Они поспешили за женщиной по узкой симпатичной улочке. Все дома здесь были вырублены из камня, и за простыми фасадами скрывались великолепные внутренние помещения - результат труда целых поколений. На каждом повороте или перекрестке светились масляные фонари, закрытые тончайшими колпаками из прозрачного камня в форме пузырей. Фонари светили неярко, но их было так много, что улицы Города фандерлингов ночью выглядели так, будто вот-вот взойдет солнце.
Хотя Чет имел некоторое влияние в обществе, жил он в самом конце Уэдж-роуд, в скромном доме с четырьмя комнатами без особых украшений. Он вспомнил родовое поместье семьи Голубого Кварца, и на миг ему стало стыдно: там, в поместье, огромный главный зал был отделан причудливой каменной резьбой, изображающей сцены из истории фандерлингов. Опал никогда не попрекала Чета скромностью жилища, хотя ее сестры обитали в богатых домах. Чет очень хотел дать жене то, чего она заслуживала, но оставаться более в родовом доме брата Нодула - магистра Голубого Кварца, так брат теперь себя называл, - он не мог, как не мог допрыгнуть до луны. У Нодула росли трое взрослых сыновей, и у Чета не было никаких шансов унаследовать дом.
- Я здесь счастлива, старый дурачок, - негромко сказала Опал. Она заметила, как Чет смотрит на дом, и догадалась, о чем он думает. - Во всяком случае, буду счастлива, если ты сейчас же уберешь инструменты со стола, чтобы мы могли поесть как приличные люди.
- Заходи, приятель, и помоги мне, - обратился Чет к маленькому незнакомцу.
Он старался говорить громко и весело, чтобы сдержать неожиданно заполнившую сердце горячую любовь к жене.
Ведь Опал - как камнепад. Если не принять во внимание ее первое спокойное замечание, потом придется горько раскаяться.
Глядя, как мальчик протирает неровную поверхность стола - вернее, как он возит по столу тряпкой, - Чет поинтересовался:
- Ты не вспомнил, как тебя зовут? Мальчик отрицательно покачал головой.
- Тогда придется нам придумать тебе имя. - Чет повернулся к Опал, которая мешала суп в котелке на огне. - Может, Камешек? Давай назовем его Камешек…
Это было обычное имя для четвертого или пятого ребенка, чьи шансы унаследовать титул невелики, и потому не важно, как его называть.
- Не мели чепухи. У него будет настоящее имя для члена семьи Голубого Кварца, - возразила Опал. - Мы назовем его Кремень. Твой брат не сможет не признать этого имени.
Чет невольно улыбнулся. Ему совсем не понравилась идея назвать мальчика так, словно они его усыновили и сделали своим наследником. Но потом он представил, как его тщеславный братец изумится тому, что Чет и Опал усыновили ребенка больших людей и дали ему имя скупого дядюшки Кремня, то почувствовал удовлетворение.
- Пусть будет Кремень, - сказал он, теребя белокурые волосы малыша. - По крайней мере, пока он живет с нами.
Волны разбивались о причал. Несколько морских птиц вяло дрались за добычу. С одной из пришвартованных барж доносилось заунывное пение - старинная песня о лунном свете в открытом океане. В лагуне Скиммеров стояла тишина.
Со стены послышались крики дозорных, возвещавших наступление полуночи. Их голоса далеко разносились над водой.
Когда перекличка закончилась, в конце причала загорелся свет. Он вспыхнул, погас, снова зажегся… свет фонаря, направленного в сторону волн. Кажется, ни в замке, ни на стене его не заметили.
Но это не значит, что света никто не увидел. Небольшой черный ялик бесшумно, почти незаметно пересек лагуну и пришвартовался в конце причала. Человек с фонарем, одетый в темный просторный плащ (он ждал на продуваемом ветром причале не меньше часа), наклонился над лодкой и прошептал что-то на языке, мало кому известном и в Южном Пределе, и на севере вообще. Из лодки ответили на том же языке и так же тихо, а потом передали ожидавшему небольшой предмет, сразу же исчезнувший в кармане темного плаща.
Не говоря больше ни слова, лодочник развернул ялик и исчез в тумане, опускавшемся на темную лагуну.
Человек на причале погасил фонарь и направился к замку. Он двигался осторожно, стараясь держаться в тени, словно нес нечто очень ценное или очень опасное.
4. Неожиданное предложение
ЛАМПА
Пламя - ее пальцы.
Бездна - ее глаза, словно песнь сверчка под дождем.
Все может быть предсказано.
Из "Оракулов падающих костей"
Пазл печально смотрел на голубя, которого только что достал из рукава. Голова голубя странно свешивалась набок; похоже, птица была мертва.
- Простите, ваше высочество, - произнес шут, и его худое лицо жалобно сморщилось, отчего стало похожим на мятый носовой платок. Несколько человек в дальнем конце Тронного зала злобно захихикали. Одна из дам издала негромкий взволнованный вздох - пожалела бедного голубя. - Раньше этот фокус прекрасно у меня получался. Возможно, нужна другая птичка, не такая хрупкая…
Баррик закатил глаза и фыркнул, но старший принц повел себя более дипломатично - ведь Пазл был давним любимцем их отца.
- Просто несчастный случай, мой добрый Пазл, - сказал Кендрик. - Ты, безусловно, сумеешь это сделать, если немного потренируешься.
- Ну, угробишь еще дюжину птиц, - шепотом добавил Баррик.
Его сестра нахмурилась.
- Но я хотел отплатить вашему высочеству за прекрасно проведенный день, - ответил старик и сунул мертвую птицу за пазуху клетчатого наряда.
- Теперь мы знаем, что у него на ужин, - шепнул Баррик Бриони, но та шикнула на него.
- Я попробую развлечь вас другими забавами, - предложил Пазл, бросив обиженный взгляд на переговаривавшихся близнецов. - Может, показать что-нибудь из моих старых трюков? Я давно не жонглировал горящими факелами. С тех самых пор, как случилась неприятная история с сианским гобеленом. Но теперь я использую меньше факелов, и фокус больше не опасен.
- Не стоит, - негромко возразил Кендрик. - Ты уже достаточно поработал, а нас ожидают важные дела.
Пазл печально кивнул, поклонился и отошел в дальнюю часть зала. Он так осторожно переставлял длинные ноги, словно ему следовало тренировать именно это умение, а не фокус с голубями. Баррик отметил про себя, что Пазл напоминает кузнечика в шутовском наряде. Придворные исподтишка хихикали и перешептывались, глядя ему вслед.
"Все мы здесь шуты, - подумал Баррик. К нему вернулось мрачное настроение, слегка развеянное неудачным представлением Пазла. - Многие - еще почище старика".
В зале были настежь распахнуты окна, но запах человеческих тел вперемешку с благовониями и пылью все равно казался удушающим: слишком много людей собралось здесь. Баррику было тяжело подолгу высиживать на жестких стульях в Тронном зале даже в лучшие времена. Он повернулся к брату. Старший принц беседовал с Найнором, смотрителем замка. Кендрик, видимо, отпустил какую-то шутку, потому что Саммерфильд и остальные расхохотались, а старый Найнор покраснел и замолк.
"Кендрик притворяется, будто он король, - думал Баррик. - Впрочем, и отец притворялся, ведь он ненавидит все это".
Король Олин действительно не любил ни самодовольного Гейлона из Саммерфильда, ни его шумного и толстого отца, старого герцога.
"Может быть, отец позволил пленить себя, чтобы только не видеть всего этого?" Баррик не успел осознать эту неожиданную мысль, потому что Бриони толкнула его локтем в бок.
- Прекрати! - раздраженно бросил он сестре. Бриони постоянно старалась развеселить его и вывести из мрачной задумчивости. Как же она не видит, что все они в беде - не только семья, но и все королевство? Неужели только он один понимает, насколько плохи дела?
- Нас зовет Кендрик, - ответила Бриони.
Баррику пришлось подойти к старшему брату. Настоящий трон - Кресло Волка - после отъезда короля Олина накрыли бархатом, а то кресло, в котором сидел Кендрик, раньше стояло во главе обеденного стола. Близнецы протиснулись сквозь толпу, стараясь не задеть придворных, что сгрудились возле принца-регента. Баррика беспокоила покалеченная рука, ему хотелось вернуться на холмы и скакать там в одиночестве, без людей. Он ненавидел их, все были ему противны… кроме, конечно, брата и сестры… И возможно, Чавена.
- Лорд Найнор утверждает, что посол Иеросоля не явится сюда до полудня, - сообщил Кендрик, когда близнецы подошли.
- Он сказал, что плохо себя чувствует после длительного морского путешествия, - пояснил Найнор.
Старый смотритель выглядел обеспокоенным. Впрочем, так он выглядел всегда. Кончик его бороды вечно был изжеван, и эта привычка казалась Баррику особенно отвратительной.
- Однако один из слуг донес мне, - продолжил смотритель, - что видел сегодня утром, как посол разговаривал с Шасо. Они о чем-то спорили. Если, конечно, слуге можно верить.
- Весьма неприятное известие, ваше высочество, - заметил герцог Саммерфильдский. Кендрик вздохнул.
- Они оба с юга, из одних мест, если судить по цвету кожи, - ровным тоном сказал он. - Здесь, на севере, Шасо редко доводится видеть земляков. У них есть о чем поговорить.
- И поспорить, ваше высочество? - спросил Саммерфильд.
- Тот человек - тюремщик нашего отца, - напомнил Кендрик. - Этого достаточно, чтобы Шасо начал с ним спорить, не так ли? - Он повернулся к близнецам: - Я знаю, вам здесь скучно, поэтому отпускаю вас. Когда посол удостоит нас своим присутствием, я вас позову.
Кендрик говорил непринужденным тоном, но Баррик видел: это дается ему нелегко.
"У старшего брата, - подумал он, - развивается королевская нетерпимость".