Пару раз подсылал к ней с расспросами блондина. Думал, что хоть к нему она поприветливее будет. Где там…
Знай себе отмалчивается, лицом мутнея да о каких‑то хворых землях себе под нос бормоча.
И все некоего банника поминает. На пару с Учителем. И до того честит обоих, что у Гавейна зародились сомнения, а не учудили ль эти двое с ведьмой что‑нибудь этакое. Типа того, что они с Перси хотели с ней сотворить при первом знакомстве. Хе‑хе…
Рыцарь огляделся по сторонам и вдруг заметил, что ненароком въехал в подлесок.
Эге, а ведь чародейка строго‑настрого запретила без ее сопровождения приближаться к Старому лесу на полет стрелы. Но мало ль какие страхи глупой бабенке на ум придут. И воин все эти бредни слушать должен?
У кого, спрашивается, в ножнах верный меч, а за спиной лук и полный колчан острых стрел? Ну чего тут бояться с таковыми‑то помощниками?..
Так, а это чего в кустах шевелится?
Вот же…
Прищурился, высматривая вероятного противника. Рука ж непроизвольно передвинула меч с боку на живот, чтоб в случае чего доставать сподручнее было. Но, видно, сталь тут не понадобится. Разве что под конец, если добивать придется.
Бритт заприметил что‑то шерстистое. И еще услышал невнятную возню и рычание.
Никак дичь?
Вот это к месту! Надо побаловаться свежатиной.
Из их дамы повар никакой. Но ничего, сами с усами.
Хорошо бы, чтоб кабанчик подвернулся. Вепрятинку можно чуток отмочить в вине, благо кое‑какой запасец имеется, да с душистыми травками. И на вертел. И на костерок. Чтоб мясцо дымком пропиталось и сок пустило.
Так живо себе все это представил, что даже слюнки потекли.
Наложил стрелу на тетиву и на всякий случай приготовил еще парочку. Вдруг рука дрогнет или конь споткнется. А у кабанов шкура толстая. Завалить такого зверя с одного выстрела – это недюжинное мастерство нужно. Вот наместник Арторий, тот умел подобные штуки выделывать. Ну, еще командор Ланселат. Самому ж Гавейну ни разу сей подвиг не удавался. Три стрелы – его предел.
Ну, поросеночек, выходи. Хватит в прятки играть.
Кусты затрещали…
Файервинд всецело погрузилась в работу.
Тевтон, затаив дыхание, следил за каждым ее движением. Ведь практически впервые он был допущен в святая святых чародейства. В магическую лабораторию.
Конечно, лаборатория – это сильно сказано. Всего‑то большой шалаш, который они с Гавейном и соорудили для своей нанимательницы (звать красавицу хозяйкой рыцарская гордость не позволяла) под сенью старого раскидистого дуба.
Парсифаль заметил, что вообще в этой округе с растениями творится нечто удивительное. Они достигают каких‑то неимоверных размеров. Наставница объяснила это явление воздействием особых воздушных флуктуаций, происходящих от… В этом месте она ткнула пальцем в сторону темнеющего вдалеке Старого леса и дальше распространяться не стала. Вроде и так все понятно, зачем еще слова тратить.
Ну не говорит, и не надо.
И без того понятно, что с этим лесом что‑то не так.
Они ведь с самого начала поездки направлялись именно к нему. Однако ехали не напрямую, а как бы кружили вокруг да около, словно коршун, выцеливаюший добычу. То с одной стороны подъедут, то с другой, то с третьей. Порыщут там‑сям, порасспрашивают местных жителей, наберут того‑сего в сумки. И сюда, в лагерь.
Здесь красавица уединится в своем "шатре" и давай чародействовать.
Рыцари с опаской наблюдали, как оттуда сыплются искры, расходится многоцветное сияние и выбегают размытые тени. И еще доносятся голоса. Женский, принадлежащий Файервинд, и мужские. Разговоры (или перебранка?) велись на повышенных тонах и на неизвестном имперцам наречии.
После таких толковищ магичка выходила мрачной и неразговорчивой. Будто весь пыл из нее вышел во время таинственных словесных баталий.
Было видно, что в душе Файервинд происходит жестокая борьба. Но кого с кем или с чем? Перси многое бы отдал, чтобы прояснить это. Однако то подобие взаимопонимания, которое, как казалось блондину, возникло между ним и красавицей в последнее время, еще не давало ему возможности проникать в такие сокровенные глубины.
Ничего, с помощью милостивого Хонсу…
Пока же он ограничивался ролью ученика чародейки. И то дело. Сколько трудов душевных и страданий физических ему стоило, чтобы утвердиться хоть на этом месте. Фай (про себя, а иногда и вслух он называл ведунью таким именем) упорно не хотела подпускать к себе кого бы то ни было ближе той дистанции, которую определила она сама. Запахнулась в свой магический плащ, как в броню, и все.
Отчего она такая? Понятно, что маги всегда окружают себя таинственной завесой. Но ведь то дряхлые старцы и старухи. А Фай молодая и красивая женщина в полном соку. Наверняка было в жизни колдуньи что‑то, сделавшее ее такой…
– Ты что, заснул?! – прервал его размышления недовольный голос.
– А? Что? – вскинулся парень.
– Разожги огонь, говорю.
Проворно кинулся выполнять приказ. Дама не любила нерасторопных.
– Хорошо. Положи в тигель немного земли, которую мы взяли с поля.
И это исполнил.
– Нагрей.
Молодой человек зажал медный тигель в бронзовых тисках с длинными ручками и поднес к огню. Некоторое время ничего не происходило. Но по мере того, как тигель и земля в нем накалялись, стало происходить чудное.
Сначала послышался назойливый, похожий на комариный писк.
Файервинд прислушалась к нему. Хмыкнула и брызнула на раскалившуюся землю несколько капель изумрудной жидкости из маленького хрустального пузыречка, извлеченного ею из кошелька.
Писк сменился пронзительным воем, от которого у рыцаря заложило уши. Он выронил тиски и схватился руками за голову. Лишь бы не слышать отвратительных звуков.
Через пару мгновений наступила тишина.
Перси виновато посмотрел на колдунью.
– Ничего страшного, – махнула та рукой. – Все, что было нужно, я узнала. Теперь подай горшок с молоком.
Взял с полки, устроенной тут же, на нижних ветвях дуба, глиняный кувшин с кислым молоком, купленным в Остудах. Пойло издавало невыносимую вонь. Блондин даже нос зажал пальцами. А ведьме нипочем.
– Неженка! – фыркнула. Но не зло, а с усмешкой. – И вон ту коробочку. Да не эту, а ту, что слева. Где у нас жабы хранятся.
Подал и сушеных жаб. Руки непроизвольно зачесались. Тут же захотелось помыть их в реке. Благо, та была неподалеку.
Магичка поставила горшок с молоком на стол, достала из коробки лягушку. Оторвав задние лапки, растолкла их в ступке, нашептывая слова на том самом неизвестном Парсифалю языке. Закончив, высыпала порошок в молоко. То сразу же забурлило, над ним взвился фиолетовый пар. До того едкий и вонючий, что у тевтона заслезились глаза и запершило в носу. Не удержавшись, чихнул. От этого пар моментально развеялся.
Испуганно покосился на красавицу. Не напортачил ли? Однако та довольно улыбалась. Видать, чародейство удалось.
Склонившись над кувшином, Файервинд понюхала содержимое. Не ограничившись этим, сунула внутрь палец, вынула и поднесла к носу. Удовлетворенно кивнула, а затем налила немного молока в кубок и… поднесла его Перси.
– Пей! – приказала коротко.
Молодой человек в ужасе отшатнулся. Вот те на! А он‑то полагал…
– Пей, говорю! – сунула ведьма кубок под самый нос рыцарю.
Он непроизвольно втянул в себя воздух…
Дивно, однако пойло совсем не воняло. Даже приятно пахло луговыми травами. И все равно пить эту гадость не хотелось.
– Уволь, Фай! – взмолился блондинчик. – Мое нутро не принимает молока. У меня от него это… расстройство бывает.
Чаровница проглотила фамильярное обращение и осталась непреклонной. Мало того, она сама взялась поить рыцаря молоком. Как нежная мать непослушного ребенка.
Положила левую руку ему на затылок, запустив пальцы в густые кудри тевтона, а правой поднесла кубок к самим губам Парсифаля и буквально залила напиток в рот. Дернула за волосы, и красавчик непроизвольно сглотнул, сразу же приготовившись к самому худшему. И вдруг расплылся в счастливой улыбке:
– Вкусно‑о!
Молоко оказалось свежим и на редкость приятным на вкус.
Уже не сопротивляясь, допил все до дна.
Рука магички по‑прежнему лежала у него на затылке.
И тут произошло такое, о чем рыцарь мог лишь грезить.
Губы Фай приникли к его устам, и женщина языком слизала не успевшие обсохнуть капельки молока. Зажмурилась и проурчала, как сытая кошка:
– И впр‑рямь вку‑усно‑о!
Громкий хлопок заставил их обернуться.
Стоявший на столе горшок ни с того ни с сего развалился на две половинки.
– Еще одно подтверждение… – пробормотала Файервинд. – Хворые земли…
– Чем это вы здесь занимаетесь? – с подозрением уставился на застывшую в полуобъятиях парочку просунувший голову в шалаш Гавейн.
Словно застуканные на шалости детишки, они отпрянули друг от друга.
– А ты где шляешься?! – перешла вместо обороны в атаку чародейка.
– Дык это, елы‑палы, – сразу стушевался крепыш, вваливаясь вовнутрь. – Я там это… В лесу… Ну, поохотился малость: Вот!
Достал из‑за спины сумку, в которой что‑то шевелилось и повизгивало.
– Это что? – отшатнулась красавица.
– Дык это… – смущенно зачесал рукой голову бородач. – Елы‑палы…
Уже успевший оправиться от шока Парсифаль отобрал у напарника ношу и вытряхнул содержимое сумки. На землю с жалобным визгом упал маленький серый комочек.
– Волк! – вскрикнула Файервинд.
– Волчонок, – поправил ее бритт и широко улыбнулся.
– Откуда? – свела брови в одну линию ведьма.
Гавейн вздохнул.