Кудеслав закончил рассказ, но этого поначалу вроде и не заметили. Наконец Яромир спросил:
- Так что же, мордва? Велимир пожал плечами:
- Личины мокшанские. Повадка мокшанская: лучник на дереве, а внизу - охорона-засада… - Он принялся шуровать хворостиной в огне, занавесившись от Мечника и старейшины трескучим роем взметнувшихся к небу искр. - И стрелы мокшанские - сам глянешь потом. И бранились они вроде по-нашему, а только коверканно на мокшанский лад: слова ломили на первом слоге…
- Утро цзеть видь… - припомнился Кудеславу непонятый, а потому накрепко засевший в голове выкрик.
- Во-во! - Лисовин снова шевельнул перекормленное, ленивое пламя. - Проклятие, стало быть: "Утра ты не увидишь". "Цзеть" - мокшанское словцо, у нас ему однословного подобия вовсе нету. Означает оно "ты не". А, к примеру, "цзень" - это по-нашему будет "я не" что-нибудь там… В общем, не молвь у них - брех собачий.
- Все они псы, вот и гавкают по-песьи!
Так, это уже начали подавать голос сгрудившиеся вокруг мужики. И не кто-нибудь, а Кудлай, черед которого по возрасту да по делам как бы не самый последний.
Велимир и старейшина одновременно оборотились на голос. Под из: взглядами Кудлай потупился, однако же с дерзким упрямством продолжал гнуть свое:
- Ясно же, что это мордва челны отбила! Надо было еще тогда, в запрошлом году, самый корень мокшанский выжечь! Так нет, пожалели…
- Дурням сопливым помолчать бы, покуда старшие держат совет! - тихо, но очень зло сказал Лисовин.
А Яромир невесело усмехнулся:
- Да пускай уж… Говорят, будто и у дурня на сто сот пустобрешных словец пробивается одно мудрое.
- Пойди вынайди его, единственное, среди сотен-то! - пробурчал Велимир, вновь отворачиваясь к огню.
- А вот скажи… - Старейшина глядел на Кудлая так, будто впрямь ждал от него путного рассуждения. - Скажи: чего бы это мордве именно теперь на нас броситься? Не прошлой весной, не осенью - именно нынче? А?
Кудлай вскинул голову, тряхнул колтуном склеенных засохшей кровью волос:
- Известно чего… - Он шмыгнул носом, скривился. - Поди, гости твои давешние как-то смогли натравить. Может, и напали мокшане не без ихней помощи. Все знают: этот, волчина-то заезжий, грозил сварой с мордовским родом…
Яромир крякнул и сгреб бороду в горсть. Вот ведь как оно: лишних ушей при беседе с гостями не было, а слухи по всему граду кишат, будто блохи в собачьей шерсти…
- Ладно, молчи покуда. - Старейшина продолжал рассеянно мять-теребить свою бороду. - Слышь, Кудеслав! Скажи-ка…
- Да, пускай скажет! - Вовремя не одернутый Кудлай, похоже, совсем обнаглел. - Пускай скажет, почему велел на том гибельном мыске привал обустроить?! Почему средь бела дня велел на ночлег становиться?! В таком месте, где никогда прежде не чалились, но где очень удобно чинить засады… Не было ли у него заранее все уговорено с воеводой-волчиной, а? Пусть скажет: отчего мы все пораненные, а на нем - ни царапинки?! Ты не молчи, Кудеслав Урман, ты ответь! Ответь, как вы с волчиной перемаргивались в общинной избе, не стесняясь ни духов-охранителей, ни старейшины с Белоконем!
Стало тихо - так тихо, что Мечнику отчетливо слышался плеск речных волн у неблизкого берега. Сгрудившиеся вокруг мужики упорно прятали от Кудеслава глаза, и тому стало ясно: нехорошие догадки о нем копошились не в одной лишь Кудлаевой голове.
А ведь Кудлай да прочие не могли заметить всего…
Ладно, нужно не смолчать; нужно ответить - да так, чтобы впредь никто и никогда не осмелился допустить на ум подобные вымыслы.
Мечник начал медленно подниматься с усыпавшего землю толстого слоя мертвых сосновых игл. Медленно-медленно. Не сводя спокойного, вроде бы даже сонного взгляда с бледнеющего лица пащенка-оскорбителя.
Нет, Кудеслав не успел ответить. Велимир, чуть привстав, рванул Кудлая за подол рубахи, подтащил, поставил рядом с огнем - так близко, что у ошалевшего парня едва не задымились штанины. - Ты скольких ворогов погубил?! - В горле у Лисовина клокотало, как у давящегося злобой пса. - Одного, - растерянно протянул Кудлай, безуспешно пытаясь вырвать одежду из прочной хватки Велимировых пальцев. - Одного… зацепил… - Одного - и то всего-навсего зацепил! - Лисовин выпустил наконец Кудлаеву рубаху, и потерявший равновесие парень едва не упал. - А он, - кивок в сторону Мечника, - у меня перед глазами порешил четверых! Это лишь то, что я видел, а скольких еще он к их собачьим праотцам отправил, небось и сам не упомнит! - Велимир вскочил и, шипя разъяренным змием, надвинулся на растерянно моргающего Кудлая: - Кабы не Мечник, нам бы всем голов не сносить! Кого хулишь, стервь?! Своего же спасителя хулишь!
Мечник не заметил удара - только услыхал, как звонко лязгнули Кудлаевы зубы, и в тот же миг парень, проломив живое кольцо сородичей, грянулся спиной и затылком о неблизкий сосновый ствол. Двое-трое родовичей примерились было хватать расходившегося Лисовина за локти, но тот уже и не глядел в сторону Мечникова обидчика. Отвернувшись, Велимир сел на прежнее место и бросил через плечо:
- Иди вон Злобу на стороже смени. Да гляди у меня: оплошаешь в стороже-то - шкуру сдеру и сожрать заставлю! Ну, что стоишь?! - вдруг свирепо выкрикнул он, хоть и не мог видеть, что за спиной у него Кудлай впрямь стоит столбом, осторожно щупая подбородок. - Пшел к реке, гадина лживая, да чтоб я тебя не видал и не слыхал больше!
Кудлай убрел - шатаясь, не отрывая пальцев от подбородка.
Несколько мгновений утонуло в неловком молчании. Потом Кудеслав тронул Яромира за плечо:
- Пойдем-ка со мной. Тут рядом - всего два шага.
Яромир тяжело поднялся.
Кое-кто попробовал было увязаться следом за ними - Мечник только зыркнул, и любопытные мгновенно отстали.
Далеко идти действительно не потребовалось. Ну, не пару шагов, так пару-другую десятков шагов прошел старейшина вслед за Мечником - разве же это много?
Кудеслав остановился возле большой груды соснового лапника. Подошедшему Яромиру бросились в глаза влажные срезы ветвей; по ноздрям полоснуло терпким смоляным духом… Свежий лапник - даже на малую чуть еще не подсох.
Мечник не спешил растолковывать, что к чему. Вместо объяснений он вдруг сказал:
- А ведь Кудлай-то правду сказал!
Яромир не мог видеть, что сделали с его лицом Мечниковы слова. Зато это увидел сам Мечник. Увидел и поторопился продолжить:
- Не во всем, конечно. Однако же кое-что он подметил верно. Мне и самому показалось, что те, нападавшие, вовсе не хотели меня убивать. Я их, понимаешь, в куски рублю, а они, дурни, норовят меня обухами глушить. А может, и не дурни? Может, им так было велено? Я-то сперва вообразил, что это оберег отводит от меня вражьи удары (наузный оберег, мне его Векша сплела). А потом… Потом я оберег на Велимира надел. И вот когда мы второй раз угодили под стрелы - ну, уже близ опушки, - Лисовина-то оберег не охранил; меня лишь панцирь спас; полоняника вовсе убило… Один только Кудлай остался целехонек. Смекаешь? Кудлай, на котором был мой шлем.
- Думаешь, за тебя приняли? - растерянно спросил Яромир.
- Думаю, - кивнул Мечник. - Даже не думаю - уверен. Панцирь издали различить трудно (он ведь черненый у меня, не блестит), а шлем видом своим от любой шапки отличен. Лучник и решил: раз в шлеме, значит, я. И не тронул. А двое засадщиков, которые охоро-няли того лучника, опознали меня, когда я уже близко к ним подбежал, - небось меч углядели. И натворили глупостей, потому как растерялись: приготовились убивать, а едва ли не в последний миг оказалось, что нельзя…
Кудеслав примолк, утер ладонью повлажневшее лицо.
Старейшина ждал, нетерпеливо покусывая губы, - он был уверен, что Мечник еще не закончил |свои откровения. Так и оказалось. - Я тебе больше скажу. - как будто бы опасаясь глядеть на Яромира, Кудеслав то сапоги свои рассматривал, то груду лапника… - Я вот что еще скажу: те, кто на нас напал, не хотели убить слишком многих. Уж поверь мне: будь все по-настоящему, нас бы оттуда спаслось трое-четверо… ну, может, десяток - это при самом что ни на есть великом везении. Снова умолк Мечник, и снова Яромир некоторое время терпеливо ждал продолжения. Не дождавшись, спросил: - Ну и с чего бы это мокше нас миловать? - Мокше? - хмыкнул Кудеслав. - Мокше нас, конечно, миловать не с чего. - Он вдруг несколькими ударами ног раскидал лапник, и Яромир отпрянул, потому что под лапником этим обнаружилось нагое да бездвижное человечье тело. - Это тот полоняник, которого я надеялся живьем приволочь в град и которого убили его же сотоварищи. Заметь: не случайно убили - навзрячь. Ведая, что творят. Со тщанием. А теперь вглядись да скажи: похож он на мокшанина?
Яромир вгляделся.
Парень лет двадцати или чуть поболее. Русоволосый, нос печеричкой, усы стрижены, подбородок скоблен. Полуприкрытые глаза не то серыми, не то светло-голубыми кажутся, а в общем, леший теперь разберет, какого они были цвета, - помутнели глаза-то, выцвели смертно. Что еще? Искусанные, по-детски пухлые губы? Выражение горькой обиды, застывшее на бескровном лице? По таким приметам род-племя не распознаешь…
- Вроде на мордвина он не шибко похож… - пробормотал Яромир.
Мечник кивнул:
- И мне так думается. Однако же была на нем мокшанская меховая личина. И не только на нем - на многих такие были, но не на всех. Вот и смекай: может, это не мордва нападала на нас? Или, может, не одна только мордва? Может, среди нападавших были такие, которые боялись, что их узнают, - и потому прятали лица?
- А что, вот этого, - старейшина кивнул на мертвого полоняника, - этого кто-то узнал?