* * *
Джилли вернулся домой после обеда, повстречавшись по очереди со знакомыми слугами-шпионами и информаторами. Хотя в основном речь шла об Амаранте, он также увиделся со служанкой Вестфоллов, чтобы выяснить, не вернулась ли еще Мирабель. Ответ был отрицательный, однако Джилли заметил, как девушка отвела взгляд, и усомнился в том, что она говорит правду. Последнее, что они слышали о Мирабель, им доложил кучер. После похорон Ворнатти он следил за ней до границы Развалин и не посмел последовать дальше; Мирабель стала пробираться вглубь, поднимая длинной юбкой вихри мусора. Развалины и их обитатели должны были прикончить ее, однако у Джилли на этот счет имелись неприятные сомнения. Мирабель была опасной женщиной.
Собрание грачей на карнизе ворчливо выразило свое согласие с размышлениями Джилли, и он поежился, поспешно шмыгнул в дом и не посмел поднять глаз - боялся встретить черные птичьи взгляды. В прихожей его подкарауливала Ливия.
- Будь осторожен, Джилли. Как только ушел лорд Ласт… ну, в общем, он впал в довольно дурное настроение. Швырнул в меня чайник. И еще разбил зеркало на лестнице.
Джилли взглянул вверх на темные ступени.
- Почему бы тебе не пойти куда-нибудь развеяться.
- Тебе не придется просить меня дважды, - сказала Ливия, протягивая ладонь, и Джилли, сообразив, что ее жалование лишь через неделю, вручил ей горсть медяков.
- Я дам тебе луну, если ты уведешь с собой двух других служанок.
- Этих скучных мышек? - посетовала Ливия, но все же согласно кивнула.
Джилли взбежал по лестнице, перескакивая разом через две ступеньки, и остановился. Ливия не сказала, что Маледикт воспользовался бронзовой статуэткой змея, той, что стояла в холле, чтобы разбить зеркало. Рама все еще удерживала расколотое стекло; лишь несколько серебристых кусочков из самой середины окропили ковер. Переступив через них, Джилли постучался к Маледикту и, недовольно бормоча, отворил дверь.
Юноша сидел на кровати, бритвой распарывая галстуки. Пол вокруг был усыпан обрывками раскромсанной ткани. Вообще в комнате царил беспорядок: на каминной полке валялась туфля, тазик для бритья отлетел к стене, чайник был опрокинут, вода вылилась на ковер.
- Чью глотку ты в мечтах перерезаешь? - поинтересовался Джилли.
- Свою, - ответил Маледикт. Лицо его было все в пятнах от слез и ярости. Горечь изогнула губы унылой кривой. У Джилли екнуло сердце.
- Это из-за его женитьбы, - догадался он.
Маледикт принялся тереть распухшие глаза. Бритва угрожающе скользила возле самой его щеки, и Джилли отобрал ее и закрыл.
Глаза Маледикта тут же почернели:
- Я еще не закончил.
- Может, я лучше налью тебе чего-нибудь выпить? - Джилли взглянул на поднос для бокалов, усыпанный осколками хрусталя. - А еще лучше давай закончим начатое тобой дело и напугаем кухарку так, что она уйдет из дома на сегодняшнюю ночь. Наведаемся к ней в кухню и выясним, что за спиртное она таскает из твоего винного погребка.
- Я не ребенок, которого надо баловать, - предупредил Маледикт.
- Почему бы мне и не побаловать тебя, - возразил Джилли. - Такое впечатление, что у тебя разрывается сердце.
Маледикт позволил Джилли поднять себя на ноги.
- Когда он женится…
- Успокойся, - остановил Джилли. - Поразительно, насколько приятнее кажется жизнь после стаканчика спиртного.
- Странно, что ты до сих пор не превратился в пьяницу - с такой-то философией, - заметил Маледикт, все же позволяя Джилли проводить себя по лестнице вниз, потом мимо больших, пустых и темных комнат и, наконец, в теплую кухню. Кухарка, что-то резавшая на разделочной доске, испуганно подняла взгляд.
- Сегодня ты нам не понадобишься, - сообщил ей Джилли.
Женщина оглядела Джилли, бросила быстрый взгляд на лицо Маледикта и сдернула фартук.
- В печке хлеб. Будь хорошим мальчиком, Джилли, не дай ему сгореть, иначе завтра останешься без тостов.
Когда кухарка поспешно удалилась, Маледикт заметил:
- Ты ей нравишься.
- Она относится ко мне, как мать. Если бы ты не был таким противным, она бы и к тебе так же относилась. Она считает, что тебя нужно лучше кормить.
- Это по-матерински? - спросил Маледикт. - Моя мать была совсем не такой. - Юноша устроился за исцарапанным деревянным столом и принялся ковырять кончиком ножа кусочки миндаля, отвлеченный от всплеска ярости непривычной обстановкой.
Джилли поставил на плиту старенькую жестяную кастрюльку, плеснул в нее молока и проверил, горит ли огонь.
- Не хочешь?
- Она была самой обычной шлюхой из Развалин. Как и я. - Дрожь в хриплом голосе походила не столько на плач, сколько на предупреждающий треск гремучей змеи; но Джилли давно научился улавливать все нюансы этого голоса и мгновенно повернулся.
- Ну, будет, будет, не надо, не надо так, - заговорил Джилли, осмелившись легко коснуться губами лба юноши, как будто успокаивал несчастного подростка. - Ты не такой, ты же благородный господин.
- Когда он женится, я превращусь в его шлюху, всего-навсего. И все равно я выбрал этот путь. Ворнатти не в счет. Я использовал его так же, как он меня. Но как только я убью Ласта - чем я стану, если Янус женится? Я буду вести жизнь, о которой мечтала для меня моя мать. Превращусь в игрушку богача.
Джилли щедро сдобрил молоко бренди и поставил чашку перед Маледиктом.
- Никогда не встречал игрушек с такими когтищами и зубищами, - весело заметил он. - Пей, а я буду рассказывать тебе истории о дворе.
Маледикт поднес кружку к губам, глотнул.
- Не знаю, зачем я слушаю твои сентиментальные сказки.
- Затем, что взамен я терплю твои капризы и перепады настроения, - ответил Джилли. - Но если тебе наскучили истории о любви, расскажу тебе, как затонули "Грозный" и "Дьявол".
- А там есть про кровь? - заинтересовался Маледикт.
- Это случилось в войну, - сказал Джилли. - В войну всегда льется кровь. Всё происходило в первые дни Ксипоса, когда боги еще не покинули нас. Капитаном на "Грозном" был Беллан, а на "Дьяволе" - один из итарусинских принцев. Их пушки были заряжены железом, а сундуки полны золота - самого лучшего, что могло убедить жадного Нагу прийти им на помощь. Они сражались, грабили и истекали кровью, бросая соли за борт так же часто, как стреляли из пушек, и наконец чешуйчатый Нага, бог здоровья и скупости, метавшийся в водах в ожидании подношений, поднялся из моря и забрал все. Корабли, людей, пушечные ядра и выкупы двух королей чистым золотом. Достаточно кровавая история?
- М-м-м, - согласно промычал довольный Маледикт. - И никто не попытался отыскать и вернуть золото?
- То, к чему прикоснулись боги, навеки меняется. Лучше уж пусть будет подальше от людских рук - на всякий случай.
Джилли поднялся, вытащил из печи горячий хлеб и бросил остывать на решетку. Потом отрезал ломоть, положил на стол, отыскал в кладовой только что сбитое масло и вернулся к Маледикту. Отломил кусок и подал теплый хлеб юноше.
- Держу пари, ты сегодня не ел, а только яростью своей исходил.
- Не отчитывай меня, - сказал Маледикт, однако намазал толстый слой масла на свой кусок.
- Ешь, а я тем временем расскажу еще одну историю. Более древнюю, о рыцаре и его оруженосце, и о том, как они просили Эпсит подарить им ребенка.
Маледикт закатил глаза.
- Опять про любовь. Джилли, ты романтик.
- Это неизлечимая болезнь, - отозвался Джилли, пытаясь угадать настроение Маледикта. Глаза у него были грустные, веки набухли от рыданий, но губы перестали уныло кривиться - на них даже обозначилась едва заметная улыбка.
Маледикт допил молоко, подошел к плите и налил еще кружку. Потом сел за стол и принялся за крошеный миндаль и теплый хлеб, ожидая рассказа Джилли.
- Истории любви так часто наводят скуку…
- Может, вырвать листок из какой-нибудь порнографической книжки Ворнатти и накормить тебя непристойностями вместо романтики? - поддразнил юношу Джилли.
- Что хочешь, Джилли, я весь внимание.
- Жил-был рыцарь… - начал свой рассказ Джилли, улыбаясь не сюжету, а неохотному вниманию Маледикта - тот походил на ребенка, которого заинтересовали чем-то против его воли. Предание было старинное - и очень печальное. Мужчины получили ответ на свое прошение Эпсит, богине созидания и отчаяния. Кобыла забеременела человеческим ребенком. Но в родовых схватках она копытом ударила оруженосца в горло, и первый крик их новорожденной дочери смешался с предсмертным хрипом оруженосца.
Когда Джилли окончил историю, глаза Маледикта оставались грустными, уголки рта снова поползли вниз; горестно вздохнув, Джилли пересказал всю историю на манер фарса: рыцарь и оруженосец обратились с прошением к Эпсит, а лошадь оказалась жеребцом, так что в итоге оба мужчины забеременели, а конь… остался весьма доволен. Уныние Маледикта быстро сменилась смехом.
- Никогда не думал, что ты знаешь такие предания, - проговорил Маледикт, вдоволь нахохотавшись.
- Я прожил со старым мерзавцем восемь лет, - сказал Джилли, - а до того жил на ферме. Удивительно, что я не говорю так все время.
- Спасибо, Джилли.
Когда настроение у Маледикта улучшилось, мысли Джилли вернулись к погрому, учиненному наверху.
- Давай-ка приберем немного, чтобы ты мог спать, не опасаясь осколков стекла в постели.
Он рывком поднял Маледикта на ноги и погнал наверх, не слушая жалоб и подтрунивая над заявлениями юноши о принадлежности к аристократии.
Когда Янус вернулся, Маледикт стоял посреди комнаты, собрав в охапку обрезки кружев, а Джилли снял и аккуратно сложил постельное белье, все еще посверкивавшее осколками. Янус открыл дверь и остановился на пороге.