- Тут дожидайся, - впихнув девушку в каземат, Донатос закрыл ржавую решетку.
Светла припала к холодным осклизлым прутьям и с любовью глядела из-за них на колдуна:
- Дождусь, родненький!
- Слава Хранителям… - выдохнул наузник и повернулся к выучу, что караулил дверь в каземат: - Вечером выпусти дуру эту.
Парень кивнул.
И Донатос уехал. А как только оказался за стенами крепости, выкинул из головы блаженную девку. Не в ум ему было, что сидит скаженная в темнице и всхлипывает:
- Свет ты мой ясный, ты только вернись… вернись ко мне, родненький!
66
- Дарен, веди его отсюда, а то стоит - уши развесил, - Нэд кивнул на ссутулившегося посреди покоя Беляна.
Могучий ратоборец стиснул пленника за плечо и подтолкнул к выходу. Мальчишка затравленно посмотрел на враждебные лица креффов и поспешил к двери. Он трясся, как цуцик, озирался, отчего его становилось… жалко. Людям было жаль… Ходящего. Кровососа. Это не укладывалось в головах и оттого досада на паренька, ни в чем, по сути, не виноватого, лишь усугублялась.
Едва дверь за воем и полонянином закрылась, Нэд повернулся к сидящим по лавкам наставникам.
- Что делать будем? Хочу всех выслушать.
Мужчины переглядывались, Бьерга неотрывно смотрела под ноги, словно боялась встретиться глазами с посадником.
Рассказ Лесаны и Тамира казался вымыслом. Да только вон оно - доказательство их правдивости - ушло, ведомое Дареном.
- Нужно тройки перво-наперво оповестить, - проскрипел со своего места Ильд, - чтоб не шастали в одиночку-то. Эдак всех перебьют.
Нэд кивнул:
- Остальные что скажут?
Ихтор медленно проговорил:
- Людей известить, буде кого в лесу укусит дикий зверь, чтобы сразу отсылали сороку за колдуном, а человека того запирали, дабы выйти не мог, - и добавил мечтательно: - Облаву бы устроить…
- Устроишь тут, - поморщился Лашта. - С кем устраивать-то? Сторожевики при городах едва справляются, в такое время их не отзовешь на лов. Выучей тащить… можно попробовать. Взять тех, кто постарше. Хоть погонять немного нечисть эту.
Осталось непонятно, кого он имел под нечистью - выучей ли, Ходящих ли.
- А еще сорок разослать, приказать колдунам из троек в каждую деревню, в каждую весь, на каждую заимку отправить хоть по одному оберегу, защищающему от Зова, чтобы, если покусанные будут - на шею им вздевали, - сказала задумчиво Бьерга. - Иначе, ну, запрут такого, а он начнет рваться да биться. К чему людей пугать? Да и человека самого вдруг спасти удастся, зачем страдания пустые?
Нэд снова кивнул, давая понять обережнице, что согласен, и заключил:
- А вы, наставники, поговорите с выучами. Особенно со старшими. Пусть знают о том, какие дела творятся, готовы будут. Да и младшим рассказывайте, - и сказал с нажимом: - помаленьку, не то с перепугу штаны будут по ночам пачкать.
Посадник в сердцах махнул рукой и поморщился:
- Ольст, Озбра, готовьте старших. Дарену я сам скажу, как обратно из казематов поднимется. Завтра отправитесь на лов. Возьмите самых толковых. Ихтор, Руста, отрядите с ними на каждую ватагу по целителю, мало ли что там. Лашта, а ты - по колдуну. Из Донатосовых подлетков тоже кого-нибудь отбери. Ратоборцы. Вы разделитесь на три отряда. Один - в сторону Гориц, другой - к Вайлугам, третий - к Тихим Бродам. Оттуда ныне сорока прилетела, слезницу принесла - де зажирают. Да и Милад погиб. Стало быть, Броды из Семилова ратоборца не дождутся. Заменить парня надо… Ольст, отправь туда Звенца.
Он из твоих - самый толковый. Ну и… осторожны будьте, всяко Серый в те места направится: знает, мерзавец, что сторожевики обескровлены. Коли удастся кого из Стаи его схватить - везите в Цитадель. Может, узнаем, что у паскудника на уме.
Обережники кивали. Нэд прервался и заключил:
- Тяжкие времена для Цитадели настали. Идем, как по тонкому льду. Осторожны будьте. Выучей берегите, да и сами… Лесана.
Посадник отыскал девушку глазами. Она сидела на краешке скамьи, в точности на том месте, где раньше обосновывался ее наставник. Обережница услышала свое имя и встрепенулась. Тамир, который стоял рядом, привалившись к стене, тоже устремил взгляд на Нэда.
- Вы отдохните пока, тронетесь через пару дней с одним из обозов в сторону Белого Яра.
Девушка в ответ покачала головой:
- Мне домой дорога, - сказала она негромко, - там брат у меня. Осененный. Забрать надо да в Цитадель привезти, а то не вышло бы, как с Беляном.
- Осененный? - удивился Глава. - Отчего ж молчала?
Лесана покраснела и ответила:
- Дите ж совсем. Одиннадцать весен. Меня в семнадцать забирали. Думала, рано…
Нэд сердито постукивал ногой по полу:
- Думала… ну, добро, хоть думала. Одно жаль - молча. Не известив никого.
У выученицы Клесха полыхало лицо. Стыдища-то!
- Ладно, хватит ушами гореть. Эдак пожар тут устроишь, - смягчился посадник. - Поезжайте. Тамир, по пути все деревни и веси наузами снабди. Людям объясните, что к чему, да не переусердствуйте. Зазря не пугайте. А потом обратно сразу же - мальца под защиту Цитадели. Ну и… тоже… без лютости там… поберегитесь.
Забота у бывшего Главы вышла неуклюжая, какая-то неловкая, и оттого каждый, находящийся в покое, заметил ее, уловил тщательно скрытое волнение.
- Нэд, - подал голос со своего места Ольст и привычно потер больное колено, - ты не сказал, что делать с парнем.
Посадник сперва не понял, о каком таком парне толкует ратоборец, да и креффы не сразу дошли, а когда дошли, помрачнели. И правда, что с ним делать теперь?
- Лашта, науз на нем поднови, чтобы не мог кинуться.
Колдун кивнул и спросил:
- А… в остальном как с ним быть?
- То-то и оно. Кто его накормит? - дребезжащим голосом поинтересовался Ильд, приглаживая плешивый затылок. - Ему ж, поди, рано или поздно крови захочется.
- Подумаю, - ответил Нэд, понимая, что сколько ни думай, а кому-то все одно придется нацедить пленнику вещей руды. Хранители прости. И не денешься никуда.
Расходились в тяжелом молчании. После рассказа Лесаны и разговора с трясущимся Беляном в душах креффов поселилась беспросветная темная тревога.
Каждый новый день только добавлял людям горестей, усугубляя взваленную на обережников ношу. Ежели и дальше так пойдет - даже каменный хребет Цитадели рано или поздно переломится. Отчего, когда казалось, будто хуже быть уже не может, судьба-злодейка обрушивала на Осененных свой железный кулак?
Увы. Ответа на этот вопрос не было ни у кого.
Ой, светит со-о-олнце по-над ле-э-эсом…
Ой, мне девице - пе-э-эча-а-аль…
Ой, мой лю-у-убый не верне-о-отся-а-а…
Перепу-у-утались пути-и-и…
Голоса у Светлы не было вовсе. Как и слуха. От этого в темном каземате, где и без того было жутко, а под каменными сводами тукалось эхо, делалось еще тоскливее. Да и песню она выбрала… как назло - тошную, долгую, горестную.
Что будет в этой песне дальше, Стеня знал. Девица будет долго-долго убиваться по уехавшему любому, расписывать, как ей одиноко, как летят над лесом облака, как опускается ночь, а потом начнет предполагать, что же случилось с ненаглядным - задрал ли его волк в чащобе, накинулся ли упырь, конь ли ногу сломал или еще какая напасть приключилась. После этого девушка поклянется ждать ненаглядного во что бы то ни стало, а потом приедет ее отец и скажет, что любимого больше нет, де, сгиб обоз, с которым он ехал. Тогда девушка будет петь о том, как ей одиноко, как опустел белый свет, как опостылело все, а потом пойдет на закате бросаться в омут, но из леса к ней вынырнет волк. Тогда несчастная узнает в нем жениха и умрет от его когтей и клыков, плача о горькой своей и его доле, но радуясь, что хоть в миг страдания смогла снова оказаться рядом с ним.
Да, песня была длинная, тоскливая и заунывная. А что самое страшное - сейчас Светла стояла только в самом начале бесконечного жалобного повествования…
Шелкова-а-а трава пони-и-икла,
Тучи че-о-орные ползу-у-ут…
Ой, мой, ми-ы-ылы-ы-ый не верне-о-отся,
Ой, оста-а-алась…
В этот миг, к немалому облегчению Стени, дверь в казематы распахнулась и в проеме возник Дарен, толкающий поперед себя затравленного паренька. Хм. Вроде ж не из выучей. Новенький если только.
- Ишь ты, Стенька, - усмехнулся крефф, - да тебя тут песнями балуют. А вы все каземат караулить не любите. Вон какая красота, заслушаешься…
Светла, услышав разговор, прервала свои скорбные завывания и приникла лицом к прутьям:
- Ой, родненький, это ж кого ты привел? А тощий-то, Хранители прости, тощий…
- Цыц, глупая, - беззлобно шикнул на нее Стеня.
Дарен, крепко держа Беляна за острое плечо, провел его в соседнюю темницу и втолкнул внутрь.
- Тут пока посидишь. Потом решим, что с тобой делать.
Юноша всхлипнул и забрался на деревянный топчан.
- Будет уж сопли-то развешивать. Как девка, право слово! - упрекнул его ратоборец и вышел, запирая решетку.
Пленник скорчился на жестком ложе и подтянул колени к груди.
- А ты-то чего тут сидишь, а? - крефф повернулся к Светле, жадно наблюдающей за ним из своей темницы.
- Дак света своего ясного жду. Вот, сказал, тут будь. Я и сижу, родненький. А как ослушаешься? - И она снова забралась на топчан, где лежала шерстяная накидка.
Стеня виновато сказал наставнику:
- Я ей плащ отдал. Озябнет же…