- С папенькой, говорит, обсудит, пустое! - быстрым шепотом ответила Нелли. - Отпустит, право слово, отпустит! К папеньке подольщусь, да и виноваты они перед ней, перед княгиней-то.
- Ох, боязно мне, - вздохнула Параша.
- Я б тоже боялась, - блеснув жемчужными зубами, усмехнулась Катя. - Только касатка наша куда как хорошо надумала. Одно в толк не возьму. Покуда разрешат, покуда сборы, ведь не пустят без сборов-то… Как же далеко крысий барин Панкратов за это время укатит? Догоним ли?
- Не догоним! - Нелли засмеялась: море ей было по колено с тех пор, как сверкнула в голове спасительная разгадка. - Нипочем не догоним! Ну и подумаешь! Мы и догонять не станем!
- Как это не станем?! Зачем же тогда?!
- Не нужен нам Панкратов, не нужно за ним нестись очертя голову! Кому он ларец везет? Проклятому Венедиктову! А проклятый окаянный Венедиктов живет в Санкт-Петербурхе! Вся молодежь у него бывает? Ну и разве трудно его дом отыскать? Так что пусть маменька хоть неделю сундуки укладывает. Успеем, у нас свои сборы.
… Чердак зарос паутиною так, что невозможно было ступить шагу. Притом новой, серебристо-свежей паутины, в которой пауки вправду жили, поблескивало в полумраке совсем немного, а старая, заброшенная, прогибалась под серой пушистой пылью. Охотней всего грязные паутинные узоры отчего-то переводились как раз на белое платье Нелли.
- Тихо вы, чуть живого паучка не задели, - негромко проворчала Параша.
- Ты еще таракана побереги, - фыркнула Катя.
- Глупая ты, Катька! Пауков обижать никак нельзя.
- А почему? - Нелли осторожно пробиралась к сундукам, расставленным у дальней стены.
- Не знаю почему. Нельзя, да и все.
- Вот оно! - Нелли стояла около двух зеленых сундуков, окованных заржавевшим железом. - Хоть не на замках, и то легче.
Тяжелая крышка, однако, подалась не без труда: девочки толкались и мешали друг другу, силясь ухватиться одновременно.
- Ух!
На серой холстине, в которую было уложено содержимое сундука, Нелли заметила прилепленную записку, сделанную маменькиной рукой.
- Чего тут написано-то?
- "Платье Ореста от младенчества до семи годов". Не то!
Записка, явившаяся в пылевом облаке из второго сундука, гласила: "Платье Ореста от семи годов и старше".
- Вот, оно самое! Слава Богу, маменька каким-нибудь беднякам не раздала, небось руки не дошли.
- Как раз сойдет, чего молодой барин, покойник, годочков в десять нашивал.
Параша, пытаясь снять паутину ладонью, размазала грязь по всему округлому личику.
- У тебя усы от грязи! - Нелли не удержалась от смеха, хотя и подозревала, что и сама глядит Сендеролою.
В мешковине, переложенные от моли лавандовыми сашетами, аккуратно лежали панталоны, жилеты, сорочки, сюртучки.
- Мало… А это велико… Как раз, откладываем, и это, это тоже годится… Куда ты? - окликнула Нелли Катю, вновь залезшую в первый сундук. - Я ж сказала, там одежда, что он до семи лет носил, все ж маловата будет, как ты думаешь?
- А башмаки? А чулки? - Катя засмеялась. - Небось мужская-то нога больше! А у тебя-то вообще два с половинкою вершка ступня, хоть бы до трех дотянуть.
Груда одежды на полу росла. Нелли выбирала из сундука, Параша и Катя раскладывали отобранное на две кучи: понарядней и попроще.
- Ладно, к ночи придем да унесем. Как хорошо, мадам Рампон нету!
- Да уж мадама твоя мигом бы пронюхала. Хоть бы умыться успеть, всяк сразу скажет, что с чердака.
Однако не в чердаке заключалась главная трудность сборов. Кое-что надлежало взять из комнаты Ореста, чьи вещи еще лежали на своих местах неразобранными, ожидая сороковин. По семь раз на дню наведывались туда то Кирилла Иванович, то Елизавета Федоровна.
- Вот чего, - уже не заботясь о чистоте платья, о коей, впрочем, уже трудно было порадеть, Нелли уселась на пол. - Вместе туда нельзя. Одну меня застанут, так отговорюсь как-нибудь. Зашла, мол, посидеть. И брать ничего нельзя, до самого отъезда. Я тебе, Катька, скажу, куда положила, а ты в последнюю минуточку забежишь да возьмешь. Пистолеты я возьму старые, Ла Марровой работы. Я их хорошо знаю. Орест их и не брал в Петербурх-то, им лет тридцать, если не боле. А шпагу ту, что с закрытым эфесом.
- Шпагу-то зачем? И колоться ты ей не умеешь.
- Умею… капельку.
- Что толку? Только людей тешить - мальчишки при шпаге не ходят. Нешто ты офицер или чиновник? А какого такого чину?
- Я носить шпагу не стану, - тихонько сказала Нелли. - В клади припрячем. А все-таки покойнее как-то с ней.
- Тогда и кинжалы возьми, два.
- Эх, не рано ли сборы-то затеяли? - вздохнула Параша. - Ну как не отпустит барыня-то?
- Отпустит, непременно отпустит, - уверенно ответила Нелли, и сама же задалась вопросом: отчего взялась эта уверенность? Однако что-то говорило ей, уверенность не напрасна. Все выйдет так, как она затеяла.
Глава IX
И позволение вправду было дано, хотя сборы затянулись почти на неделю. Всю девичью посадили за работу, в том числе и Катю с Парашей - по два дня не было возможности иной раз перемолвиться словом. Но и у Нелли работы было хоть отбавляй - ей надо было тайком исписать целую гору бумаги. Кто только подсказывал ей, маленькой Нелли Сабуровой, все эти хитрости?
И вот, наконец, карета стояла у лестницы, запряженная гнедой парой. Дом был пуст: все от мала до велика высыпали прощаться с Нелли.
- И не вздумай ввечеру гулять по саду! Ох, не знаю, зачем только я тебя отпустила…
- Нижайший поклон княгинюшке от ее покорного слуги… Уж не заставь нас краснеть за твое воспитание, Нелли!
- Не вздумаю, маменька, постараюся, папенька!
- В гостях постись: вот уж воистину, в чужой-то монастырь со своим уставом негоже…
Пора! Нелли испуганно всплеснула руками.
- Ой, рисунки мои! Чуть не забыла!
- Да зачем они тебе? Воротишься - дорисуешь!
- Нет, я хочу к Успенью дорисовать и собак, и натюрморты! Катька, беги скорей! Рисунки на столе у меня, да ящик возьми с красками!
Катя сорвалась, выскочила из кареты и помчалась в дом.
- Ну вот, придумала… Нелли, как-то ты поститься станешь, без куриного бульону, без бараньих котлеток… - Елизавета Федоровна отерла глаза платочком.
- Да полно, дорогая, уж она не малое дитя, - Кирилла Иванович вытащил из кармана табакерку, украшенную портретом бабушки в молодости, размял в пальцах душистую рыжую понюшку. Нелли с болью в сердце поняла вдруг, что увидит родителей, быть может, не скоро.
Катя бежала уже обратно, бережно неся у груди свернутые трубкою листы картона и черный деревянный ящик. По ее довольной мине Нелли сразу поняла, что все удалось: в рисунках лежали шпага и кинжалы, вместо выброшенных накануне в ретирад ванночек с акварелями в ящике покоились пистолеты. Удача, во всем удача!
- Ну, храни тебя Господь, душа моя! - Елизавета Федоровна сжала Нелли в объятиях.
- С Богом! - Кирилла Иванович махнул рукой. - Фавл, трогай!
- Н-но, родимые! - Фавушка тряхнул вожжами.
Старые липы побежали мимо окон, с вынутыми по-летнему стеклами. Вот прилегли в конце аллеи каменные Прет и Акрисий, вот отстала дворовая детвора, с визгом бегущая за каретой, вот дорога изогнулась, огибая пруд. Прощай, милое Сабурово!
- У-фф! - Нелли откинулась на подушки, в полумрак. - Парашка, ты следи, где лучше свернуть-то!
- Да уж слежу, - Параша высунулась в окно.
Катя, тряхнув ненужные листы, вывалила на сиденье зазвеневшие клинки.
- Ай, хороши! Дашь мне этот кинжальчик, ладно?
- Рано делиться, еще вон с кем сладить надо, - Нелли кивнула на козлы.
- Сладим.
- А все ж таки не говори гоп, покуда не перескочишь, - Параша не отрывалась от окна.
- Да ладно вам, - Катя надулась.
- А ты наверное знаешь, что никого в лесниковой сторожке нету теперь?
- Никого, касатка, и до пятницы не будет. - Параша подскочила на сиденьи и принялась молотить кулачком по двери. - Эй!! Фавушка, налево сворачивай после березы, слышь, в лес и налево!
- Чего раскомандовалась-то? - недовольно отозвался Фавушка. - Алёна Кирилловна, нешто впрямь налево?
- Считай, что я и приказала! - со смехом ответила Нелли. Поняв шутку, Параша и Катя тоже захохотали.
- Так ить не по пути! Чего время-то в дороге терять, эдак не пришлось бы в чистом поле ночевать, - заворчал Фавушка.
- Сворачивай, сворачивай!
Лесная дорожка никак не предназначалась для кареты: ветви с обеих сторон полезли в окошки, зашуршали по крыше.
- Стой!!
- Тпр-ру…
На маленькой лужайке, утонувшей в зарослях орешника, стоял новенькой, желтый еще домик в одно окошко, похожий на баньку.
- Снимай сундуки, заноси в дом! Живее!
- Вот чего надумали, сундуки снимать, - Фавушка начал сердиться всерьез. - Вот святой истинный крест, поверну назад, пусть с вами, баловницами, барин разбирается.
- Не повернешь, Фавушка, - произнесла Нелли очень тихо. - Не дослужил ты Оресту, так теперь мне дослужи. Никуда ты не повернешь и все сделаешь, что мне надобно. Мне, а не папеньке с маменькой. Снимай сундуки.
В домишке было ярко и чисто, как внутри яичного желтка. Под ногами хрустели смолистые, свежие стружки.
- Печь топить не вздумайте, угореть можно, - проговорила Параша, склоняясь в сундук. - Не пробовали ее еще.
- Да незачем нам, - Катя быстро скинула на пол сарафан.
Содержимое сундуков, быстро оказавшееся на полу, было тут же разделено надвое. Большую часть составили платья и вещи Нелли, меньшую - детская одежда Ореста.