- Я тебя чем-то обидел? - бесхитростно спросил он.
Вилма вздрогнула, но головы не подняла. Только повторила:
- Госпожа зовёт тебя. Она у себя, - и, к вящему изумлению Адриана, стрелой вылетела из комнаты.
Помедлив, Адриан вышел. Пламя свечи потянулось за ним вслед.
Идя по коридору к опочивальне Алекзайн, он в который раз подумал о том, до чего тёмен и пуст этот дом. И в который раз озадачился, почему у леди так мало слуг. И в который раз решил, что это не его дело. И в который раз задал себе вопрос, как долго он ещё собирается здесь оставаться…
И в который раз не смог ответить.
Она не гнала его. Но и не предлагала остаться. Разговоров про мор и его предназначение больше не заводила, чему Адриан был несказанно рад. Он вообще редко её видел. Она почти не выходила из дома и из своей спальни, лишь изредка Адриан видел её в гостином зале внизу, у камина, с книгой или шитьём. Шила она сорочку из синего шёлка, одну и ту же, и книгу читала одну и ту же, всегда на одной и той же странице. Адриан теперь знал, что это "Вечное Слово Гилас", Песнь об изгнании Яноны. Адриан когда-то знал эту песнь наизусть, хотя любимая дочь Молога пугала его, пожалуй, больше остальных тёмных богов.
Осмелев, он как-то спросил Алекзайн, неужели ей так нравится эта Песнь, что она читает её снова и снова. Та лишь улыбнулась в ответ, как делала очень часто, и он не стал повторять вопрос. Он вообще чувствовал нутром, что задавать ей слишком много вопросов опасно - хотя это и был нелепый страх, ведь она вовсе не желала ему зла. Иногда Адриану казалось, что, если бы он остался с ней навсегда, она так и улыбалась бы ему уголками губ, положив пальцы на страницу с Песнью об изгнании Яноны, и что, когда бы он умер рядом с ней от старости, она, ничуть не изменившаяся, сидела бы всё так же и через сто, и через тысячу лет.
Он подумал об этом снова, занеся руку над ручкой двери в её спальню. Рука повисла в воздухе, медленно сжалась в кулак. Сглотнув от неясного, но мучительно тревожного предчувствия, Адриан негромко постучал.
С другой стороны двери не раздалось ни звука.
- Миледи? - он постучал снова. - Миледи, вы здесь?
Она не отвечала. Он собрался с духом и толкнул дверь.
И вспомнил отчего-то Вилму - низко опустившую голову Вилму, Вилму, не смотревшую ему в глаза, - когда дверь открылась.
Спальня была пуста. Кровать застелена. Свет не горел. Дождь хлестал в раскрытое окно.
- Миледи?..
Он услышал то, что сперва принял за шум дождя - и через мгновение понял, что это плеск воды в купальне, находившейся за небольшой дверью в южной стене. Дверь была приоткрыта.
С побелевшими, пересохшими губами и застывшим лицом Адриан переступил порог.
Она сидела в воде и смотрела на него снизу вверх. Распущенные волосы плавали по поверхности воды, поблескивавшей в пламени свечей. За окном вновь громыхнуло, вспышка молнии осветила купальню - и лицо Алекзайн, обращённое к Адриану.
- Подойди.
Он подошёл на негнущихся ногах, ничего не видя, кроме её покатых белых плеч, блестевших на свету, и холмиков грудей, вздымавшихся над водой. Адриан почувствовал, что ногам стало мокро, и только тогда понял, что стоит на самом краю круглого бассейна. Алекзайн шевельнулась, выпрямляя ноги в воде. К мраморным краям бассейна пошла рябь.
- Я хочу поговорить с тобой.
Волосы вились в мутной воде, словно чёрные и красные змеи. Тонкая, как ветка, рука скользнула под водой, пряди зашевелились, обвивая пальцы.
- Когда ты собираешься отправиться, Адриан?
- Отправиться? - еле выговорил он.
- Да. Время идёт. И мор не станет ждать. Когда ты отправишься?
- Куда? - совершенно не соображая, о чём она говорит, хрипло спросил Адриан.
- В Сотелсхейм, - ответила леди Алекзайн и стремительно перевернулась в воде, хлестнув руками и волосами по её дрожащей глади. Тёплая волна обдала ноги Адриана до колен. Алекзайн медленно приняла прежнюю позу и легла на спину. Несколько мгновений Адриан видел маленькие пальчики на её ногах и тёмные соски, прежде чем они ушли под воду.
- В Сотелсхейм, - повторила Алекзайн, и он заставил себя перевести взгляд на её лицо, такое же серьёзное и спокойное, как и тогда, когда она сидела у окна, придерживая рукой раскрытую книгу. - Я понимаю, как тебе страшно. Я понимаю, ты не знаешь, с чего начать. Ты боишься. И это верно. Ты будешь бояться, пока не сделаешь, и пока не увидишь последствий того, что сделал. А потом страх уйдёт.
"Когда я вижу последствия, я боюсь ещё больше!" - крикнул бы он, если бы её кожа не золотилась в свете свечей, если бы отблески молнии не отражались в её зрачках, если бы вода не пахла так, словно в ней совершила омовение сама Гилас.
Не понимая и не помня, что она спросила и что нужно ответить, Адриан сказал:
- Да, миледи.
- Когда ты отправишься в Сотелсхейм, Адриан?
- Завтра… Сейчас. Когда вы прикажете.
Лёгкий смех, смешанный с плеском воды. Она перевернулась на живот и поплыла к нему, раздвигая воду сильными широкими гребками. Вода дрожала, свет преломлялся сквозь рябь и посылал цветные переливы по её обнажённой коже. Белая рука ухватилась за мраморный бортик бассейна. Сильным всплеском залило ближайшие свечи.
- Я рада, что ты решился, - мягко сказала Алекзайн. Её подбородок и правая рука лежали на скользком от воды мраморе у ног Адриана. Ему вдруг отчаянно захотелось сбросить обувь - до такой степени, что он ощутил нестерпимый зуд в ступнях, будто не мыл их целый год или страдал от лишая. Он нервно перебрал ногами, словно взволнованный жеребец. Алекзайн смотрела на него без улыбки.
- Не бойся. Я не оставлю тебя, - сказала его леди и одним медленным, бесконечно долгим движением выпрямилась, открыв ему своё тело, с которого потоком низвергалась золотая вода. Потом протянула руку ладонью вверх, и Адриан смотрел, и смотрел, и смотрел на её пальцы, ладонь, предплечье, сгиб локтя, ключицу, впадинку между ключицами, впадинку между грудями, груди, живот, впадинку на животе, треугольник тёмных зарослей ниже впадинки…
Он думал, что умрёт, он думал, что уже умер. И умер. И понял это, только когда жаркая волна опрокинула и спалила его лицо, а в штанах стало мокро.
- Дай мне полотенце, - сказала его леди.
Адриан шагнул назад, поскользнулся и едва не упал. Не глядя нащупал мягкую ткань, ткнул её в протянутую ладонь и ринулся прочь из купальни, на пороге снова поскользнувшись и больно приложившись плечом о каменную стену. Он не оглядывался. Он был мёртв. Мёртвые не смотрят по сторонам.
С грохотом захлопнув за собой дверь, он оказался в спальне и секунду стоял, шатаясь и вцепившись зубами в кулак. Блаженная нега разливалась по животу с той же силой, что и краска по лицу, и влага - по бёдрам. Ему хотелось плакать от стыда, отчаяния и вожделения, такого сильного, такого бурного, какого он не испытывал ни разу в жизни, даже когда подглядывал за дворовыми девушками в бане… От этого сравнения, так гнусно осквернявшего её чистую красоту, ему немедленно захотелось убить себя. Он глухо застонал, сжимая зубы крепче, и, глотнув, ощутил на языке привкус крови. С хриплым вздохом Адриан выпустил кулак изо рта и кинулся к дверям. Она сейчас оденется и выйдет. Он не мог видеть её. Он не имел права видеть её.
Он толкнул дверь, задыхаясь, шагнул на порог, сделал несколько заплетающихся шагов, потом опрометью кинулся по коридору. У самой лестницы остановился, тяжело дыша, - и увидел худую фигурку на верхних ступеньках, прямо перед собой. И почувствовал руки. Маленькие, но грубые, торопливые, но решительные, неловкие, но такие нежные - эти руки схватили его плечи, потом лицо, потом вплелись в волосы и уже не захотели отпускать. И от хриплого, срывающегося дыхания на своей коже Адриан чувствовал, как огонь и отчаяние нахлынули на него снова - однако теперь он, кажется, знал, что с ними делать. С ней - он знал.
Он сразу и без труда нашёл губами её крупный, некрасивый рот с мелкими зубками и жадным языком. Он впервые в жизни целовал женщину, впервые в жизни держал в ладонях упругое горячее тело. Впервые в жизни брал не то, чего жаждал, а то, что ему предложили взамен.
Впервые - но далеко не в последний раз.
Когда она обхватила его за пояс и потащила по коридору, он не стал спорить. Он даже не перестал её целовать. Только на пороге своей спальни подхватил на руки и, ногой распахнув дверь, внёс свою добычу и бросил на постель. Она разорвала на себе лиф прежде, чем он успел сделать это сам. Гром гремел над утёсом, выл ветер, швыряя на скалы чёрную воду, молния озаряла почерневшее небо синими сполохами, и в этих сполохах разные глаза Вилмы вспыхивали и гасли, прежде чем Адриан успевал в них заглянуть.
Он просыпался за ночь дважды. В первый раз она ещё лежала рядом с ним, забросив руку ему на грудь. Адриан сонно поцеловал её во взъерошенную макушку и инстинктивно прижался крепче. Даже в дрёме он чувствовал крепкий, сочный запах пота Вилмы и исходящее от неё тепло.
Когда он открыл глаза в следующий раз, его рука лежала поверх простыни, обнимая пустоту. Давно рассвело, после вчерашнего ненастья наступило ясное и солнечное утро. Окно было раскрыто, и большая белая птица сидела на подоконнике, внимательно глядя на Адриана круглым глупым глазом. Встретив его взгляд, птица издала гортанный крик и сорвалась в небо.
Адриан моргнул. Потом снова. Потом медленно подтянул к себе руку, сгребая покрывало, ещё казавшееся тёплым. И почти непроизвольно ткнулся носом в пахучие складки.
Именно в этот миг он проснулся окончательно.