Верх здания украшала обильная балюстрада, состоящая из каменных истуканов, мифических животных и алхимических сосудов, напоминавших по форме раздувшееся куриное сердце. Одно из них, возносимое на канатах, угрожающе раскачивалось сейчас над головой Кира.
- Храм науки, в качель его, - расслышал он в толпе, но кто это сказал, было не ясно.
Медленно, но верно очередь продвигалась вперед и дошла наконец до юноши, которого голод и смятение довели до полубессознательного состояния.
- Кто будешь?! - крикнул на него усатый малый, зло выбивая трубку об угол верстака, заменявшего ему стол.
Кир суетливо протянул регистрационную карту, стараясь не смотреть в вытаращенные воспаленные глаза своего случайного визави. Усач сгреб ее мозолистой горстью и бегло осмотрел, будто его интересовали не буквы даже, а какое-то пятно на бумаге.
- Так, убогий… - прохрипел усач, с треском раскуривая трубку. - Идешь вот с этим туда, - он одновременно всучил юноши затасканный картонный жетон и показал трубкой направление, - там все дадут. Оплата в конце недели. Работаем с восьми. Жратва за казенный счет. Что попортишь - вычтут. Сломаешь шею - твои проблемы. Уяснил? Вали! Дальше!
Очередной "клиент" с крысиной мордочкой вместо лица подошел к верстаку, подавая усачу исписанный листок. Кир уже не слышал, о чем они говорили, рысцой направляясь за угол огромного склада, из ворот которого тащили пыльные мраморные плиты.
Через полчаса он уже поднимался вдоль высокой стены в хлипкой дощатой люльке с ведром белил и растрепанной кистью на длинной палке. Под ногами суетились люди, а еще дальше под холмом раскинулся бескрайний залитый солнцем Сыр-на-Вене, желавший ему добра всеми крышами и дымами. Ему было одновременно страшно, весело и непонятно как.
Но тут вдруг аттракцион прекратился, люлька, подскочив, встала, а с края крыши на Кира уставилось веснушчатое лицо с узкими, как щелки, глазами:
- Новый?! Я Бамс! На, держи конец! Дальше будешь сам! Вон туда вяжи, тупица, на крюк! Отпустишь резко - вывалишься на хрен! Не дергай! Покедова! Жив будешь, выпьем пива "У Фроси"!
На этом голова над стеной исчезла. Неловко балансируя кистью, Кир держал в руках мокрый конец веревки, отпускать который сейчас, по всему судя, было бы весьма опрометчиво.
Он еще раз посмотрел вниз. Не то слово - страшно! Теперь город и все вокруг смеялось над ним, делая ставки на то, сколько сей неприспособленный к верхотуре субъект протянет в своей шаткой колыбели. Даже вороны закладывали не в пользу Кира. Особенно вороны.
Оттуда же, из ада, пославшего его на штурм крепостной стены, кто-то истошно свистел и ругался, - судя по всему, на него: мастер был недоволен произошедшей заминкой и требовал немедленно приступить к побелке. Кир обмакнул кисть в ведро с густо разведенной известью и оставил робкое пятно на каменном боку исполина.
* * *
Здание будущего университета впечатляло. Что бы ни говорили о старике Ганглии, нынешнем правителе Кварты, но в кои-то веки за почти сорок лет своего правления тот не поскупился на что-то, кроме тюрем и фейерверков. Бытовало, впрочем, подстрекательское и ненадежное мнение насчет того, что решения в государстве принимались тем лучше, чем старше и безразличнее к делам становился его глава. Может быть, может быть… В нашем государстве не так, а потому сравнить нам не с чем.
Первое, что сделал Кир, оказавшись во время обеда предоставленным самому себе, - обошел здание полукругом и нырнул в еще лишенный дверей проход, чтобы осмотреть его изнутри. Прохладное осеннее солнце пробивалось сквозь взвесь каменной пыли, щекотавшей глаза и ноздри. Даже самые осторожные шаги по каменным плитам отдавались гулким эхом в пустующих коридорах. И даже отвратительные крики рабочих снаружи преломлялись, превращаясь во что-то почти волшебное. По крайней мере от хулений грузчиков и мастеровых не хотелось сразу помыть руки.
Кир петлял из коридора в коридор, шагал по лестницам и уже перестал понимать, где находится. Выбраться обратно по своим следам не представлялось возможным: внутренности здания сливались в памяти в один гордиев узел, разрубить который можно было, лишь найдя другой выход. К ужасу молодого человека, пропетляв еще с четверть часа и уже, кажется, достигнув желаемого, он, вместо того, чтобы оказаться в нижнем этаже, обнаружил себя на верху очередного лестничного марша. Вправо вела просторная галерея, неизвестно куда ведущая.
Как назло, за все время экскурсии он не встретил ни одного человека, оказавшись лишенным шанса спросить дорогу. Иногда двое орали друг на друга или смеялись совсем рядом, кто-то насвистывал шансон, - но за поворотом ничего не оказывалось, кроме очередного выверта пространства, ведущего, казалось, петлей обратно.
Если бы Кир что-то знал об архитекторе отстроенной громады, он бы меньше этому удивлялся, но о безумном Чха Лонге, бывшем мастере лабиринтов императора Цып Циня, парень даже не слышал. Запутанность внутренних переходов была, так сказать, авторским штришком безусловного гения, лишившегося почетного места при дворе после того, как любимая наложница императора Мягкий Лепесток На больше трех дней добиралась до его летнего домика, расположенного через двор от гарема. Нетерпение венценосца было таковым, что Чха Лонг едва унес ноги, переодевшись крестьянином, и остановил свой бег, лишь достигнув Сыра-на-Вене, где немедленно предложил услуги по специальности. К его разочарованию, фешенебельных гробниц в Кварте не строили, новых дворцов не возводили, и в лабиринтах не было особой нужды. А вот архитекторов с опытом действительно не хватало.
Со вздохом мастер взялся за дело, казавшееся ему рутиной, но очень скоро его лицо снова осветила улыбка убежденного маньяка: университет был гораздо больше, чем любая из гробниц с горечью оставленной родины. Чха Лонг поработал на совесть и с размахом. Потомки непременно оценят его вклад в геометрию многомерного пространства…
Поскольку забираться вверх уже не было никаких сил, а внизу еще оставалась надежда обнаружить выход, Кир прошел немного по галерее, а затем начал медленно спускаться по узкой боковой лестнице, пытаясь высмотреть в окнах какой-нибудь знакомый пейзаж. Окна выходили на внутренний двор и никаких ориентиров не давали.
На площадке тремя этажами ниже он остановился как вкопанный: каменный пол там покрывал вытертый старый коврик, фактурой и цветом напоминающий мокрую дворнягу. И лежал он перед кособокой дверью с табличкой, на коей значилось: "Кафедра всеобщей физики". При этом "кафедра" и "физики" были набраны строгим канцелярским шрифтом, а "всеобщей" крупно приписано от руки ядовито-зеленой краской.
Это могло означать спасение. Если кто-то регулярно приходит сюда, значит, он обязан знать дорогу к выходу!
На стук в дверь никто не ответил. Кир толкнул ее вперед и решительно шагнул навстречу судьбе, испытав немалый конфуз: он стоял в темном тамбуре перед еще одной, обитой взлохмаченным войлоком дверью, на которой значилось "Не шуметь!". Похоже, коврик у входа изготовили из доброго куска этой обивки - снизу не хватало ровно такого прямоугольника, что остался за спиной Кира.
Стучать в мягкое было бессмысленно, и, помявшись, юноша осторожно приоткрыл дверь, ожидая увидеть что угодно. Искушение было слишком велико, да и первый шаг уже сделан…
Кир просунул голову внутрь, обнаружив в таинственном помещении заваленные бумагой столы, табачный дым и нескольких спорящих меж собой стариков перед замысловатой записью на доске. Дар предвидения, рисовавший в воображении что-то соблазнительное и загадочное, в очередной раз подвел его, и очень круто.
Плотный старик в тяжелых очках и красном вязаном жилете неодобрительно посмотрел на голову пришельца и, не прекращая потягивать трубку и проделывать что-то с деревяшкой перочинным ножом, хрипло протянул:
- Хэ-э-эм… Чего тебе?
Ответ оробевшего на пороге Кира звучал соответственно:
- Я… в общем… здесь…
- Ну? Заходи уже! - прикрикнул "красный жилет".
- Ага… - согласился Кир, втягиваясь из-за двери внутрь.
- Садись, не мельтеши, - старец отодвинул деревяшку, стряхнул стружки с живота, оставив их на коленях, неспешно сложил нож и начал выбивать трубку о глиняное блюдце, заменявшее ему пепельницу.
- Спасибо. Можно присесть сюда?
- Эмн… - раздраженно отмахнувшись от гостя, "красный жилет" вернулся к прерванному разговору и очередным междометием подбодрил стоявшего с записями коллегу.
Третий, худой и седовласый, едва взглянув на Кира, плюнул на пальцы и попытался оттереть мел о полы пиджака. Хозяин пиджака никак не отреагировал и продолжил, глядя в свои записи:
- То есть если у вас в ящике, например, попугай… И вы хотите знать, жив он или нет…
- К черту попугая! - рявкнул "красный жилет". - Попугаи дебилы. Допустим, в ящике студент! Хотя студенты тоже дебилы, - он покосился на Кира, вероятно, всех младше шестидесяти считая одновременно студентами и дебилами. - Но, по крайней мере, они способны надеть штаны перед лекцией. Большинство. Не то что попугаи.
- Это негуманно, но что-то в этом…
- А по-моему, то, что нужно! Ну?! - "красный жилет" откинулся в кресле. - Допустим, на костре стоит плотно забитый ящик с самым тупым студентом курса… Что дальше?
- Слушайте, да не все ли равно, кто у вас в ящике?
По лицу раздраженного оппонента читалось, что этот вопрос не вырвать из повестки дня даже клещами.