Усмешка на лице молодого матроса быстро угасла. Восхищению зрителей не было предела. Мне и еще двоим-троим наблюдавшим удалось заметить, как Тина, прижав своим локтем запястье парня, там, где на нем был надет браслет, ловко стащила его, когда тот убирал руку у нее с талии, но большинство зрителей были просто ошеломлены.
Мы дружно аплодировали таланту Тины.
Смущенно улыбаясь, молодой матрос надел на руку браслет и поспешно вернулся на свое место.
- Хозяин! - крикнула ему вдогонку Тина. Он удивленно поднял на нее глаза.
- Ваш кошелек! - Она бросила ему тяжелый кожаный кошель.
Зрители взвыли от восторга.
- Отвязать кошель часто бывает очень непросто, - заметил я девушке.
- Верно, - согласилась она и, кинув на меня быстрый взгляд, рассмеялась. - Но ремешки на кошельке можно и перерезать.
Я горько усмехнулся, вспоминая свое первое знакомство с этой девушкой на причалах Лидиуса и то, чем оно оказалось примечательным.
- В тот день Римм был так добр, - сказала Тина, - что позволил мне разжиться у него самым острым бритвенным ножом.
Римм нахмурился.
- Если он разрешит мне воспользоваться своим новым приобретением, я покажу, как это делается.
Римм вытащил из кармана короткий, слегка изогнутый бритвенный нож и протянул его Тине. Девушка быстро отсоединила узкое лезвие от деревянной складной рукояти и коротким шнурком привязала его между указательным и средним пальцами правой руки. Находясь в свободном состоянии, пальцы надежно скрывали лезвие ножа, а когда рука сжималась в кулак, конец лезвия выступал наружу.
- Хозяин, - обратилась ко мне Тина.
Не дожидаясь ее просьбы, я быстро поднялся на ноги и направился к ней, стараясь все время держаться начеку, чтобы не оплошать и на этот раз. Но еще до того, как я остановился напротив нее и приготовился выслушать ее указания, она протянула мне мой кошелек с уже перерезанными ремешками.
- Отлично, - произнес я, чертыхаясь в глубине души.
Я связал обрывки ремешков и снова подвесил кошель на пояс.
- И ты уверена, что сможешь проделать все это еще раз? - спросил я.
- Возможно. Не знаю. Ведь теперь вы начеку. Она на мгновение приблизилась ко мне. Я взглянул на кошелек. Ремешки, стягивающие его горловинку, оставались нетронутыми.
- Да, не удалось, - посочувствовал я ей.
- Ну почему же, - усмехнулась Тина и протянула мне на ладони все содержимое моего кошелька.
Я рассмеялся. Она перерезала донышко кошелька, и все монеты высыпались ей на ладонь. А пока я принимал у нее свои деньги, девушка второй рукой подала мне и уже срезанный кошелек.
- Да, вот почему рабыням и не позволяют брать в руки оружие, - покачал я головой.
Тина вернула Римму бритвенный нож. Мы искренне аплодировали ее способностям.
- Садись, - сказал я ей. - Ты действительно мастер своего дела.
- Спасибо, хозяин, - радостно ответила она и послушно опустилась на песок.
Да, эта девчонка оправдала мои ожидания.
- Турнок, дай ей вина, - распорядился я.
Матросы одобрительно загудели.
- Хорошо, капитан, - ответил Турнок, с опаской приближаясь к девушке. - А ну-ка, руки за голову! - скомандовал он, стоя рядом с ней с кувшином в руках. - И повернись ко мне спиной!
Девушка, хотя и с удивлением, повиновалась. Турнок быстро завязал ей руки тонким кожаным шнурком и, накинув пару петель на шею девушке, завязал конец ремешка у нее на запястьях.
- Ну вот, - прогудел Турнок, - теперь я буду чувствовать себя спокойно. И руки твои будут все время на виду.
Обезопасив себя таким образом, он запрокинул голову рабыни и, подняв кувшин, стал лить вино прямо в ее раскрытые губы.
Я обернулся к молодому матросу, тому самому, с красивым браслетом на руке:
- Отведи ее к частоколу и посади там где-нибудь на цепь.
- Да, капитан, - ответил он.
- И позаботься, чтобы ей там ночью было не слишком одиноко, - посоветовал я.
- Как это? - не понял парень.
- Мне кажется, ты произвел на нее впечатление, - пояснил я. - Постарайся, чтобы за ночь она в тебе не разочаровалась.
- Постараюсь, - расплылся матрос в улыбке. - Спасибо, капитан!
Тина бросила на меня благодарный взгляд и, обернувшись к парню, потянулась к его губам. Матрос подарил ей короткий поцелуй, и они исчезли в густой темноте у внутренней стены частокола.
Римм поднялся на ноги и широко зевнул. Он положил руку Каре на плечо и тоже увел ее от костра.
Матросы у костра продолжали прикладываться к кувшину с вином и вполголоса разговаривать.
Шира настолько осмелела, что позволила себе положить руку мне на плечо. Я постарался придать строгость своему взгляду и выразить им все, что хотел ей сказать. Она покорно уронила голову и отстранилась.
Мы долго беседовали с Турноком, стараясь предусмотреть все возможные варианты развития событий после моего ухода в лес и решить проблемы, связанные с обустройством жизни в лагере на время моего отсутствия.
Дрова в костре догорали, и часовые на постах успели смениться, а мы все не могли закончить разговор, боясь упустить что-нибудь важное.
Стояла глубокая ночь. Звезды ярко сверкали на черном горианском небе. Три взошедшие луны сейчас были особенно прекрасны. Матросы давно спали, расстелив на песке покрывала и укутавшись в плащи и накидки.
Воды реки с тихим мерным журчанием неторопливо катились мимо нашего погрузившегося в сон маленького лагеря, чтобы в двух сотнях пасангов отсюда влиться в бескрайнюю блистательную Тассу.
Лес продолжал жить своей ночной жизнью, и до наших ушей доносились крики птиц и рев слина, от которого кровь стыла в жилах. В такие мгновения было особенно приятно бросить взгляд на возвышающийся рядом черной громадой корпус "Терсефоры", под защитой которого я чувствовал себя в безопасности.
Вдруг от тени, отбрасываемой бортом корабля, отделилась небольшая тень, двинувшаяся по направлению ко мне. Вскоре на ней уже можно было различить короткую тунику рабыни, а еще через мгновение отблеск костра упал на металлический ошейник.
- Привет, Шира, - бросил я подошедшей девушке.
- В лесу вы заставили меня нести на себе мешок с товарами для обмена, - начала она. - После этого вы надели на меня наручники и отправили одну в самую чащу, где охотятся слины и пантеры. Женщины Вьерны нанесли мне множество оскорблений, меня высекли.
- Ты - рабыня, - пожал я плечами.
- Я вас ненавижу! - воскликнула Шира.
Я взглянул ей в лицо.
- Вы заставляете меня учиться готовить пищу, шить одежду и даже гладить! - продолжала она.
- Ты - рабыня, - повторил я.
- А сегодня вечером я вообще принуждена была прислуживать вам за ужином! - Она кипела от негодования. - Вы заставили меня служить вам как какую-нибудь рабыню из пага-таверны!
- Чей на тебе ошейник? - спросил я. Девушка молча отвернулась.
- Разве он не означает, что ты - моя рабыня?
Она сжала кулачки. Стояла такая тишина, что слышно было, как шумит вода в реке.
- Зачем вы купили меня? - не выдержала Шира.
- Чтобы ты помогла мне в осуществлении определенных планов, послужила, так сказать, орудием в достижении намеченной мной цели.
- И моя роль уже сыграна?
- Да.
- Значит, теперь вы снова можете продать меня? - прошептала она.
- Или убить, - добавил я.
- Да, или убить, если это доставит вам удовольствие.
- Правильно. Но я торговец и не люблю нести убытки. А за тебя я заплатил три монеты золотом и пять серебряных тарсков.
- Я не вещь! Не какое-нибудь животное! - закричала она.
- Вот именно, вещь. Ты - моя собственность. Как могло быть моей собственностью какое-нибудь животное. Ведь ты - рабыня.
- Да, я - рабыня! - разрыдалась она. - Рабыня! Рабыня!
Я не сделал попытки ее утешить: утешение - не для рабов.
- А на невольничьем рынке в Лидиусе, когда вы увидели меня прикованной цепями к металлическому штырю, - с вызовом спросила Шира, - вы тоже думали только о своих планах?
- Нет, - признался я.
Она дерзко взглянула мне в лицо.
- И твой поцелуй, когда я пробовал твои губы там же, на невольничьем рынке, тоже не оставил меня равнодушным, - добавил я.
- А в трюме, когда вы использовали меня после клеймения?
- Да, и это мне тоже понравилось.
- Так неужели все, что было между нами, ничего для вас не значит?
- Абсолютно.
- Ну, значит, я действительно всего лишь жалкая, ничтожная рабыня, - горестно заключила она.
- Совершенно верно, - подтвердил я.
Сейчас, в лунном свете и отблесках догорающего костра, Шира казалась особенно привлекательной. Прав был продававший ее на невольничьем рынке в Лидиусе владелец: она красива. И принадлежит мне.
- Сегодня вечером, - продолжала девушка, - я прикоснулась к вашему плечу. - Она низко опустила голову. - Вы не представляете, чего мне это стоило. Несколько ан я боролась сама с собой, но так и не смогла удержаться. Я прикоснулась к вам, но ваши глаза были такими чужими, такими холодными.
Я не ответил.
- Я больше не женщина-пантера. - Она подняла глаза и, к моему удивлению, добавила: - И не хочу ею быть.
Я молчал.
- Там, в трюме, вы научили меня, что такое быть настоящей женщиной. - Она снова уронила голову. - Вы заглянули в самые далекие тайники моего тела, моей души, не оставив ничего, что могло бы принадлежать мне, кроме разве что моей покорности.
- Женщине в ошейнике и не позволяется иметь ничего своего, - ответил я.
Она злобно взглянула на меня.
- А тебя разве еще не пора заковывать в цепи на ночь? - спросил я.