Я чистил лошадь, когда услышал позади шаги Брена. Чистить коней в замке Фурнаэль - простите, в замке Куллинан - очень удобно: в специальных стойлах устроены деревянные выгородки, невысокие и узкие. Ставишь туда лошадь, и готово: и коняка не вертится, и ты без укусов и синяков от копыт.
Так что я не тревожился, что меня лягнут. Вообще не было никаких причин тревожиться. У дверей один из грумов и двое солдат перековывали норовистого мерина; через проход от меня другой грум возился с конем Джейсона. Да и стража всегда под рукой - только крикни. Так что если где и возникнут проблемы - то не здесь.
Кроме того, вряд ли Брен Адахан пришел бы сюда создавать мне проблемы.
- Привет, барон! - Я медленно повернулся, не убирая руки с ограды мойки. Привычка: с первого дня на Этой стороне я везде и всюду присматриваю себе путь отступления. Как правило, не без основания. Путь такой есть не всегда, но я всегда его ищу. - Где изволили быть?
- Занимался делом, Уолтер Словотский, - сказал он. - Утро провел на фермах, у арендаторов. Потом вернулся, провел учет на нашей ферме. Потом был на псарне, теперь - здесь.
- Учитываешь баронскую живность?
Мысль хорошая; мне стоило бы об этом подумать самому. Я считаю новым домом Джейсона огражденную цитадель, но ведь на самом деле это не так: владения включают и саму цитадель, и большие примыкающие к ней угодья, а также всех живущих на них - людей и скот равно.
- Кто-то же должен, - сказал он. Сегодня он был в коже, в светлой, почти белой куртке оленьей кожи и таких же лосинах; волосы, чтобы не падали на глаза, скреплены заколкой из оленьего рога.
Очень стильно, но Брен Адахан всегда был одержим стилем. Сам я думаю больше о сути, чем о внешности. Нет, я несправедлив. Я бывал с ним в деле - тогда Брен Адахан был таким же опустившимся и грязным, как мы все. Он из тех, кого хорошо иметь рядом - и за спиной - в бою: это мы с Джейсоном оба знаем по опыту.
Возможно, чтобы напомнить мне об этом, на бедра он надел простую вытертую кожаную перевязь; слева к ней был пристегнут короткий меч, справа висел кинжал и кремневый пистолет.
- Есть у тебя минутка? - спросил он.
- Для тебя, барон, она у меня всегда найдется, - сказал я, покривив душой.
Он улыбнулся, словно оба мы говорили от чистого сердца.
- Я завтра уезжаю. В моем баронстве кое-что случилось - мне надо быть там.
- Малый Питтсбург? - поинтересовался я. В стальном городке вечно что-то случалось.
- Да. Не совсем точно, но в общем - да. - Он кивнул, и мне на миг показалось, что мы снова стали друзьями. - Позволь помочь тебе.
Он расстегнул перевязь, повесил ее на колышек и скинул куртку. Я уже протягивал ему щетку.
Он провел пальцем по жесткой щетине.
- Ранэлла поглощена железной дорогой, нужно же кому-то заниматься управлением. - Он с силой провел щеткой по второму боку кобылы; она фыркнула и заплясала, но он опытной рукой успокоил ее. - Меня ведь этому учили?
Каждому свое, Брен.
Он с усилием улыбнулся.
- Я собираюсь просить Эйю поехать со мной.
- Я тебя понимаю, - сказал я. - На твоем месте я бы тоже попросил.
Он долго молчал.
Может быть, ей будет лучше отсюда уехать.
Я кивнул.
- Может быть. Ей придется решать самой.
- Это точно. - Он сменил тему. - Смотрю, ты сегодня без добычи. Хоть удовольствие-то получил?
Он крепко ухватил кобылу за гриву, другой рукой успокаивающе похлопывая ее по шее.
- Было довольно приятно.
- Ради процесса, не ради добычи?
- Что-то вроде того.
Я сунул пробойник под мышку, нагнулся к переднему копыту кобылы и стал его скрести. На нем было полно навоза и грязи, почти как в нашей жизни. Я охотно не занимался бы этим - я лентяй, каких мало, да и не подобает это мне по рангу, - но есть куча всяких болезней, которые так и норовят поразить копыта, если их вовремя не очистить.
Брен протянул руку за пробойником. Я отдал его ему, а потом успокаивал лошадь, пока он чистил сперва правое переднее копыто, потом - заднее. Очистив последнее копыто, я шлепнул кобылу по крупу и закрыл дверь денника.
- Оставьте ее там, если не против, - крикнул конюх. Он обихаживал лошадь Тэннети. - Мне надо вычистить ее стойло я займусь этим, как только закончу с этой лошадкой, Уолтер Словотский.
- Ей нужно свежей соломы, - заметил Брен.
- Сейчас принесу, барон...
Грум осекся: Брен уже поднимался на чердак. Я поднялся следом.
В соломе зашуршало, когда мы поднялись, но крысы, как всегда, уже попрятались.
Конюшня есть конюшня: тюки, связанные бечевкой, лежали, как кирпичи, по четыре в ряд, у дальней стены. Брен разрезал веревку, а я вилами сбросил солому вниз.
- Трудное это дело, - Брен изучал рукоять ножа, - быть учеником великого покойного Карла Куллинана.
- Так я слышал.
- Приходится меняться, знаешь ли. - Его улыбка более не была дружелюбной. - В прежние дни все было бы просто. Никто не посмел бы встать между мной и тем, что я хочу. Но если бы кто и рискнул, трудностей не возникло бы. - Он похлопал себя по бедру, где полагалось быть рукояти меча. - Все люди созданы равными, да? Так было не всегда. У тех, кто стоит ниже меня, не хватило бы жизни стать таким бойцом, каким я был. И есть.
Какое-то время он думал, потом повернулся, воткнул нож обратно в тюк и сбежал по лестнице. К его груди и штанам прилип конский волос, они были в поту и грязи, и, думаю, поэтому свою куртку он нес в руках. Он не оглянулся.
Я долго смотрел ему вслед, даже когда он исчез из виду.
Я вернулся в свои комнаты, к Кире - и не нашел ее. Она ушла, не оставив даже записки, где ее искать. На Эту сторону я попал, не умея писать по-местному, потратил чертову прорву времени, чтобы сперва выучиться эрендрийской грамоте самому, а потом обучить ей жену - и вот она уходит, не черкнув мне ни слова.
Наверное, надо было пойти искать Киру - но вместо этого я пошел искать друзей.
Дория - вместе с гномом и моей младшей дочкой - отыскалась в кузне, рядом с баней.
- Папка!
Дочурка просияла и рванулась ко мне. Отец для своей дочери - всегда герой, даже если он этого и не заслуживает. Я подхватил Доранну на руки.
- Что делаешь, детка?
- Теть Дория и дядь Хира учат меня ковать, - сообщила она и, неожиданно посерьезнев, подняла пальчик. Все очень серьезны в три с половиной. - Будь осторожен, не тронь металл. Он горячий.
- Ладно, Доранна. - Я чмокнул ее в макушку. - Я не стану его трогать. - Мои дочки всегда заботятся обо мне. Это приятно. Я погладил ее по голове. - Тебе не пора спать?
- Не надо спать, - ответила она, и вопрос был решен. Переупрямить моих дочерей, если уж что-то взбрело им в голову, невозможно. Кира считает, что они пошли в меня, я - что в нее, и у нас уже вошло в привычку ругаться по этому поводу - разумеется, не всерьез, - пока она в конце концов не сдается. Так что, полагаю, я прав, и упрямство в нашей семье - от Киры.
- Что у тебя в ухе, родная? - Опуская ее на землю, я вытащил из кошеля кусочек колотого сахара. Он был в бумажке, так что я зажал его между указательным и средним пальцами, хлопнул в ладоши, показывая, что они пусты, а потом сделал вид, что вытаскиваю сахар из ее уха. - Опять прячешь сласти?
Ловкость рук необходима в карманном воровстве, а оно - один из моих даров. Никогда еще не доставался мне бриллиант ярче, чем сияющая улыбка Доранны и ее довольное причмокивание, когда она сунула кусочек за щеку.
Ахира выгнал кузнеца - или скорее подарил ему выходной день - и теперь, склонившись над наковальней, собирал кольчугу. Хитрая работа - нужно крепко заварить каждое кольцо, и так, чтобы оно не приварилось к другим. За время службы в Энделле королю Маэреллену он кое-чему научился.
Да и я тоже, хотя и меньшему, чем он, что несправедливо, если учесть бывшую у меня фору - на Той стороне, до того, как все началось, я целое лето работал учеником кузнеца в Старбридж-Виллидж. Это наводит на мысль насчет роли наследственности и обучения, но про Ахиру трудно понять, где у него что.
Не знаю, на самом ли деле было интересно Дории - или ей просто важно общение. А Доранну вообще все на свете интересует.
Я припомнил, когда Дория надевала в последний раз свое облачение Целящей Длани - просторную белую мантию, от которой она становилась старой и бесформенной. Я не видел, чтобы она носила ее после Мелавэя. Возможно, она спрятала мантию куда подальше со всем остальным, что напоминало ей о Длани - вплоть до собственных воспоминаний.
Сегодня Дория заправила подол белой полотняной блузы в приютские джинсы и выглядела свежей и чистой. Доранна вцепилась ей в руку.
- Потрясно выглядишь, Дори, - сказал я.
Дория и Ахира выглядят слишком молодо. Работая, он разделся до пояса, и на покрытой шрамами широкой волосатой груди канатами проступали мышцы. Один из рубцов - на правом плече - по-прежнему злобно алел; выглядел он так, будто кто-то неуклюже ковырялся ножом над самым соском. Думаю, так оно и было. Ахира не любит говорить об этом.
Впрочем, если забыть о шрамах, за годы на Этой стороне Ахира ни капли не изменился. Хотя макушкой он едва достает мне до груди, в густой жесткой каштановой гриве нет ни единого седого волоса. И ждать, что они появятся, не стоит: гномы живут долго.
Пальцы, что орудовали клещами в горне, были толстыми и крепкими, с суставами с добрый орех. Лицо побагровело от жара. По лбу и щекам струился пот. Свободной рукой Ахира зачерпнул из бадьи холодной воды и плеснул себе в лицо. Доранна восторженно взвизгнула.