- Можно попробовать заманить его сюда под предлогом проверки дел в Малом Питтсбурге, - сказала она.
Прошла почти минута, прежде чем я сообразил, что Энди продолжает начатый вчера вечером разговор - речь шла о том, как заманить в гости Лу Рикетти, нашего Инженера. Лу годами не вылезает из Приюта - ему бы не помешало прогуляться, посмотреть мир. Андреа придумала пригласить его проинспектировать сталелитейный заводик в Малом Питтсбурге городке в самом близком от нас баронстве Адахан.
Идея неплоха, но я ненавижу такие вот замечания, когда она считает, что я должен помнить, о чем мы говорили в прошлый раз.
- Возможно, - сказал я.
Я не собираюсь и пытаться изменить Энди - она только разозлится, и все. Лучше сменить тему.
- Чем занималась?
Ее улыбка была слишком понимающей.
- Спала. Сны видела. Работала. Разбиралась. Все как обычно.
Голос ее звучал слишком уж беззаботно, слишком обыденно - или, быть может, мои собственные дурные сны сделали меня чрезмерно чутким - впервые в жизни. Никто никогда не мог обвинить меня в тонкой душевной организации.
- Сны? - переспросил я.
- Сны, - ответила она. - Знаешь, истории, которые снятся. Колбаса гоняется по коридорам за хлебом. Всякая такая чушь.
- И все?
Понимаете, мои сны - просто сны: юнговские архетипы вырываются на волю и лезут мне в голову. Но сны магов и мудрецов... с ними я бы связываться поостерегся.
- Нет. - Она подняла руку, будто хотела отмахнуться от темы, потом опустила ее. - Нет, не все. Мне снилось, и не раз - я заблудилась, бегу по бесконечным улицам, они пустые, а я одна... Плохо. - Она вздохнула. - Но это лишь сны. - Она опустила взгляд на книгу, щелкнула коротким ногтем по простой кожаной обложке. - Может быть, не надо было пить вино перед сном. От него сны снятся. - Она снова взглянула на книгу.
Маг может войти в чужой сон. Это опасно для обоих; но это же - и классический способ одолеть соперника, подчинить противника своей воле.
Она вскинула на меня взгляд.
- О чем ты меня не спросил? Я пожевал губами.
- Я не понял: тебя тревожит, что кто-то нападает на тебя во сне, или ты хотела бы видеть общие сны с каким-нибудь другим магом?
Может, кому-нибудь ее улыбка и не показалась бы неотразимой, но я в этом не уверен.
- Ни то, ни другое. Меня занимает совершенно иное. - Она коснулась книги. - Меня занимает, почему я опять заинтересовалась поисковыми заклинаниями, магией направлений. Я достаточно поднаторела в них, но недавно словно ощутила истинный вкус к делу. - Она играла с длинной тонкой иглой. - Хочешь - зарой ее в стог сена, и я покажу тебе, чего добилась.
- Спасибо, не надо.
Плохо дело. Слишком упорные поиски Карла - а волшебник или волшебница способны до бесконечности биться головой о стенку, если уж им приспичило пробить ее этой самой головой - довели Андреа до истощения. Она только-только поправилась. Возможно, конечно, эти поиски довели ее еще и до безумия, тогда она вряд ли когда-нибудь поправится просто научится это скрывать.
Я сменил тему:
- Ты видела сегодня мою жену?
Она кивнула:
- Она где-то здесь. - Андреа неопределенно повела рукой. - Ты поэтому пришел? - спросила она. - Что вообще делается?
У меня возникло такое чувство, будто я упустил из виду что-то важное, только непонятно что.
- Я только что говорил с Ахирой. Просто в порядке обсуждения - как тебе мысль о вылазке?
Я спросил это, надеясь услышать "нет".
Если мы собираемся выяснять, что происходит на границе с Фэйри, нам нужен кто-нибудь, способный творить волшебство. Если я устрою так, что Энди откажется, переубедить Ахиру не составит туда. В Холтунбиме набралось бы с дюжину магов похуже, но ни одного из них в опасное дело калачом не заманишь - маги, как известно, народ осторожный, если не трусоватый. Значит, оставался только Энрад - бывший ученик Энди, но Энраду уже доводилось прежде бывать в деле и со мной, и с Ахирой. Подозреваю, это отбило у него вкус к подобным занятиям. Слишком грязное дело тогда вышло для чувствительных типов вроде Энрада - да и меня самого, коли на то пошло.
- Куда? - спросила она.
- К Фэйри - может, куда-нибудь к Эвенору.
- Проверять слухи? - Андреа оживилась. Я кивнул, и она улыбнулась. - С удовольствием. - Она потянулась к столу, взяла самоцвет и принялась катать его между большим и указательным пальцами. - Чуть-чуть поработав, я могла бы создать заклятия, которые позволят мне узнавать - а возможно, и видеть, - что происходит. Но ни к чему хорошему это бы не привело - ты знаешь, чем такое кончается.
Есть такие вещи, Которых Делать Нельзя. Их узнаешь по тому, что от них обязательно плохо тебе или другим. Никому никогда не становилось лучше от героина, а занятия магией оказывают на людей примерно такое же действие: они подсаживаются на магию, как на иглу. Обычно магам хватает малых доз, но Энди перехватила волшебства, пытаясь найти Карла. Скорее всего ее свалило горе - плюс недостаток движения, сна и еды.
Однако выглядела она отлично.
- Думаешь, не личина ли это?
Она встала, уперев руку в бедро.
- Нет.
Наверняка нет, если она работала обнаженной. Я плохо знаю магию и не могу сказать, обманывала ли личина ее саму так же, как других, - но я знаю Андреа. Она никогда не стала бы работать голышом, если бы ее внешность не нравилась ей, а даже носи она личину, она не могла не знать, как выглядит на самом деле.
Думаю, я ее не убедил: она покачала головой, отвергая обвинение, которого я не высказал.
- Это не личина, Уолтер. Сон, еда, прогулки...
- Волосы прогулками не изменишь.
- ...и немного краски. - Она шагнула ко мне. - Мне не нравится седина. Отталкивает мужчин. - Подняв руку, она коснулась моего виска: у меня там серебрилась... гм... "мужественная седина". - Тебе она идет больше.
Я подавил желание обнять ее: не уверен, что нам обоим этого бы хотелось. Мы были любовниками когда-то - однажды, дважды, пять раз - как посчитать. Я не считал, я наслаждался. Почти двадцать лет назад это было, и все же между нами оставалось еще "нечто такое".
Это было искушение. По многим причинам. Даже если забыть о гормонах - хотя я слишком часто думаю не той головой, что между ушами. Мы с Энди любили друг друга - чистой любовью - двадцать лет, и вот теперь ее муж, мой друг, погиб, и, возможно, нам стоило бы помянуть его жизнь чем-нибудь очень тайным и личным.
Но не под одной крышей с моей женой.
Я понимал, что играю в благородство, хоть это и звучит глупо, пытаясь удержать ее от нашей вылазки. И Энди, и я знали, что случится, когда и если мы выйдем на нее вместе, и, возможно, я старался, хоть и не впрямую, убедить ее остаться дома.
Я взял ее руку в свои и поднес теплые мягкие пальцы к губам.
- Старый друг, - сказал я, - мои глаза радует твой цветущий вид.
Хрен с ним, с благородством, просто вспомним, что Уолтер Словотский из тех, кто заботится о своих друзьях. Энди - первый раз с того времени, как пришла весть о смерти Карла - была в прекрасном настроении. И я не рискну его испортить ни за каким хреном - в любом смысле.
Когда не знаете, что делать, - поешьте, попейте, поспите - одни или с кем нравится. Эти занятия можно и сочетать.
Наши с Кирой покои были пусты. Я разделся, вытянулся под простыней и тут же уснул.
Интерлюдия
Все тот же сон
Все тот же кошмар.
Мы стремимся вырваться из Ада, миллионы мчатся по бескрайней равнине. Тут все, кого я любил, и другие лица, знакомые и незнакомые.
За нами, затмевая горизонт, гонятся вопящие демоны - похожие то на персонажей мультфильмов, то на расплющенных или вытянутых волков, и я боюсь их до судорог, до того, что дыхание перехватывает в морозном воздухе.
Выход впереди - золотая лестница пронзает тучи, и кто-то уже лезет по ней, непрерывный ручеек бежит и пропадает в ватной серости. Я не знаю, кто успел выбраться, и только надеюсь, что дети мои среди успевших.
Кое-кто уже миновал тучи, но всем нам не успеть: демоны приближаются слишком быстро и вот-вот схватят нас.
И тогда я вижу его - Карла Куллинана, отца Джейсона. Он стоит над толпой, на голову выше всех, лицо его сияет, на руках, на груди, на бороде - пятна засыхающей крови.
- Надо удержать периметр, - говорит он. - Кто со мной?
И улыбается, будто мечтал об этом всю жизнь, чертов болван.
- Я, - откликается кто-то.
Из толпы выходят люди - некоторые окровавлены, некоторые искалечены.
Вперед проталкиваются Франклин и Джефферсон, а с ними толстая старая негритянка; плечи ее согнуты долгими годами тяжких трудов. А может, это и не Джефферсон волосы у него не белые, а грязно-рыжие. Не важно: он наш.
- Прошу вас, мадам, - говорит он напряженным голосом - уходите с остальными.
Она фыркает.
- Я тридцать семь лет скребла у белых полы, чтобы выкормить и выучить шестерых детей. - Руки ее сжимаются в кулаки. - И неужто ты думаешь, засранец, что я дам этим гадам добраться до моих деток?
Франклин усмехается.
Он просит у вас прощения, мадам.
Джефферсон низко кланяется.
- Прошу простить меня.
Другой человек - пушистые брови нависли над всевидящими глазами, висячие усы белы как снег - прикусывает сигару, потом отбрасывает ее, выругавшись.
- Удержать можно, - говорит он. Голос его звучит чуть пискливее, чем я думал. Но это говорит он сам, а не актер Хэл Холбрук. - Только людей нужно больше.
Карл смотрит на меня - все они смотрят на меня: Джефферсон, Твен, Ахира, старый сумасшедший Земмельвейс, все они - и он, с окровавленным недоуменным лицом.