Так что первый опыт Алёны не вызвал ненужного ажиотажа. После она кинулась, было, на помощь санитаркам, но те испуганно зашикали и замахали руками. Карапет чуть ли не за руку сводил её на уже становившуюся традиционной процедуру взятия крови, а после завтрака девушка закончила поход по "необязательным" врачам типа окулиста, стоматолога и кое - кого ещё.
Затем они с Даниловной сидели на излюбленной ими лавочке и девушка осторожно, совсем маленькими порциями пила дневные, более яркие и более насыщенные лучи солнца.
– Ах, как хорошо! Спасибо, что научили! Это что, я теперь могу вообще не есть?
– Думаю, есть придётся. Всё-таки тебе ещё расти надо. Поправляться. Вон худоба какая. А на одном солнышке не вытянешь.
– Скажите, а ваша дочка тоже вот так могла?
– Могла. Но не сразу. Она уже постарше тебя была, когда всё проявилось. - Ростова замолчала. Было видно, что ей тяжело вспоминать о дочери.
– Мамочка! - прервала молчание Алёна и бросилась к началу аллейки, где появилась щупленькая фигурка матери и обоих братцев.
Глава 5
– У тебя мать очень хорошая. Добрая. Я наблюдала. Только какая - то… несчастная она. Тень на ней нехорошая. Ты бы берегла её. Смотрела за ней больше. А как отец?
– Он добрый. Пока не выпьет.
– И сильно пьёт? Ну, ничего. Ты сможешь вылечить.
– Правда?!
– Да, доча моя лечила. А сегодня, если ты не против, мы с тобой пройдёмся в соседнюю палату. Там…
– Нет! - перебила её девушка. Нет!
– Ты устала? Или…
– Никаких соседних палат. Никого, Даниловна, пока не… помогу Вам.
– Поздно мне уже. Да и жизнь моя прожита.
– А кто мне обещал помогать? Меня учить? Всё. Ложитесь. Только подсказывайте, если что.
– Здесь я не подсказчик. Дочка говорила, что сама видит. И отсекает понемногу.
– Хорошо, я попробую. А соседки не проснуться?
– Сейчас. - Старуха прошлась к каждой из спящих потом вернулась.
– Всё. До утра будут спать крепким сном. Это я ещё умею.
Алёна протянула над старухой руки. У девушки увиденное ассоциировалось, как большая черная паутина с многоногим пауком в центре. Паутина была ядовитой и обжигала при каждом прикосновении.
"Отсекала понемногу" - вспомнила она и взялась за дело. Женщины терпеливее переносят боль, и Алёна не стонала, не всхлипывала, только слёзы текли из закрытых глаз. Когда, где-то через час, девушка изнемогла, и волшебное сияние её рук погасло, старуха подвела её к окну, к лунным лучам.
– Бедненькая, изводишься. Может, перестанешь, внучечка?
– Нет, Даниловна. Я взялась, я закончу. Я смогу. Вот, попью только - впитывала девушка серебряный свет. - А Вы пока расскажите что. Вы про себя тогда начинали.
Так они и провели ночь. Девушка терзала раковую паутину, а в перерывах старая Ростова рассказывала о своей удивительной жизни. В ней было много чего. Но в основном - мать, лес и дочка.
– Завтра придётся ещё… Не могу… - прекратила ближе к утру лечение девушка.
– Конечно, милая, конечно. Пойдём, проведу. И лежи, отдыхай. Я скажу, чтобы не тревожили.
Вновь проводивший обход по причине догуливания другими врачами отпусков Карлуша, выслушал просьбу Даниловны благосклонно.
– Опять ночью ведьмарствовали? - пошутил он.
– Я думаю, что этих двух соседок можете выписывать. Больше они к вам не попадут. Разве что в роддом теперь. Вот такое " ведьмарство".
– Ну, хорошо. Что она может? - решился врач.
– Всё! То есть, исцелять - практически всё. Вот и у нас в палате, думаю, начнётся. Уже сегодня начнётся. Так что, если интересуетесь, поднимитесь.
– Есть разговор, Даниловна.
– Личный? До послезавтра девушка занята.
– Но поговорить-то можно?
– Давай тогда со мной, - предложила старуха и они зашли в ординаторскую.
Когда Алёна проснулась, солнечные лучи вовсю гладили её лицо и выглядывающие из лёгкой ночнушки плечи. Рядом сидела старая Ростова. Соседок не было - проходили процедуры.
– Вот что, внученька. Есть для тебя работёнка сегодня ночью.
– Знаю.
– Не знаешь. Другая. И не здесь. Ты как себя чувствуешь?
– Нормально. А как же… с Вами?
– А! Я подожду. Там ты нужнее.
– Да где же "там"?
– У Карлуши. Ты поднимайся. Перекуси, вот. Оставили. И пойдём. На скамейке расскажу…
Зал двухкомнатной квартирки "Карлуши" был тускло освещен одной из трёх ламп люстры. В прихожей хозяин свет не включил.
– Она не переносит сильного света. Больно, - шепотом произнёс он. Алёна, снимая туфли, поёжилась. Квартира была наполнена каким-то мрачным отчаянием. И этот тусклый свет, и запахи неподвижного тела, и сам вдруг осунувшийся врач навеивали какие-то мысли о сумерках души.
– Где она? Проводите! - таким же шёпотом распорядилась Даниловна. Алёна не удивлялась такому поведению. Ростова вкратце рассказала, что в автоаварии жена Карла Петровича получила тяжёлые травмы, теперь парализована. Кроме того, свет и звуки причиняют ей невыносимую боль. При ясности ума невозможность двигаться и даже говорить мучают её не меньше, чем физические страдания.
Когда они втроём зашли в спальню, девушка задохнулась от чувства сострадания к несчастной женщине. Подготовленная к посещению, она сидела в кресле, укрытая пледом. Ещё красивые черты лица начали уже увядать, как увядает цветок без цвета, без влаги, без пчёл. Попытавшись что - то сказать, страдалица только замычала, и, смутившись, зажмурилась. И словно что-то погасло в комнате - настолько ярким, оказывается, был её взгляд.
– Бедная Вы, бедная, - тотчас кинулась к ней Алёна. Она взяла лицо женщины в ладони и плача, стала уговаривать.
– Ну, откройте глаза. Ну, успокойтесь. Я Вам помогу. Я Вас теперь не оставлю…
– Внучечка, погодь, давай всё обсудим, как лучше, - встряла, было, Даниловна.
– Идите, ах, не мешайте, пожалуйста, - нетерпеливо отмахнулась Алёна. Врач и старуха притихли и наблюдали, как из ладоней девушки на больную потёк свет. Он становился всё ярче и ярче. Алёна вскоре прекратила свой монолог, только, закрыв глаза и, смешно нахмурив лобик, шевелила губами. Её пациентка, напротив, сидела, открыв глаза, в которых отчаяние начинало сменяться изумлением и надеждой. Даниловна потянула такого же изумлённого Карлушу на кухню.
– Сейчас ей главное не мешать. Потом, когда ослабнет, перенесём её к луне сил набираться.
– Кто ослабнет? Лиля?
– Да нет. Волшебница наша. Что же ты думаешь, это ей просто так?
– Не думаю… Я… ничего не думаю. Кого только здесь не было… Утопающий, знаете… Но вот так… С такими эффектами…
– Подожди, ещё не те эффекты будут. Давай кофе угости, что ли. Ночь долгая будет, хлопотная…
Хлопотной оказалась не только ночь. Девушка видела эти пропасти - разрывы в светленьких струнах нервов и в паутинках, из которых, казалось, соткана нежная ткань мозга. Она видела измученные, горящие красным огоньком, словно кричащие о помощи, струнки нервов, ведущих от глаз и ушей. " Боль от света и звуков" - вспомнила она. Захлёстываемая волнами жалости, Алёна делилась, и делилась с женщиной своим светом. И уже, падая без сил в первый раз, увидела, что поправила эти расстроенные струнки. Боль должна была утихнуть. Затем заботливые руки отнесли её на кровать, подвинутую под лунные лучи. Придя в себя и набравшись сил, целительница только мельком прошептала старухе: "Потом, потом, всё потом" и продолжила своё подвижничество. Около трёх часов ночи, когда девушка вновь упала рядом с больной и её отнесли "заряжаться", жертва аварии повернула голову и прошептала:
– Кто она?
– Если бы я знал, родная. Вот, Даниловна, наша знаменитая травница открыла… Господи, да ты заговорила? - кинулся врач к своей жене.
– Да. И боль отпустила. Да кто она?
– Она тебя, доченька, поставит на ноги. Ты только не волнуйся.
– Чего теперь уже волноваться? - улыбнулась Лилия. - Хуже не будет. Хоть поговорить могу.
– Как ты себя вообще чувствуешь, любимая? Может, что надо?
– Нет. Смотрите за девочкой. Она всё время стонет.
– Такое у неё целительство. Больно ей. Терпит, - объяснила Даниловна.
– Милая, добрая девочка, - улыбнулась Лилия.
– Всё - всё- всё! Потом, потом, потом, - отогнала собеседников от своей пациентки подошедшая Алёна и вновь воздела над ней руки. К утру оборванные ниточки мозга соединились в один узор и засветились радостным светом. Осталось "всего лишь" соединить струны нервов и нити позвоночника. Девушка видела эти разрывы и уже направила на них лучи своего целительного света. Но задавненные травмы ударили по девушке такой болью, что она невольно закричала и отпрянула.
– Что?! - в один голос вскрикнули взрослые.
– Нет. Ничего. Просто… - она взглянула в окно, за которым начинал проявляться рассвет.
– Не успели. Я вообще-то так и думала. Моя доченька тоже такие… травмы за одну ночь не успевала… Ну, да ничего. За день отдохнешь, а там…
– Нет, нет, нет! Я никуда не уйду, пока… пока…
– Внучечка, родненькая, поверь ты мне. Отдохнёшь, потом быстрее получится. И ещё - мы же тебя тихонечко сюда привезли. Хватятся в больнице, что будет?
Даниловна взяла ослабевшую девушку и ласково уговаривая, повела одеваться.
– До свидания, тётя Лиля. Я Вас вылечу. Сегодня ночью вылечу. Простите, что не успела… Но руки уже… И много что ещё… А ходить, - это уже завтра… - погружаясь в сон, попрощалась девушка. Карл Петрович подхватил её на руки и понёс в свой старенький "фольксваген".
– Как вы думаете, Даниловна, она правду говорит?
– Ну, Карлуша, ты же сам видел. И потом, сменишься с дежурства, увидишь. Если она сказала, что руки уже действуют, значит, так и есть.