- Царствующие Жрецы отняли у меня Талену, - глядя на Самоса в упор, напомнил я хмуро.
Тот не поднимал глаз от доски.
- Когда в игре решаются судьбы миров, - заметил он, - люди значат не слишком много. Лучше бы тебе оставаться в Порт-Каре.
- Насколько мне известно, - сказал я, - она захвачена этой разбойницей, Вьерной, и ее держат где-то в северных лесах, хотят использовать в качестве приманки для Марленуса, который, как предполагают, готов пойти на все ради ее спасения. - Я поднял глаза от доски. - Ты, наверное, знаешь, что некогда в одной из охотничьих экспедиций Марленусу удалось поймать Вьерну и нескольких ее девушек. Он посадил их в клетки и выставил на всеобщее обозрение, как добытые трофеи. Потом им удалось бежать, и они поклялись отомстить.
- Лучше бы тебе оставаться в Порт-Каре, - заметил Самос.
- Талену держат в рабстве в северных лесах, - снова повторил я.
- Ты все еще ее любишь? - Самос посмотрел мне в глаза.
Я был поражен.
Все эти долгие годы воспоминания о Талене - удивительной, неповторимой девушке - продолжали жить в самых глубоких, не доступных никому другому тайниках моего сердца. Они не давали мне покоя, снова и снова возвращая меня в снах то в поля неподалеку от Заболоченных Лесов, к югу от Ара, то в караваны Минтара, то в лагерь Па-Кура, то в залитый светом ламп Ко-ро-ба, когда мы с ней, переплетя руки, осушали чашу свободного содружества. Как же я мог не любить ее, подарившую мне первую, самую прекрасную любовь в моей жизни?
- Ты любишь ее? - повторил Самос.
- Конечно! - пылко воскликнул я.
- Прошло уже столько лет, - с сомнением произнес Самос.
- Это не имеет значения, - пробормотал я.
- Сейчас вы оба, наверное, уже не те, что раньше.
- Обсуждая эти проблемы, мы можем дойти до меча, - хмуро предупредил я.
- Если ты считаешь это уместным, - ответил Самос, - изволь: я готов.
Сдерживая недовольство, я опустил глаза.
- Возможно, тебе гораздо важнее образ любви, а не сама женщина, - продолжал Самос, - память, а не человек.
- Тот, кто не познал любви, не вправе о ней судить, - огрызнулся я.
Самоса, казалось, замечание не задело.
- Возможно, - пожал он плечами.
- Твоя очередь ходить, - постарался я отвлечь его.
Он склонился над доской.
Я окинул взглядом зал. В нескольких ярдах от нас, опустившись на колени и пятки рядом с бронзовым двуручным кувшином, замерла рабыня в коротком шелковом одеянии, ожидая, когда снова сможет нам услужить. Это была хорошенькая черноволосая девушка. Она украдкой посматривала на закованного в цепи мужчину и, откинув назад голову, кокетливым движением убирала волосы со лба. Тот, стоя на коленях между двумя стражниками, не сводил с нее глаз. Девушка в очередной раз бросила на него взгляд, усмехнулась и отвернулась с высокомерной скукой на лице. Я физически ощутил, как сжались в кулаки скованные за спиной руки мужчины.
- А как насчет Телимы? - спросил Самос.
- Она меня поймет.
- У меня есть сведения, что на следующий день после твоего отъезда из дома она вернулась на болота.
Я вскочил на ноги. Все вокруг меня поплыло как в тумане.
- А чего же ты ждал? - поинтересовался Самос.
- Почему ты не сказал мне сразу? - воскликнул я.
- А что бы ты сделал, даже если бы узнал об этом раньше? Посадил бы ее на цепь у своей постели?
Я был взбешен.
- Она гордая, благородная женщина, - заметил Самос.
- Я люблю ее, - пробормотал я.
- Тогда отправляйся на болота и отыщи ее.
- Я… я должен идти в северные леса, - запинаясь, возразил я.
Самос пожал плечами.
- Строитель - к книжнику убара, на шестую клетку, - сообщил он, передвигая высокую резную фигуру.
Я взглянул на доску. Пора было вплотную подумать о защите Домашнего Камня.
- Тебе придется выбирать между ними, - сказал Самос.
Я был вне себя от бешенства. Не в силах усидеть на месте, я зашагал по залу, меряя его из конца в конец. Шаги гулко зазвучали среди толстых каменных стен. Телима! Что она себе позволяет? Неужели не понимает, что я просто обязан сделать то, что собираюсь? Столько сил и трудов потратил я на то, чтобы построить в Порт-Каре дом Боска! Чтобы подняться на ту ступень, которую сейчас занимаю! Мое кресло в Городском Совете - среди наиболее почетных и уважаемых граждан Гора! Разве это не огромная честь - быть женщиной Боска, адмирала, торговца? А она в ответ позволяет себе такое! Норов свой показывает! Да как она посмела? И ведь знала, какое это вызовет у меня неудовольствие. Мое! Боска! Да и что могут предложить ей эти болота? Отказаться от золота, драгоценностей, одеяний и тонких вин, слуг и рабов, уюта и безопасности дома Боска ради одинокого прозябания на затерянном среди бескрайних болот острове?
Она что, вообразила, будто я брошусь за ней, начну умолять вернуться, терпеливо снесу весь тот спектакль, что она пожелает разыграть передо мной, пока Талена, некогда моя свободная спутница, будет, закованная в цепи, погибать где-то в диких северных лесах? Нет, со мной это не пройдет!
Пусть торчит на своих болотах, пока не завоет от тоски. Ничего, она еще приползет к ступеням дома Боска, она еще будет валяться у меня в ногах, заглядывая в глаза подобострастным взглядом, как домашний слин, провинившийся и вышвырнутый хозяином на улицу.
Однако в глубине души я знал, что Телима не вернется. Не вернется! Я едва мог сдержать навернувшиеся слезы.
- Что ты собираешься делать? - спросил Самос. Он сидел не отрывая взгляда от доски.
- Утром я отправляюсь в северные леса, - ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже.
- Терситус строит корабль, способный выйти за пределы известного мира, - по-прежнему не поднимая головы, продолжал Самос.
- Я больше не состою на службе у Царствующих Жрецов, - сказал я.
Отвернувшись к стене, я вытер глаза рукавом туники и повернулся к игральной доске.
Мой Домашний Камень находился в опасности. Однако я чувствовал в себе силы и уверенность. Я - Боск. Я тот, кто некогда был воином. И меч по-прежнему висит у меня на боку.
- Домашний Камень - к тарнсмену убара, на первую клетку, - сказал я, не наклоняясь над доской.
Самос передвинул фигуру на указанное место.
- Это и есть тот раб? - поинтересовался я у Самоса, кивнув в сторону коленопреклоненного между двумя стражниками мужчины.
- Хорош? - спросил Самос. - Подведите его ближе, - велел он стражникам.
Те, подхватив мужчину под руки, не давая подняться, волоком протащили его по каменным плитам пола и швырнули к нашим ногам.
Наблюдавшая за ним рабыня рассмеялась.
Мужчина расправил плечи. Он был горд. Это мне нравилось.
- Прическа у тебя необычная, - заметил ему Самос.
Рабыня снова залилась смехом.
Выбритая ото лба до затылка полоса на голове мужчины свидетельствовала, что он был пойман и продан в рабство разбойницами из северных лесов - женщинами-пантерами, как они себя называли. Находиться в рабстве у женщин, а затем, наскучив им, быть проданным кому-то еще считалось наибольшим позором, какой только может выпасть на долю мужчины.
- Говорят, только последние глупцы да слабаки, способные лишь прислуживать женщинам, могут попасть в рабство к пантерам, - произнес Самос.
Мужчина ответил ему хмурым взглядом. Я вновь почти физически ощутил, как сжались в кулаки его скованные за спиной руки.
- В свое время мне тоже пришлось быть в рабстве у одной женщины, - сказал я.
Он посмотрел на меня с недоумением.
- Ну, и как с тобой поступить? - спросил у него Самос.
Ошейник на мужчине был неснимаемый, что для мужчины-раба совсем не странно. Голову человека в таком случае кладут на наковальню и скрепляют металлическую полосу на шее толстой заклепкой.
- Поступайте как пожелаете, - ответил стоящий перед нами на коленях человек.
- Как ты стал рабом? - спросил я.
- Вы же видите, - ответил он, - попал в руки женщин.
- Как именно это произошло?
- Они напали, когда я спал. Я проснулся уже с ножом у горла. Меня заковали в цепи. Они чуть ли не соревнование устроили в том, как лучше надо мной поиздеваться. А когда им это надоело, отвезли меня, связанного и в наручниках, на безлюдный берег Тассы где-то у западной границы леса.
- Да, это обычное место свиданий с разбойницами, - сказал мне Самос. - Именно там один из моих кораблей подобрал и его, и других. - Он снова посмотрел на мужчину. - Ты помнишь, сколько за тебя заплатили?
- За меня отдали два стальных ножа и пятьдесят наконечников для стрел, - ответил человек.
- И целый стоун леденцов из кухонь Ара, - рассмеялся Самос.
- Да, - проскрежетал зубами раб. Девушка-рабыня захлопала от радости в ладоши.
Самос не стал ее одергивать.
- И как ты считаешь, - поинтересовался он, - какова должна быть твоя судьба?
- Рабская скамья на галере, - пожал плечами мужчина.
Гребные трюмы круглых галер Порт-Кара, Коса, Тироса и многих других "морских держав полны подобными несчастными, обреченными судьбой на пожизненное заключение на скамье рабской галеры, на работу веслом с утра до вечера, на горсть прогорклого гороха четыре раза в день и бесконечные побои и унижения.
- Что ты делал в северных лесах? - спросил я.
- Я разбойник, - гордо ответил мужчина.
- Ты - раб, - усмехнувшись, поправил его Самос.
Плечи мужчины поникли.
- Да, - пробормотал он, - я раб. Девушка-рабыня, прежде сидевшая на полу рядом с двуручным кувшином паги, поднялась на ноги, чтобы смотреть на стоящего на коленях мужчину сверху вниз.