- Нет, Осе, - тяжко вздохнула девушка. - Просто, я всему виной: он звал меня плясать - я отказала… Велели мне его остерегаться. А я привыкла подчиняться старшим. Я их люблю, они души во мне не чают.
- Он грубым был?
- Грозился выпить кровь, пугал, что тролль… И было так похоже…
- Видать, с расстройства в сказку провалился, - усмехнулась Осе. - Когда он там, сам черт ему не брат… Стирай следы - ты более глазаста, а там и ливень смоет их совсем.
Сольвейг принялась растирать следы ногами. Осе топталась рядом без особого толка, но все подчищая за девушкой. И говорила без умолку, обрадовавшись благодарной слушательнице. О сыне она могла говорить сутками.
- А вы найти его и не хотели? - вдруг спросила Сольвейг.
- Найти б хотела, - хитро улыбнулась женщина. - Обнаружить - нет.
- Он далеко, - сказала Сольвейг. - Здесь можно не стараться. Следы же эти вовсе не его.
- Как ты догадалась?
- Они гораздо меньше, чем его…
- Ты молодец - глазаста и умна, но не о том я… Как догадалась, что он далеко?
- Я рядом с ним, - потупила глаза Сольвейг, слегка покраснев.
Осе остановилась и внимательно присмотрелась к девушке.
- Я думала у нас вершины на ветру, - покачала она головой. - Однако и в твоей головке он гуляет… Ты с ним или со мной?
- С обоими, - прошептала Сольвейг, прекрасно понимая, что этого не может быть.
Весна скользнула. Лето пролетело. Осенним воем ветер заболел. И солнце покидало душу Сольвейг, блуждал холодной моросью туман…
Услышав это лирическое отступление, я как бы очнулся, то есть снова увидел перед собой циркача-рассказчика, ничуть не похожего на тролля (можно подумать, что я когда-то видел настоящих троллей!) и понял, что предполагается авторская ремарка.
Заметив мой вопросительный взгляд, он напомнил:
- Я о пунктире вас предупредил… Хотя пунктир - основа всякой драмы, и вам не привыкать скакать сознаньем по картинам пьесы… Вы помните, что Пера не нашли?
- Еще бы! Помню… - подтвердил я без сомненья. - И время он неплохо проводил, прогнавши Ингрид, в коллективном сексе с пастушками тремя… Порхал, как шмель с цветочка на цветок. Себе в усладу и цветам на радость… Пас с ними скот и хищников гонял, потом сдирая с них привычно шкуры. Подружкам на одежды отдавал.
- Все так, - кивнул согласно мне Фенрир. - Все так… Забыться он хотел, поскольку в свете солнца видел Сольвейг. Да и Луна частенько рисовала ее то в профиль, то анфас на глади озера и ветром оживляла… От трепета его сжимало дух… И, грех приняв на душу, мечтал о Сольвейг, а ласкал пастушек.
- Да, верю, - согласился я. - Это так похоже на людей: душой - с одними, но с другими - телом. Душа - в мечтах, в нужде все время плоть.
- Но это правды часть… Не главная притом, - вздохнул Фен.
- Что ж главное?
- Она была с ним рядом…
- Душою?
- Да… Но что душа без тела? Без крыльев птица? Иль полет без птицы?
- Не верю! Набожна, чиста, совсем невинна… За то ее и полюбил Пер Гюнт, что на других нисколько не похожа, - возмутился я.
- Фантазия не грязь, а орган чувства, которое, увы, не всем доступно, - поморщился он моей бестолковости. - Кто треплет плоть о камни низкой страсти, кто в солнце душу щедро превратил да издали тепло и свет дарует.
- Она к нему стремилась! - кивнул я. - Мне понятно.
- А я твержу - она была с ним рядом! - талдычил Фен. - Она сама о том мне говорила.
- Откуда ж с нею ты знаком? - удивился я.
- Что ж, далее внимай, - кивнул он, прикрыв глаза и откинувшись в кресле.
Из церкви вышла толпа и принялась рассасываться в разных направлениях - каждый метил на свою тропу.
- Мама, я догоню, - сказала Сольвейг. - Хочу с Ингрид поговорить.
- Подруга, что ли? - откликнулась мать.
- Может ею стать, - ответила девушка.
- Но ты недолго, дома много дел, - проворчав, разрешила мать.
Сольвейг дождалась, пока родители отойдут, а Ингрид приблизится, и окликнула:
- Ингрид.
- Что тебе? - недовольно буркнула та, но от семьи отстала.
- Поговорить хотела, - тихо ответила Сольвейг.
- Ты со мной? - удивилась Ингрид. - О чем нам говорить?
- О нем… - еле слышно прошептала Сольвейг.
- О нё-ом?! - дикой кошкой зашипела Ингрид, моментально поняв, о ком речь. - Чтоб Тор его Молниром поразил!.. А Один чтоб на дереве повесил!.. Чтоб жарил черт его на вертеле! Чтоб тролли его в тьму навек упёрли!..
- Уперли… - тихо сообщила Сольвейг.
- Что?! - осеклась Ингрид. - Ты о чем?
- Уперли тролли Пера в тьму…
- Он умер? - испугавшись, спросила сдавленным шепотом Ингрид.
- Нет еще… Пока во тьме душа его блуждает. И змей Ёргирмунд путь ей искривляет.
- А тело?!
- Во тьме пещеры стонет на камнях.
- Откуда знаешь? - больно схватила ее за руку Ингрид.
- Я чувствую…
- Ты?.. Чувствуешь?.. - Ингрид разочарованно оттолкнула Сольвейг. - Мне голову морочишь! Да ты, как Пер, на голову больна!.. Что это я?.. С тобой сойдешь с ума… Мои проклятья Бог, видать, услышал - воздал ему!.. И я была готова… с обрыва вниз дурною головой: была б умна - не верила б ему.
- Нет, Бог не мстит, он милостив и добр… Не головой ты верила - надеждой, - тихо возразила Сольвейг. - Ведь он не крал тебя - помог бежать…
- Помог, - прохрипела зло Ингрид. - Я не звала его. Он сам пришел.
- Его послал жених твой, дуралей, упрашивал, сулил вола за помощь, - рассказала Сольвейг. - Я слышала.
- Безмозглый идиот, нашел кого просить… Уж лучше б волка в пастухи позвал… - еще пуще озлилась Ингрид.
- Но он пришел, и родилась надежда… - напомнила Сольвейг.
- Да, родилась! - угрюмо подтвердила бывшая невеста. - Я думала - за мной пришел он, как из сказки избавитель. Ведь жил он в сказках, пил лишь наяву да кулаки чесал о ребра пьяниц, таких как он.
- И я бы так могла… наверное, - откликнулась Сольвейг.
- Ты? Не смеши! - зло усмехнулась Ингрид. - Молитвенник тебе заместо сердца! И катехизис вместо вольных чувств!.. Будь проклята! Ведь ты его сгубила…
- Сгубила я, - вздохнув, согласилась Сольвейг, - но он спасал тебя! Хоть я была тобой…
- Да замолчи ты, дура! На мне теперь позор, а ты, как божий свет, чиста для всех, светла, и даже тени нет! Я позже поняла, что он украл тебя… Был очень огорчен, ошибку обнаружив… Ночь выветрила хмель, похмелье было горьким…
- Ты - телом с ним была, а я - душой, - вздохнула Сольвейг.
- И кто из нас грешней?!
- Пред Богом - я, - потупила взор Сольвейг. - А ты - пред прочим миром. Мы - сестры по любви…
- Мы - сестры во грехе! - хмыкнула Ингрид. - Ты мрак не осветляй!
- Любовь не грех, а в нас дыханье божье… Она не тьма, а свет, поскольку Бог - любовь, - возразила Сольвейг, посмотрев в глаза Ингрид.
- Блаженная… Твоя любовь во лжи, моя была для взоров всех открытой… Стыдишься ты любви, я за любовь убита, - горько ответила ей Ингрид.
- А ты права, сестра моя, прости. Я до конца должна твой путь пройти…
Сольвейг повернулась и быстро пошла за родителями и Хильдой.
Сделав несколько шагов, обернулась и сказала Ингрид:
- Молиться мы должны, чтоб он вернулся в свет. Когда в нас нет любви, и нас, по сути, нет…
Сольвейг в теплом меховом костюме поднимается на лыжах по заснеженному склону в гору. Из снега торчат верхушки елей и голые ветви лиственных деревьев. Солнечно. Изо рта девушки вырываются облачка горячего дыхания.
- Замерзну иль найду, - бормочет она под нос. - Назад дороги нет. Я проклята отцом. И мать ушла в обиде. Сестренка только вслед махнула мне рукой и плакала навзрыд, как будто хоронила… Да так оно и есть - я умерла для них… Но Бог меня простит, и мать его поймет. Кто в жизни знал любовь, влюбленных не осудит. А кто любви не знал, тот с радостью казнит… Ух… Но как же высоко забрался мой жених! Кто звал меня и днем, и ночью беспрерывно. Я слышала твой зов, он жил в мечтах моих… Я знаю путь к тебе - во снах его видала. Замерзну иль найду… С тобой теперь мой дом. Я знаю - ты для нас его с надеждой строил.
Она огибает очередную вершину, потому что по скалам на лыжах не забраться, и видит на следующем склоне деревянную избушку, крепко стоящую на каменном фундаменте. Над входом прибиты оленьи рога. Пер, стоя спиной к ней, прибивает к дверям засов.
- Нашла, - выдыхает Сольвейг и тихонько радостно взвизгивает. - Й-их!.. И только разогрелась, добры ко мне и ветер, и мороз… Но сумерки уже, я вовремя успела…
Отталкивается и быстро съезжает со своего склона, взлетая на склон, где пристроилась избушка.
- Бог в помощь, Пер, тебе! - крикнула она в возбуждении полета. - Беглянку не прогонишь?.. Ты звал меня, твой зов услышав, я пришла.
- Наверно, это сон! - уронил он топор из рук. - Не заблудилась часом давнишняя мечта средь этих снежных гор? Ты ль это, Сольвейг, иль тролли шутки шутят?
- Нет, это я, мой Пер, - ответила она. - Мне вовсе не до шуток. Теперь твоя навек.
- А как же твой отец?
- Теперь ты мне опора и защита, нет у меня уже ни дома, ни семьи, я отреклась от них, чтоб вечно быть с тобой, - потупив глаза, призналась Сольвейг.
- Ужель мечта сбылась? - сделал он неуверенный шаг к ней. - Меня ты не боишься?
- Все знаю о тебе, исчез совсем мой страх, - улыбнулась она слабо. - Я глупая была… Теперь глупа стократно. Я здесь, перед тобой - мне нет пути обратно…
- Услышал молитвы, наверное, Бог… Неужто всю жизнь провести здесь готова? Мой дом отобрали, я сам - вне закона: как выйду из леса, прикончат тотчас.