Глава LXVI
Сосновые леса вытеснили лиственные, смолистый запах сгустился в воздухе.
- Видно, что уж Тверь близка, - заметил отец Модест, поднимая воротник плаща: снежный ветер хлестал немилосердно. - Лучше сосен, чем под Тверью, в России не сыскать.
Параша ехала в этот день в карете, о чем нимало не печалилась. Даже и в кожаном коробе дуло со всех щелей. Понятное дело, зимние возки теплее, но санный путь установится не скоро. Самое худое время для дороги.
- Столько известно Вам о старых городах, святой отец, - Роскоф, казалось, силился гнать тревожные мысли. - Расскажите мне о сем сосновом месте.
- Вы увидите город малый и непримечательный, Филипп, - отозвался отец Модест. - Однако ж, повернись колесо гишторическое чуть иначе, сие была бы старая наша столица. Главною соперницею Москвы была Тверь во времена ига татарского. Вам неведомо, быть может, что в годы унижения предков наших даже царить над народом своим не могли законные наши правители без татарской позволительной грамоты, именуемой ЯРЛЫК. Вот давняя сказка, быть может правдивая. В Золотую Орду, становище татарское, приехали за ярлыком два правителя, тогда они звалися еще не царями, а князьями, Московский и Тверской. Прежде чем дать сей позорный ярлык, татары предложили князьям русским испытание: поклониться их идолам, пройдя промеж жертвенных костров, и вкусить хмельного напитка из кобыльего молока, что звался КУМЫСОМ. Напиток сей христиане почитали нечистым. Князь Тверской отказался поклоняться идолам и оскверняться кумысом, за что был убиен с немыслимою жестокостию. Московский же князь идолам поклонился и кумыса вкусил, за что был отпущен в Москву с ярлыком.
- Первый был герой, второй - отступник веры, - сказал Роскоф, вглядываясь в дальние строения посада, трудно различимые в снежном мареве.
- Именно так, Филипп, - усмехнулся отец Модест. - Не могучи справиться с завоевателями, князья Московские почти столетие играли с ними в хитроумные игры, с честью рыцарственной несовместимые. Но вот минуло сто лет, и Москва явила подвиг веры, собрав вокруг себя русские народы, тогда различные. Святой Сергий Радонежский благословил князя Московского Димитрия на битву с татарами, получившую прозвание Куликовской. Два монаха-схимника, отпетые заживо, шли в рядах войска. Воистину, с этой победы пошла единая Русь! Тверские князья были слишком прямы и просты, чтобы повести страну за собою в те жестокие, коварные времена. И все же я жалею об них.
Посад сменился мощеною улицей. Домов современных, с колоннами и рустром, украшенных белою лепниной, в Твери показалось больше, чем в Новгороде. Взгляд Роскофа задержался на нарядной лавке, в широком окне которой выставлены были книги.
- Я задержу Вас на мгновение, святой отец, - воскликнул он, спрыгивая на ходу. - В таковых лавках бывают порою новостные листки из Франции.
Коновязь и вход в лавку оказались, однако, со двора. Расплатившись со старичком в каком-то проплесневелом сюртучке и парике из конского хвоста, Роскоф, выйдя на крыльцо, с жадностию развернул убористо набитую буквами плотную бумагу, сложенную вдвое. Новости оказались по преимуществу архитектурные. Раковинный штиль по-прежнему расцветал, дивя публику изяществом. Ничто не предвещало бед!
Роскоф глянул на число: листок оказался четырехмесячной давности. Как знать, что творится в Париже в сей день, что проводит он в знаменитом лишь стариною маленьком городе, в поисках похищенной двенадцатилетней девочки?
- Ай, погадаю, красивый?
- Ступай себе с Богом, мне не до глупостей, - Роскоф, развязывая кошель, обернулся к юной цыганке, - на вот тебе… Постой! Катерина, действительно ли сие ты?
- Эй, откудова ты прознал, как меня звать? - Катя с недоверием отступила. - Барышня тебе не сказывала.
- Сказала недавно, - Роскоф не без улыбки вглядывался в многоцветное обличье собеседницы. - Не сразу я тебя узнал, в прошлый-то раз мальчишкою видел.
- А я-то тебя в прошлый раз видала куда как далече отсюда, - парировала Катя. - Дай, думаю, подойду поближе, ты, барин, али не ты? Как оказался-то здесь, в Твери?
- Мы здесь тебя ждем. Отец Модест, я да твоя подруга.
- Барышня с вами?!
- Нет, с нами Прасковия. Поспешим! - Роскоф, сделавши шаг, вдруг остановился. - Но где ж ты оставила драгоценности Нелли? Надежно ль они упрятаны?
- Надежней некуда, - Катя фыркнула, поправив одно из ожерелий.
- Катька!! - Параша, завидя подругу, выпрыгнула из кареты посередь улицы, на которую вышли Роскоф и маленькая цыганка.
- Быстрей в экипаж! - прикрикнул отец Модест. - Нечего пугать обывателей, они памятливы.
- Едем в гостиницу, святой отец? - Роскоф прыгнул в седло.
- Теперь, по щастью, незачем, - отец Модест развернул лошадь в переулок. - Огорчительно мне было держать туда путь, вроде как лезть мишенью в тир.
На сей раз странные пути отца Модеста привели путешественников в одноэтажный мещанский дом под высокими ветлами.
- Быть может, святой отец, нас здесь не обнаружат, - заметил Роскоф, оглядывая горницу с обшитыми тесом стенами. - Но вить и мы эдак никого не найдем.
Из-за стены доносился хохот: Параша и Катя явственно увлеклись обратным превращением цыганки в мальчика.
- Охотились ли Вы на манок? Его еще надлежит изготовить, - отец Модест подошел к дверям. - Катерина, где остался настоящий ларец? В Петербурге?
- Ой, не знаю, я раньше ушла, чем она его пристроила, - крикнула в ответ Катя, а затем возникла в дверях уже в мужском наряде. - Должно быть, где у Петряевой вдовы припрятала.
- Вид ларца я хорошо помню, - задумался отец Модест, - но…
- Откуда ж Вы можете его помнить, святой отец, коли ни разу не видали?
- Уж будто, - отец Модест засмеялся. - Сабуровы-старшие хранили его в секретном ящике сзади письменного стола. Невелик труд найти, а знать видимость на всяк случай не помешает.
- Так Вы в дом тайком залезали, отче? - В голосе Кати явственно прозвучало уважение.
- Само собой, залезал, но сейчас не в том дело. - Отец Модест нахмурился, затем провел указательным перстом по лбу, как бы разглаживая в задумчивости морщину. - Коли мы не ведаем, где настоящий ларец, так не станем и тратить время, его копируя. Вдруг как-то он попал к Венедиктову? Нет, уложим подделку в самый простой ящичек вроде тех, что у бакалейщиков идет под молотый перец. Надобно еще найти лавку стеклянных безделок.
- Да зачем искать? Мало ль на мне было этой дряни? - Катя сверкнула зубами в улыбке. - Вот все это и сложим.
- Но погодите, святой отец, - вмешался Роскоф. - Кого ж Вы хотите провести фальшивыми побрякушками? Неужто слуг этого самого Венедиктова? Не похож он на простеца.
- Друзья мои, план мой прост, - отец Модест остановил Роскофа предупреждающим жестом руки. - Нам надлежит разделиться. Кто-то открытым образом поселится в гостинице вместе с подложными драгоценностями. Дальше надобно лишь держать ухо востро и вовремя оставить их без присмотра. Уверяю вас, никто не станет, воруя, брать с собою лупу. Довольно беглого взгляда, дабы удостовериться, что перед тобою именно украшения, особенно ежели нет оснований ждать подвоху. Хватаешь да бежишь со всех ног, а уж разбираешься после. Такова манера татя. Мы же пустимся тайно следом за ворами, и они приведут нас к Венедиктову, а следовательно, и к Нелли.
- Не могу не одобрить сего плана действий, - воскликнул Роскоф. - Но единственной ли будет эта попытка сыскать Нелли?
- Не единственная, Филипп. Я на несколько часов оставлю вас всех, дабы снестися с людьми, что также помогут ее искать. Однако ловля на манка представляется мне самым быстрым способом.
- Тут Вы правы.
- А куда ж девать настоящие-то каменья? - вмешалась Параша.
- Так их возьмут те, кто останется здесь, в укрытии. Один из нас, мужчин, станет охранять их, другой же - гоняться за Венедиктовым. Думаю, последним буду я, а с собою мне следует взять Катерину, от нее, в виде мальчишеском, больше толку.
- Как и когда объединимся мы?
- Обсудим после, сейчас я должен идти.
Но прежде чем священник покинул дом, Катя сбегала в бакалейную лавку за деревянной коробкою из-под корицы, в которую они с Парашей, хохоча, уложили цыганские безделки. Настоящие же каменья, небрежно завернутые в кусок холстины, поместились в дорожной сумке Роскофа.
- Расскажи, как ты добиралася досюда одна? - спросила Параша, когда Роскоф, взявши шпагу, ушел от делать нечего упражняться во двор. - Было ль чего занятное по дороге?
- Да почти что не было, - Катя поежилась: в плохо протопленном дому казалось свежо.
- Ой, врешь, девка!
- Ну вру, экая невидаль. Не разобралась я еще с делом одним, разберуся, так и расскажу. - Катя принялась растирать ладонями ногу - под грубыми чулками пошла гусиная кожа.
- Э, да не Иродиада ли к тебе прилипла? - Параша легонько коснулась пальцами виска подруги. Катя дернула головой: прохладное прикосновение обожгло ее, словно кусочками льда.
- Вот докука-то, у меня с собою двенадцатитравного-то кошеля моего нету! - почти простонала Параша. - Не могла ж я его в обитель брать в барышнином-то обличьи! Укутайся вот, щас печь подтоплю.
Под Парашиным овчинным полушубком сделалось полегче.
- Да ты не прыгай, вроде отогрелась, - попыталась Катя остановить Парашу, изо всех сил ворошившую угли. Пожалуй, от озноба осталось теперь только странное покалыванье во лбу промеж бровей. Даже неприятным оно не было, словно маленькие иголочки еле-еле задевали кожу.
- Больно ты понимаешь, - проворчала Параша, не прерываясь. - Вон как глаза-то сверкают, и щеки будто свеклой намазалась.
Со двора доносились мерное притопыванье и посвист рассекающей воздух стали.