А между тем я наблюдал в бинокль, как пикап с ценным грузом и три машины сопровождения уезжают. Потом загорелась раздербаненная фура. Азиатская хитрость, граничащая с глупостью – видно, думают, что так никто не заметит "недостачи". А это навряд ли…
"Сапатки" быстро собрали валяющееся на дороге пригодное оружие, снарягу и боеприпасы, потом погрузились на несколько "азиатских" джипов и пикапов (которые, что интересно, остались их дожидаться) и быстро свалили вслед за первой группой. Пощипанной нами колонны уже не было видно, и вокруг больше никто не стрелял.
– Все, отходим. "Мадрид", последняя стадия по плану?
– Да.
– Серый, давай код, – сказал я Георгиеву, вырубая аппаратуру РЭБ.
– "Альворадо" 1955733, – сказал Георгиев по-английски и добавил, снимая наушники: – Все, тарищ майор, они подтвердили, что приняли код.
– Добро, – сказал я. – Можешь сворачивать аппаратуру. Хамретдинов?!
– Я!
– Метнись, поторопи Тупикову.
– Так точно, – ответил Рустик и одним прыжком покинул окоп.
Я посмотрел на часы. Где-то, километрах в двадцати отсюда, сейчас началось натуральное светопреставление – ракетный залп уже должен был накрыть стоянку аэродрома. Со всеми вытекающими…
За все время, пока мы грузились в машины, местные военные никак себя не проявили, ни на земле, ни в воздухе. В итоге мы еще успели поставить на своих бывших позициях растяжки и несколько мин-ловушек.
Обратно в "Три дуба" мы вернулись уже затемно.
Я едва успел помыться, перекусить и переодеться в штатское, когда неожиданно явился хозяйкин Нелито с еще одним бодигардом донны Ларки, которого я по имени не знал. Зато этот второй на ломаном русском объяснил, что я должен срочно прибыть в "женское бунгало", где меня ждет их хозяйка. Почему-то я нисколечко не удивился…
Женский "актив" обнаружился в обширной, хорошо освещенной (в этом поместье электричество подавали постоянно, что по нынешним временам было редкостью, хотя, учитывая, что донна Ларка контролировала расположенную неподалеку небольшую ГЭС, а вокруг торчали ветряки-генераторы, роскошью это здесь явно не было) гостиной флигеля. Как обычно – все Дездемоны налицо, а придушить, увы, некого…
Усталая Дегтярева в светлом, свободного покроя то ли платье, то ли ночнушке (левая рука опущена под стол, так что протез она, видимо, уже отстегнула), довольная донна Ларка в коротких домашних брючках и блузочке навыпуск, а также, видимо, исключительно для компании, как всегда жизнерадостные Машка Тупикова и Светка Пижамкина, обе в шортиках и маечках в облипку. Дятлова с Метельской, судя по плеску воды и голосам из ванной, еще заканчивали "водные процедуры". Хозяйской дочери нигде видно не было. По рассказам наших девок, она все-таки кого-то убила и теперь, скорее всего, дрыхла после пережитого стресса.
Похоже, женский контингент уже отужинал и теперь гонял чаи и прочие соки. На столе перед донной Ларкой и Светкой стояли фарфоровые чашки с продуктом, более всего напоминавшим по цвету чай, Машка, по своему обыкновению, пила какой-то желто-оранжевый сок из высокого стакана, а вот что за продукт был налит в таком же стакане у Дегтяревой – я определить откровенно затруднился. По цвету сие пойло напоминало жидкий чаек, но с каким-то купоросно-зеленоватым отливом. Небось опять что-нибудь диетически-архиполезное. Да и фиг с ним, пусть хоть отвар из пантерных мухоморов трескает, лишь бы не в ущерб делу…
– Садись, майор, – пригласила меня Дегтярева.
– Ну и что это была за хрень сегодня на дороге? – поинтересовался я, присаживаясь на свободный стульчик. – Если все это было заранее оговорено – почему лично я об этом ничего не знаю? Или это какой-то, неведомый мне, форс-мажор? В любом случае – с чего это вы, дамочки, держите меня за болвана в старом польском преферансе?
– Не кипятись, майор, – сказала донна Ларка вполне примирительно. – Не было никакой договоренности. Для нас это тоже была полная неожиданность, а вот "сапатисты" вроде бы с кем-то заранее договорились.
– Ну? Договорились и вас не предупредили?! Выходит – и на старуху бывает порнуха?
– С них станется, – усмехнулась донна Ларка. – Их тупые вожди отчего-то думают, что они здесь самые хитрые…
– С какого это перепугу?
– А чрезмерно крутыми себя считают. Думают, что они выражают "волю народа", а значит – только они одни могут тут всех обманывать, предавать предателей, казнить палачей и извлекать из всего этого максимальную пользу. Но я им теперь лишний раз докажу, что они жестоко ошибаются…
– Понятно. Только вы все-таки выражайтесь понятнее. А поскольку я человек военный – давайте то же самое сначала, и помедленнее. Так с кем это ваши подопечные "сапатки" договорились, минуя вас, интересно знать?
– Сначала я тоже очень удивилась, – сказала молчавшая до этого Дегтярева. – Тем более что сначала я увидела-таки в колонне парочку запомнившихся по прошлой жизни рож. Из числа местных, разумеется. А потом, увидев, кто приехал с этими азиатами, сразу поняла, в чем дело…
– И кто с ними приехал, если не секрет? Кстати, как вы их вообще умудряетесь различать – у них же по жизни первые на последних похожи?!
– Теми, кто грузил капсулу в пикап, командовал один не очень молодой китаеза, физиономия которого показалась мне знакомой, – продолжила Дегтярева, отхлебнув из стакана. – Я тут запросила генерала Тпругова, и он подтвердил…
– Что подтвердил-то?
– В общем, командовал ими полковник Пхун Сэнг, которого знают в основном как просто "полковника Сэнга".
– И кто это такой? Просветите дурака, а то это, похоже, не мой уровень допуска, по мне что Пхун Сэнг, что Хон Гиль Дон какой-нибудь…
– Он заместитель начальника третьего управления специальных операций Народно-Освободительной Армии КНР, аналог нашего спецназа ГРУ, зона ответственности – Африка и обе Америки…
Китаезы. И здесь. Какие у меня воспоминания о встречах с ними, если, разумеется, не брать в расчет все эти приграничные стычки со взрывами и летящими навстречу друг другу струями трассирующих пуль, когда не различаешь не только лицо и разрез глаз, но даже знаки различия противника?
Почему-то в моей памяти всплыл только один эпизод. Конец Долгой Зимы, можно сказать, ядерная весна, заброшенная деревня южнее Зейского водохранилища. На гнилом полу в холодной избе с давным-давно выбитыми окнами корчится в луже крови низкорослый щуплый кекс в очень грязном нижнем белье, со связанными за спиной руками, а двое ребят в изрядно потерявших свой цвет белых маскхалатах, от всей широкой русской души пинают его кирзовыми берцами, словно футбольный мяч, целясь в лицо, пах и живот. Щуплый уже не кричит, а тихо воет.
– Хватит пока, – говорю я. – Посадите его.
Сержант Дима Прасолов, здоровый туповатый парняга с несколько садистскими (как я только что убедился) наклонностями, усмехнувшись, приподнимает допрашиваемого за шкварник (ворот грязной нижней рубахи трещит) и роняет его на колченогий табурет передо мной.
– Рядовой Киербаев, – говорю я сидящему на покосившемся столе рядом со мной солдату-переводчику. – Спроси еще раз – зачем этот чудила на букву "м" мост взорвал?
Киербаев перевел. Допрашиваемый ничего не ответил.
– Кто тебя послал, сволочь? Сколько в округе действует ваших групп?
Киербаев переводит и это. Опять молчание.
– Тарищ гвардии старший лейтенант, – просит Прасолов. – Дайте я еще раз попробую!
– Ну, попробуй, – говорю. – Бог троицу любит, хотя они там все со времен ихней долбаной Великой Пролетарской Культурной Революции сплошь атеисты…
Прасолов берет ржавый садовый секатор, найденный здесь же, и подходит к допрашиваемому сзади. Тот меняется в лице. Прасолов нагибается над его связанными за спиной руками, раздается явственный хруст. Допрашиваемый орет так, что слышно, наверное, километров за пять, его узкие глаза вылезают из орбит. На пол что-то шлепается. Как видно, средний палец с левой руки допрашиваемого. Мизинец и безымянный уже лежат в луже крови у его ног – это третья попытка. Прасолов кидает мокрый от крови секатор на пол и улыбается. Яркое весеннее солнышко светит в пустые оконные проемы…
В этот момент допрашиваемый что-то орет.
– Что он говорит? – спрашиваю у Киербаева.
– Говорит, что он капитан армейской разведки Народно-Освободительной Армии и что мы ответим за такое обращение с пленным. И еще…
– Что еще?
– Что мы все будем сосать у них…
– Понятно, – говорю я. – Значит, китайская армия. Главное мне ясно. А вот пленных брать мне приказа не было. Прасолов!
– Да, тарищ гвардии старший лейтенант?!
– Кончай его, – говорю я и, закинув за плечо автомат, вместе с Киербаевым выхожу из избы, направляясь к нашей, стоящей у самого крыльца БМП-1.
Я думал, что Прасолов пристрелит или прирежет китайца. Но нет, Прасолов на пару с рядовым Коростелевым заткнули пленному рот найденной в избе грязной тряпкой, а потом вынесли его во двор и с размаху насадили пятой точкой на торчащий из талого грязноватого снега косо и остро-неровно срезанный обломок ржавого стального уголка – деталь то ли исчезнувшего забора, то ли какой-то из сгоревших надворных построек. Когда мы уезжали, он еще корчился, но жалко мне его не было (хотя запиши я этот допрос в прежние времена на видео – зрители бы точно нарыгали в попкорн). Если бы он и его подчиненные были чуть внимательнее, возможно, не я его, а он меня сейчас бы допрашивал, причем не в пример изощреннее, как только азиаты умеют. А вообще перед этим данный краснозвездный офицерик из НОАК со своей перебитой нами разведгруппой взорвал железнодорожный мост и поубивал в двух окрестных деревнях три десятка человек, включая детей.