Подскочив, будто на иглах, Адриан резко сел и оглядел своё обнажённое тело и постель. И то и другое носило явственные следы того, что прошлая ночь ему не приснилась и не привиделась. Перед мысленным взглядом Адриана мелькнули губы Вилмы, приоткрытые в беззвучном стоне, её полные, по-взрослому налитые груди - и, немедленно за этим, груди Алекзайн с тёмными вишнями сосков, блестящие от воды…
Адриан сгорбился и закрыл лицо руками. Его била дрожь.
"О Милосердный Гвидре, - думал он. - Вот так вот. Моя первая женщина".
Вспомнив то, что любой порядочный и благородный человек забывать не имеет права, Адриан снова вскинулся и стал торопливо перетряхивать простыни и покрывала. Однако как ни тщился, нигде не нашёл ничего, напоминающего пятна крови.
"А вот я у неё, судя по всему, не первый", - мрачно подумал он. Потом встал и без особой надежды заглянул в бадью для умывания. К его немалому удивлению, она оказалась полна. Вода была ещё тёплой.
"Она принесла воду, пока я спал", - подумал Адриан и ощутил что-то, совершенно ему незнакомое. Это не было благодарностью, не было страстью, - но в то же время было всем сразу и ещё чем-то бульшим.
- Не надо было, - пробормотал он, забираясь в бадью.
Наскоро вымывшись, Адриан оделся, придирчиво осмотрел своё отражение в медном зеркале, висевшем на стене, несколько раз провёл рукой по волосам, пытаясь придать им вид поприличнее, и пружинистой походкой вышел из комнаты. Где-то на середине коридора принялся насвистывать - настроение у него улучшалось с каждым шагом.
"Интересно, где она сейчас может быть? - размышлял он, спускаясь - вернее, вполне по-мальчишески сбегая - по лестнице. - На кухне, небось… только бы в деревню с поручениями не услали". Мысль, что он может не увидеть её несколько часов, неожиданно сделалась дьявольски неприятной.
На кухне не было ни Вилмы, ни Гилберта - но над огнём покачивался котёл, в котором весьма аппетитно пыхтело и булькало. Сглотнув слюну, Адриан прошёл через кухню на задний двор, намереваясь либо разыскать Вилму там, либо найти того, кто скажет ему, где она. Даже если и в деревне - что ж, он вполне может сбегать в деревню и встретить её на обратном пути…
Ещё не выйдя из кухни, Адриан услышал мерный протяжный свист - Гилберт всё-таки возился с чем-то во дворе. Дверь кухни была приоткрыта. Адриан толкнул её и шагнул во двор.
- Гилберт, а где…
Слова замерли вместе с ногой, занесённой над порогом.
Вилма стояла у конюшни, низко опустив голову между руками, заведёнными над головой и привязанными вожжами к столбу ближайшего загона. Сорочка на ней была разорвана до пояса, и плеть в руке Гилберта хладнокровно и размеренно охаживала её по обнажённой спине. Адриан тупо смотрел на эту спину, вспоминая, как покрывал её поцелуями, мелкими и быстрыми, словно прикосновения бабочки. Теперь там, где совсем недавно прикасались его губы, алели глубокие царапины, из которых обильно сочилась кровь. Гилберт стоял, уперев ноги в землю, неподвижный, как стена, и лишь его правая рука ловко и стремительно двигалась туда-сюда, с каждым ударом всё больше расцвечивая чудовищный узор на спине первой женщины Адриана.
А он стоял и смотрел на это. Стоял и смотрел.
- Не сметь!!!
Он понял, что это его голос, только когда сорвался на петушиный крик. Гилберт чуть повернул голову, приостановился на миг. Не тратя больше бесполезных слов, Адриан кинулся вперёд и повис на его предплечье, силясь вырвать плеть из сжатого кулака. Гилберт был здоровым и крепко сбитым мужиком, одного его тычка было бы довольно, чтобы Адриан пролетел через весь двор и шмякнулся об ограду. Но он ничего не сделал, лишь стоял, глядя сверху вниз на мальчишку, в бессильной злобе пинавшего его по ляжкам.
- Пусти её! Мразь! Пошёл вон! Сейчас же!
- Приказ миледи, - коротко изрёк гигант наконец. Адриан, ничего не слыша и не видя от ярости, ещё несколько раз отчаянно, хотя и бессмысленно пнул его… и замер.
В наступившей тишине сдавленно всхлипнула Вилма.
- Что… что ты сказал?
- Он сказал, что выполняет мой приказ. И это действительно так.
Она была здесь.
Прекрасная, как рассвет, далёкая и недостижимая, как море под обрывом, непоколебимая, как скала над этим морем, в платье цвета морской волны, с рукавами белыми, как крылья птицы, чей взгляд Адриан встретил этим утром, Алекзайн стояла у ворот, теребя серебряный поясок, и смотрела на него. Он едва ли не впервые видел её при таком ярком свете, и видел теперь, что солнце придаёт чёрной половине её волос синеватый, а рыжей - красноватый отлив. А меж синим и красным ярко и ясно сияли фиолетовые очи, чистые, бездонные…
Одержимые.
Адриан подумал про её грудь. Про тёмные пятнышки сосков. И треугольник тёмных волос там… там, где у Вилмы было так…
Он с силой оттолкнул Гилберта - даже не заметив, что кучер покорно отступил в сторону, - и шагнул вперёд, не сознавая, что сжимает кулаки.
- За что? - хрипло спросил он. - За что?
- Она провинилась, - сказала леди Алекзайн голосом звонким и чистым, как капель. - В чём дело, Адриан Эвентри? Неужто в доме твоего отца никогда не наказывали провинившихся слуг?
Он промолчал, продолжая сверлить её взглядом. Она чуть-чуть улыбнулась и шевельнула пальцами, пропуская сквозь них поясок. Серебряные звенья тонко и мелодично зазвенели.
- К тому же отчего ты здесь? Ты должен собираться в дорогу.
- В дорогу, - эхом повторил Адриан.
Она кивнула, не отпуская его взгляда.
- Конечно. Завтра ты отправляешься в Сотелсхейм. Неужто ты уже забыл, что обещал мне вчера?
Вчера… о, нет. Он не забыл. Он никогда не забудет это вчера.
Золотистая рябь на белоснежной плоти, чёрные и красные змеи, сплетающиеся в воде…
…его пальцы и пальцы Вилмы, сплетающиеся во мраке.
- Отпустите её.
- Что ж, пусть, раз ты просишь, - сказала леди Алекзайн равнодушно. - Она уже довольно наказана. Гилберт, можешь отвязать её.
Гилберт шагнул вперёд, но Адриан остановил его уничтожающим взглядом и кинулся к обвисшей на путах девушке. Вожжи были затянуты туго, и Адриану пришлось приложить немалые усилия, чтобы растянуть узел, но он справился. Тело Вилмы осело ему на руки. Он подхватил её, размазывая кровь по своей сорочке, и Вилма вздрогнула и застонала, мотая головой. Адриан перехватил её пониже, стараясь не касаться ран, поднял на руки. Её кожа горела, как прошлой ночью, но сама Вилма отчего-то казалась намного более тяжёлой, чем когда он вносил её в свою спальню…
Он снова внёс её в свою спальню, но на сей раз бережно уложил на кровати животом вниз. Откинул с её спины длинные спутанные волосы и с болью посмотрел на иссечённую спину. Вилма застонала снова и ткнулась лицом в подушку. Адриан заозирался в поисках чистой ткани, потом отодрал длинный лоскут от простыни, на которой четверть часа назад тщетно выискивал кровь Вилмы. Теперь на нём было довольно её крови. Смочив ткань в воде, Адриан неумело, но как мог аккуратно и старательно промыл раны на её спине. Она ворочалась, стонала и вздрагивала, а он закусывал губу, изо всех сил сдерживая глупые и злые слёзы, так и норовившие навернуться на глаза. Он не понимал. Совсем ничего уже не понимал. Он был зол, и ему было страшно.
Вилма что-то сказала, и Адриан вскинулся:
- Что?
- Там у меня… - искусанные губы слушались плохо, но она закончила фразу: - Там в моей каморке сундучок деревянный… на полке… увидишь… там мазь есть. Возьми…
- Да! Да, конечно, только ты лежи! - выпалил Адриан и бегом ринулся вниз.
Он не знал, где находится каморка служанки, и принялся просто распахивать все двери подряд. В конце концов нашёл - в том, что по размеру могло быть скорее кладовкой, стояла узкая лежанка, над которой была прибита полка, где и находился означенный сундучок. Чтоб добраться до него, Адриан встал на лежанку с ногами, и она жалобно заскрипела под его весом - так же, как прошлой ночью скрипела кровать, когда он рвался вперёд, дальше и выше, и её колени стискивали его бёдра, толкая вперёд, торопя, снова и снова…
"Кого она толкала на этой лежанке до меня? - подумал Адриан. - Кого? Гилберта? Того приветливого мужика из деревни? Или, может, всех приветливых мужиков из деревни?"
…Белое тело в золотистой воде, неприступное и прекрасное, как скала, манящее и опасное, как обрыв, недоступное никому… тот лекарь, шарлатан, всего лишь читал книгу…
Такая чистая, бесконечно чистая, бесхитростная до того, что кажется бесстыжей, а на деле - слишком невинная, чтобы стыдиться своей наготы и скрывать свою красоту. Жестокая и равнодушная в том, что касается мелочей, созданная для большего, созданная для высшего… "Для меня, - подумал Адриан и зажмурился до боли в глазах. - Для меня. Если я остановлю чёрную оспу".
Его пальцы вслепую нащупали банку с мазью.
Он вернулся в спальню. Вилма лежала в той же позе, в которой он её оставил. Кровь снова проступила из раны. Адриан опять промыл их, а потом осторожно нанёс мазь - почти точно теми же движениями, что гладил вчера её кожу. И Вилма вздрагивала под его руками, как и вчера.
- Тебе очень больно? - спросил Адриан после долго молчания.
Она повернула голову так, что он мог видеть краешек её лица под спутанными волосами, и слабо улыбнулась - как ему показалось, с горечью и злостью.
- Не очень.
- Что ты сделала? - запальчиво спросил Адриан, вспоминая, что она служанка, что она пришла вчера за ним, пока её госпожа в купальне, что она поджидала его потом на лестнице, что пружины на её лежанке скрипят и стонут… - Ну, что натворила? Украла что-нибудь? Потеряла овцу? Нагрубила миледи? Ну, что?
Вилма прерывисто вздохнула и повернулась к нему.