Едва махиг успел одеться, Тори явилась, пыхтя и с трудом удерживая в руках довольно тяжелую фигуру, несколько незнакомых стальных инструментов в корзинке и ведерко с остро пахнущей жижей. Кисть. Ичивари принюхался, довольно быстро сообразил, что это лак. Дома делают другой, но в целом есть явное сходство. Инструменты оказались особыми ножами, годными для очень тонкой и точной работы. Они позволили вырезать безошибочно контур век, зрачки, линию губ. Выделить в деревянном узоре пряди волос… Удалить резкие, как шрамы, кромки грубых крупных застругов. Выгладить деревянную кожу до глянца. На работу ушел весь день, сама Тори тоже трудилась, и получалось у нее ловко, пожалуй, лучше даже, чем у махига. Зато именно он высушил фигуру, попросив асхи о малой помощи. Это позволило нанести слой лака, затем сразу второй. Вики наблюдала за работой от дверей, зябко кутаясь в шерстяную ткань, наброшенную на плечи.
– Закончили? – спросила она. – Тогда идем, пора ужинать. Может быть, мы немного попривыкнем друг к другу, сев за общий стол. Осталось продержаться четыре дня.
– Мы трудные гости, – вздохнул Ичивари.
– Я обязана вам жизнью… Но ты прав. Слишком все запуталось. Кроме того, вы опасны. Никто не должен знать кое о чем. Ты уже знаешь, но пока тебе хватает ума молчать. Некоторые, получив ценные сведения, не промолчат…
Вики отвернулась и пошла прочь по коридору. Тори поникла, сжалась, жалобно глянула на махига своими огромными, на пол-лица, черными глазищами, которые все – сплошная ночь, полная звезд даже среди дня… Ичивари улыбнулся, погладил тощее плечико.
– Все будет хорошо, – одними губами шепнул он. – Я вас увезу. У нас дома большущий лес, полно узорных коряг – и никаких особенно ужасных злодеев, тайных. Понимаешь, у нас нет городов, люди все на виду… Ну и дед, он мудрый, он, когда надо, поправляет души. Еще я тебя познакомлю с мамой, ты погладишь ее по голове… Хотя нет, она и так поет, словно духи ей отдали все, что возможно, и еще чуть-чуть. Добавить невозможно. Я тебя познакомлю с Шеулой. И с Гимбой. Он умеет всех защищать, и там ты никогда не будешь плакать. А завтра мы с тобой засядем в библиотеке. Хорошее место, тихое. Глядишь, и пролетят незаметно оставшиеся дни. И ничего дурного не приключится.
Ичивари говорил и сам почти верил в свои слова. Хотя спину сосновой хвоинкой колол холодок дурного предчувствия. Этот мир не умеет просто отпускать. Он как болото. Осторожно и мягко обволакивает, погружает постепенно и незаметно. А рванешься – уже, оказывается, и нет надежды выбраться.
За тех, кто плывет тебя спасать, вот за них, еще не ступивших на берег, очень страшно. Не надо им покидать палубу. Этот берег метит добычу, расставляет ловушки и рвет душу сомнениями… Кто ему Вики? Просто так, для случайной знакомой, из мокрого гниловатого полена подобную фигуру человека не вынуть, даже если Тори десять раз по голове погладит. И кто он для Вики? Обязательство или привязанность? Хотелось бы большего. Он, нелепый и наивный, сперва не осознал, что большее получить очень сложно. Что сам он похож на Лауру, готовую кричать и выть, требуя исполнения прихоти. Только в чужую душу с криками не прорваться…
Вечером Лаура явилась в библиотеку, важно взяла за руку, отвела в спальню, вышла… и подперла дверь снаружи чем-то тяжелым и надежным. Захихикала, радуясь своей находчивости и ловкости. Махиг разозлился, но промолчал. Выждал почти час, совсем собрался открыть окно и через парк пройти туда, куда намеревался попасть. Но тут скрипнула рама самой большой картины, оказавшаяся дверью.
– Она заснула, – шепотом сообщила Вики и рассмеялась: – Чар, мы все сошли с ума! Я в своем доме прячусь от какой-то полоумной табернской девки. И никак не решу: то мне ее жаль, каналью, то просто до слез хочется не мешать Бгаме, наплевав на приличия… Он знает столько ядов!
– Ты не сможешь, – усмехнулся Ичивари. Подняв Вики на руки, отнес через комнату и усадил в кресло. – Вики, ты уедешь отсюда со мной? Не надо, не отвечай теперь. Еще есть три дня. Вики, у нас нет дворцов и довольно мало даже самых простых вещей. Мы обычно едим два раза в день, потому что пищи пока не хватает, чтобы и сейчас вдоволь, и на зиму с запасом… Но мы не травим никого ядами, и последнее убийство случилось, если не считать истории с бледными, пять лет назад. У нас просторно, понимаешь? Людей мало, и они друг другу радуются…
Женщина невесело усмехнулась, погладила плечо махига и снова то ли кашлянула, то ли подавилась смехом:
– Кем я буду там? Я читала записи ордена. У вас бледные, как вы зовете нас, – рабы.
– Неправда. Точно так же живут и на тех же правах. Было всякое, но уже травой поросло. Мы стали деревьями одного леса.
– Тебя ждут там, – жалобно добавила Вики, огорченная разрушением веской и удобной причины завершить разговор.
– Ты будешь моей женой.
Вики поникла, судорожно вздохнула и отмахнулась рукой от сказанного, будто слова – туман и их можно прогнать движением ладони.
– Не порть то, что есть сегодня, разговорами о том, чего не будет никогда. Я… Нет, хватит. Я бы не пришла, если бы не эта история с Тори, она редко допускает незнакомых людей в свой мир. Ты ей приглянулся… Не знала, что из дерева можно создать подобное. Очень красивая работа. Неожиданно, изящно, даже прекрасно. Я снова тебе должна, потому что прошу никогда и ни одним словом не упоминать о Тори, ее умении и самой этой статуэтке. Если узнает орден…
Вики вздрогнула, замолчала и подалась вперед. Ичивари поймал ее на руки, хмурясь и ощущая себя обманутым. Ему вроде бы предлагают всё. И в то же время это ничего не значит и ни к чему не обязывает. Словно он прост в своих потребностях, как какой-то там Шагари! Словно ему не может быть нужно больше. Гораздо больше. Имеет он право хотя бы знать: держит он в руках тело или обнимает душу? Первое прекрасно и вызывает восторг. Но лишь второе дает настоящее тепло, долгое и ровное, как охотничий костер, а не как искра над ним. То, большее, есть у отца и матери. Было у Рёйма и Шеулы. И не сложилось у него самого с обеими бледными, пожелавшими приласкать сына вождя и похвалиться завидным уловом перед подругами. Не сложилось и с мавиви, синие глаза которой больше не вспоминаются с прежней душевной болью. И, увы, может порваться новая важная нить связи душ, показавшаяся главной и прочной.
Утром Лаура прибежала до рассвета, загрохотала запорами, метнулась через комнату к окну, проверила задвижки, довольно хмыкнула, перенятым у Вики тоном знатной доньи пожелала доброго утра и удалилась. Ичивари проводил взглядом арпу, смутно подозревая, что яды иногда не так уж и бесполезны. Торопливо позавтракав, он ушел в библиотеку, где складывал в отдельную стопку ценные книги, надеясь выпросить их у Вики в подарок. За день стопа выросла под самый потолок и распухла до ширины трех рядов… Махиг все перебирал переплеты, гладил и вздыхал. Ушел к себе, намеренно не замечая явившейся запирать дверь арпы. Некоторые книги были совсем необычными и нуждались в подробном обсуждении. Всю ночь, зевая и хмурясь, но почти не отвлекаясь, махиг выяснял у Вики, что такое театр. Она знала наизусть немало монологов на тагоррийском и сакрийском. Она бывала в лучших театрах, и это оказалось интересно и совсем ново. Пьесы, безусловно, следовало взять на зеленый берег. Правда, хотелось большего, та же Вики знала самого талантливого – так она и сказала, а подобные слова из ее уст редкость – автора всего берега бледных. Вот бы с ним поговорить! Он бывал у Вики несколько раз, Тори слушала его и – Вики нехотя призналась – гладила по голове… А через год у нищего и никому не нужного безродного человека появился высочайший покровитель, и теперь в его распоряжении настоящий театр, именуемый королевским…
Проснувшись, Ичивари налег плечом на дверь, снося подпорку и ломая задвижку. Вырвался на свободу и зашагал в библиотеку, укладывать в избранное пьесы. От дела его отвлек Бгама, хмурый и серьезный. Поманил рукой, не раскрывая рта. Проводил в просторную залу первого этажа. Вики торопливо бросала бумаги в кожаный саквояж, ругалась, не выбирая слов и не обращая внимания на притихшую, замершую на диване Тори.
– Эта арпа свалила, – рычала Вики, швыряя из стола все новые бумаги и не глядя, как их подбирает и укладывает Бгама. – Каналья! Подстилка лысого абыра! Бгама, коней седлают?
– Да, госпожа.
– Забирай Тори и ходу. Понял? Сейчас бери и ходу. Если эта нерхская дура сунулась к людям ордена…
Вики зло хлопнула створкой шкафчика. Села, нахмурилась. Жестом подозвала слугу и стала быстро писать, не забывая бормотать ругательства и поглядывать на Бгаму. Тори жалобно мычала, мотала головой и цеплялась за ручку кресла, не желая уходить. Потом поглядела в окно и затихла. Бгама тоже глянул и замер.
– Чернорукавники, хозяйка, – тихо сказал он. – Арпа сразу пошла в орден, вы правы. И вчера вы зря не позволили мне сделать важное.
Женщина закончила писать, промокнула бумагу и свернула в трубку. Отдала рослому темнокожему слуге, явившемуся на зов от дверей. Жестом подозвала Тори:
– Сделай все, что можешь. Он должен добраться до герцога и передать письмо. Это вопрос нашего выживания, и не только. Мне все равно, вдохновение ты им даешь или еще что-то, но это должно помочь. Или я вернусь из тени и съем твои кишки, поняла?
Тори неуверенно улыбнулась шутке, сказанной жестким тоном и без улыбки. Темнокожий слуга встал на колени и нагнул голову, Тори зажмурилась, старательно провела ладонью по его волосам, затем еще раз. Покачнулась от слабости и отошла к Бгаме. Слуга принял письмо, встал и ушел. Вики тяжело вздохнула, постучала ногтями по столу:
– Значит, свалила она еще в ночь… Нерхски плохо. Чар, иди сюда, объясню, что делать. Надо срочно вытаскивать Тори.