Когда он, заехав в Старый лес, услыхал, что в ближних кустах притаился какой‑то зверь, то сразу приготовился к бою. Нацелил лук, подъехал…
И здесь увидел, что это никакой не кабан, как рассчитывал рыцарь. И вообще не годная в пищу человеку животина.
В общем, то была волчица. Неимоверных размеров. Почти со взрослого теленка.
Бритт натянул тетиву, чтоб покончить со зверем, пока тот сам не вздумал на него броситься. Однако волчица внезапно улеглась на землю, покорно склонив голову на передние лапы и как будто приготовившись к смерти. И что удивительно, так это то, что зверюга… плакала. Крупные слезы текли из ее глаз.
Ошалелый рыцарь даже лук опустил. Что за?..
Но приближаться не стал. Мало ли чего. Вдруг притворяется гадина.
Тихонький скулеж отвлек его внимание от волчицы. Из тех же кустов выкатились четыре клубка, оказавшиеся маленькими волчатами, которым было, наверное, не больше месяца от роду. Подбежав к матери, детеныши принялись тыкаться мордочками ей в живот, ища сосцы. Волчица, одним глазом косясь на человека, стала облизывать своих малышей.
Но отчего же она не бросается на защиту потомства? Вон ведь какая огромная. Прыгнет – и в одно мгновение сомнет лошадь и всадника.
Как бы в ответ на его немой вопрос зверина вздохнула и дернула задней лапой.
Тут уж Гавейн все понял.
Конечность волчицы угодила в капкан, и животное просто не могло пошевелиться.
Некоторое время рыцарь колебался, раздумывая, как поступить.
В другое время он не раздумывая добил бы лесную охотницу вместе со всем ее выплодком. Однако в последнее время душа бритта заметно размякла. Отчего? А кто его знает!
Проклиная эту свою мягкотелость, рыцарь спешился и бочком‑бочком приблизился к зверю. Волчата гурьбой окружили человека, чай, увиденного ими в первый раз. Запрыгали вокруг него, начали дергать зубками за штаны.
Прицыкнув на щенят, крепыш занялся их матерью.
Конструкция ловушки озадачила его. Это кто ж умудрился соорудить такое? Бронзовые желваки с острыми зубьями. Пружина из стали. И ровно знал таинственный охотник, каких размеров животина должна была сюда угодить. Потому как сам капкан был почти двух с половиной футов. Да и силушкой, должно быть, обладает немалой. Сам Гавейн, пока сумел разжать металлические челюсти, семью потами изошел.
Пока он возился с капканом, волчица почти не шевелилась. Чтоб не помешать человеку и не испугать его. А когда все закончилось и зверь оказался на свободе, произошла странная вещь.
Животное поднялось на все четыре лапы, оказавшись почти одного роста с отнюдь не коротышкой бриттом. (У рыцаря все внутри оборвалось, когда он представил, что будет, реши волчица встать на задние лапы. Хвала Господу, не сможет из‑за раны.) Левая задняя конечность сильно кровоточила, и серая на нее старалась не опираться.
Постояв этак‑то пару мгновений, волчица нежданно… низко поклонилась спасителю. А потом взяла зубами за шкирку одного из своих малышей и протянула Гавейну. Тот опешил от подобного подарка.
– Что я с ним делать буду? – растерянно спросил, не думая, что зверь не понимает человеческой речи.
И то ли ему померещилось, то ли и впрямь случилось, но волчица подмигнула, как бы говоря: бери, пригодится.
– Я и взял, елы‑палы, – закончил свой рассказ бородач. – Ну не мог я отказаться. Виданное ль дело, чтоб зверь свое дитя подобру‑поздорову отдал человеку?!
– Правда, – поддержал приятеля Перси. – Но что дальше‑то? И чем его кормить? Он же еще совсем маленький? Ну‑ка.
Тевтон взял в руки малыша и посадил его на стол. Там еще белели лужицы разлившегося молока. Волчонок встал на все четыре лапки и, проковыляв к одному такому пятну, понюхал его, а потом начал слизывать. Вероятно, угощение ему понравилось. Поскольку вскорости щенок слизал все.
– Я буду звать его Фенриром, – подала голос Файервинд. – И… не уступишь ли щенка мне? Могу заплатить.
Парсифаль предупреждающе зыркнул на бритта и показал ему кулак.
– Дарю, – с видимым облегчением выдохнул из себя Гавейн.
– Спасибо, – поблагодарила ведьма без обычной сухости в голосе. – А теперь собирайтесь.
– Куда еще? – скривился крепыш. – Надеюсь, не в этот распроклятый лес? Что‑то неохота мне туда снова соваться.
– Нет, возвращаемся в Киев. Мне уже все ясно.
Проехав городок Борти, они оказались на развилке четырех дорог. Одна вела в столицу, а три других уходили влево. На их скрещении высился обросший мхом валун, на котором были высечены какие‑то буквицы.
Файервинд узнала привычные глазу руны.
– Налево пойдешь – коня потеряешь, – переводила она не знавшим скандинавской письменности рыцарям. – Направо пойдешь – голову потеряешь. Прямо пойдешь – друга потеряешь.
– Да, весело, нечего сказать, – промямлил, переглядываясь с Гавейном, Парсифаль.
– Здесь вроде еще что‑то написано? – присмотрелся к булыжнику крепыш.
Точно.
Прямо поверх старой надписи, пересекая ее наискосок, было нацарапано кривыми литерами, напоминающими буквы греческого алфавита. Где‑то рыцари уже видели подобные письмена. И вроде бы совсем недавно.
– Это по‑куявски, – удивилась Файервинд, разбирая корявый почерк. – А не пошли бы вы на…
Дальше шло неприличное слово, прочитать которое вслух магичка постеснялась.
ТРЕВОЖНЫЕ ЗНАМЕНИЯ
За Рифейскими горами, стойбище племени Бурого Волка народа сиртя
Сидя на берегу порожистой речки, Белый Лемминг задумчиво глядел, как бежит вода в быстрой холодной реке, как выпрыгивают из нее серебристые красноперые рыбины, то ли играя, то ли справляя неведомые двуногим и сухопутным рыбьи обряды.
Глубокомысленно вздохнув, Белый Лемминг встал.
Обязанности вождя племени не оставляют слишком много времени для праздных размышлений.
Сейчас вот нужно возглавить охотничью ватагу и отправляться добывать детенышей косматых носорогах зверей. Беловолосые люди с юга платят за каждого живого носорожку совершенно безумную цену – целых пять больших ножей!
(Видать, ума у них немного, ведь мясо носорогах космачей жесткое и невкусное, а приручить зверя почти невозможно – уж очень они злобные да глупые, почти как сами, хе‑хе, беловолосые – как раз под стать им скотинка!)
А еще нужно следить за правильными кочевками семей, присматривать за заготовкой припасов, чтобы в глубоких ямах‑ледниках было вдосталь рыбы и мяса…
Теперь вот надобно разбираться и с пророчествами безумной шаманки Иптыш, мутящей племя…
Да, вот так всю жизнь – туда‑сюда… а в конце концов все равно умрем… Да.
С шаманкой же определенно надо разобраться. С другой стороны, и ссориться с ней тоже не следует. Ведь старая сделала много добра Людям Волка. Вспомнить хоть, что именно она помогла появиться на свет его младшей дочери и спасла при этом младшую и любимую жену Белого Лемминга, Иркун, уже почти отошедшую в Ночные Края.
Так размышляя, шел глава племени по хрустящей от ранних морозцев траве, серебрившейся инеем.
Лемминг вдохнул хрустальный воздух и выдохнул облачко пара.
Что‑то рановато в этом году дает о себе знать Снежная Девка! Старики говорят, что такое бывало в последний раз о такой поре шесть поколений назад, как раз перед тем, как громадные клыкастые звери Быыо‑га, старшие братья шерстистых рогачей, последний раз показывались в этих краях.
Не к добру… Определенно не к добру!
Вождь миновал сложенный из огромных окаменевших бревен грубый загон, где раздраженно хрюкали детеныши шерстистых носорогов – ровно пять штук. Если охота, которая предстоит через несколько дней, будет удачной, к ним прибавится еще полдюжины – и его племя, носящее имя Бурого Волка, станет одним из самых богатых по эту сторону великой реки О‑обь. Да, все бы неплохо, если б не предсказания…
И словно вторя его мыслям, навстречу Белому Оленю, тряся погремушками из песцовых костей, вылетела Иптыш…
– О‑о‑о, горе нам! – завыла она. – Горе Людям Оленя и Волка! Горе, Горе!!
Белый Лемминг не испугался, лишь досадливо пожал плечами.
Он привык. Вот уже четвертый день старуха повторяла свои пророчества.
– Горе нам, живущим вдоль Ледяной Стены, и всем прочим людям! Погубит, погубит нас злой Неназываемый, что явится из‑за Звездного Полога Снежной ночи! И из‑за бури снежной выйдут тьмы слуг Неназываемого верхом на огромных волках, разжиревших от человечьего мяса, потрясая копьями из костей людских. Ибо вызвала старая дева, которая вечно молода лицом и телом, из‑за Края Мира темных тварей! Вызвала уже!!
"Тьфу! – сплюнул на восход Белый Лемминг. – Чего только не примерещится! Храни нас от этого предки и Небесный Медведь!"
– И будет это в дни лета, когда ночная владычица Сель поднимется над горизонтом! – вещала старуха между тем.
У Лемминга немного отлегло от сердца. Чего греха таить, предсказания шаманки его беспокоили. Когда это в здешних краях Луну было видно летом?! И не припомнить такого! Определенно прав молодой шаман Гугха, что в последнее время Иптыш стала чрезмерно увлекаться мухоморами…
Конечно, не стоит беспокоиться из‑за полубезумных пророчеств старой бабы, которой самой скоро пора за Край Мира… Вот эти ранние заморозки – это да! Могут не успеть подрасти оленята у ездовых оленей, да и запасы на зиму тоже не до конца заготовлены.
Так, размышляя о житейских делах, Белый Лемминг вышел из главного стойбища и направился к юрте, где обитали молодые, неженатые еще охотники. Заморозки заморозками, а детенышей носорогов ловить все равно придется.