом на лошади - высшее блаженство. Когда я вылезла и переоделась, то уже чувствовала себя лучше и была способна хоть как-то соображать. Беда только в том, что проку от этой способности все равно не было - воображение мое все время буксовало - я так и не могла понять, где я оказалась. Это само себе здорово сбивало с толку, но еще хуже, когда не знаешь, как себя держать - вероятно, мне следовало проявить какую-то благодарность…Поди знай, до какой степени.
Когда я спустилась вниз, за окнами было уже совсем темно.