- Теперь? Идите всякий по своему собственному пути. Вы - возможно, вам следует продолжить очищение этого континента. Другие сестры и братья двинутся в иные края. Я же останусь, как и прежде, охранять: привидения привержены местам своей любви. Нет, Светлая Земля для меня вовсе не закрыта - но я не чувствую себя там такой свободной, какой хочу. Однако знак своей свободы почувствую и под сводами, и в самой крипте, и в глубинах земных - но знак этот должен подать кто-то из вас.
На этих словах брат с сестрой поднялись со своих мест.
- Погодите - я должна поблагодарить всех вас от имени Солнца Победы. Каким странным словам я, однако, выучилась!
Говоря так, Росвита шарила в одном из необъятных ларей. Наконец она вытащила наружу удлиненный ларчик, футляр из темного металла. На лакированной поверхности виднелось изображение птицы - а, может быть, дракона или змея, - сияющее желтым и оранжевым.
- Это вам за то, что в землю было уронено семя. За начало новых времен. Пускай те, кто пойдет дальше вас, возьмут перо Огненной Птицы и сотворят из него новый дар.
- Огненной Птицы, - повторил Бельгард. - Легендарного Феникса? Финиста - Ясного Сокола или Жар-Птицы из сказок?
- Разве так важно - налепить ярлык на эту шкатулочку? - ответила его сестра. - Главное то, что в ней упрятано чудо.
Окно в мир всерутенского запустения так и осталось открытым. Привычный вертдомский космос обрамлял его как рамой, и постепенно вертцы всё более рисковали проникать туда. Даже более того: общение со странной монашкой придало всем дерзости.
Необходимо было также сделать нечто с даром, полученным старшими: передать как эстафету или передарить? Филипп завещал разыскивать остатки человечества по всем пяти континентам и всему морскому безбрежью.
Для этого было решено применить наисовременнейшую модификацию рутенских летунов - у них не имелось крыльев, им не требовалось разбега, чтобы взлететь, они могли подниматься строго вертикально и зависать в воздухе, вращая огромной тройной лопастью. Для воды и болот у них были не обычные колеса, а лыжи, для питания - тончайшие солнечные батареи…
И всё это было необходимо собрать вне портала.
Поэтому множество вертдомцев сновало по Вольному дому - от главной двери до входа в Иномирье - с частями разобранного "вертолета" (может быть, лучше сказать "рутенолета"? Подгонкой, пригонкой и установкой на место занималась небольшая бригада отчаянных голов.
И ведь нужно было еще привадить этот хитрый механизм к его владельцу - в точности так, как Морские Люди проделали это с байком по имени "Белуша", подаренным королю Кьярту. А именно: напоить избранной кровью всех потомков Хельмута, за исключением младших кузенов. Ибо они уже вдосталь натерпелись.
Самые старшие, Фрейри и его священная сестра-жена, а также бывший королек Фрейр с его рутенским другом отпадали без разговоров. Возиться с Рутеном им еще раньше надоело: ни патриотических чувств, ни любви к трупу, ни моральных обязанностей они за собой не замечали. Тем более что Юлиан воспитал для своей былой отчизны целую плеяду высокоразумных четвероногих (и четвероруких), а Фрейри, как блохи, заедали типично королевские заботы.
Бельгарды также заявили о самоотводе: прибираться и разбираться в крупнейшем соборе мира можно было до следующего конца света.
Все прочие пары королевских детенышей смотрели друг на друга с некой оторопью. Типичное Хельмутово отродье, подумал Бьярни: все, как есть, рыжеволосые и носатые, с незначительными отклонениями. Никакого благолепия. Это всё их мама Зигги постаралась: оттого и смылась от дела…хм… рук своих в монастырь.
- Вот что, я тут вчерне прикинул: вам всем достанется по обширному полю деятельности, - сказал он, наконец. - Фрейры держат Вертдом, это ясно. Бельгарды обеспечивают Евразию. А кто понесет огонь в обе Америки?
Тут он поднял кверху заветный ларчик: Золотое Перо было вложено в дополнительную оболочку, укрепленную и окропленную каплей королевской крови. Тем не менее, пламенный ореол клубился вокруг и то и дело пробивался за пределы хитроумного футляра.
- Кто вложил сюда заветное, признавайтесь, - приказал он.
- Младшие принцы, - ответили ему, - Крестники здешнего демиурга.
- Значит, Филипп и Филиппа, - кивнул он. - Так я на это и положил… полагал, конечно. Вот им и нести свет в мрачные джунгли.
- А ты с нами пойдешь, Бьярни? - спросил Филипп.
- Не сомневайтесь. Полечу как на крыльях.
И в самом деле полетел.
ГЛАВА II. Америка
Дерево Сфера царствует здесь над другими.
Дерево Сфера - это значок беспредельного дерева,
Это итог числовых операций.
Ум, не ищи ты его посредине деревьев:
Он посредине, и сбоку, и здесь, и повсюду.Н. А. Заболоцкий
Вертолет с двумя пассажирами и пилотом - им, естественно, был Бьярни с его привычкой постоянно рулить и разруливать - облетел почти всю северную половину континента и дал им троим убедиться, что не сохранилось почти ничего из высотных зданий ближайшей современности. Отчего-то над плоскостью Нового Йорка одиноко возвышалась двойная башня Международного Купеческого Центра: или то было оплотневшее привидение? Должно быть, в давние времена ему было пожертвовано вдоволь крови…
Города и прочие строения и раньше выглядели коростой на теле Земли, а ныне и эта короста была неопрятна: ровного слоя детрита, как в Европе, здесь пока не наблюдалось. Проплешины с неровными краями, воронки с плоским дном, неряшливые груды чего-то серовато-бурого…
Остальное скрывалось под пологом гигантского, невероятного леса.
- Так мы ничего не отыщем, детишки, - сказал Бьярни, повернув голову со своего места. - Не бронтозавры же здесь водятся.
- Мы хотели бы увидеть пирамиды, - объяснил Филипп.
- Наполеоны, тоже мне. Века глядят на вас с вершин этих пирамид, как говорится.
- Теокалли, - поправила Филиппа. - Совсем другие. Скорее как вавилонские зиккураты в Азии.
- Тогда приземляться надо. Сдаётся мне, что сверху они изрядно позарастали мохом-травою…
- А животные?
- А я?
Бьярни был не зря так самоуверен: против обученного боевым искусствам живого меча не устоит никто ни в Верте, ни в Рутене: разве что такие же клинки, которым, думали все, давно уж нет дела до человеческой возни.
Приземлились они, однако, не в Мексике, а в низовьях Амазонки: нечто подозрительно напомнившее им коническую груду щебня, то и дело мелькало здесь из-за кустов, какими тут служили нормальные деревья. Выбрались из летуна, оставили ему для ориентации кое-что из того, что не влезло в заплечные мешки, и скрылись в глубине зарослей. Добрую половину суток они двигались как бы внутри звериной шкуры с пышным мехом, с жилами лиан. Хотя Бьярни снова оборотился острой сталью и бойко прорезал им всем дорогу в душной зеленой утробе, молодые люди уставали и чувствовали некую жуть. И немудрено: в своем собственном доме и то бывает страшно - если он слишком большой. Ибо пустынная земля выказывала невиданную роскошь и свободу, но казалась голодна по-прежнему: не отдавала, но вбирала в себя своих мертвецов. Там, где они шли, от земли поднимались гнилостные испарения: бродила закваска нового мира, мелкие твари покрывали останки мертвых деревьев и трав сплошным шевелящимся покрывалом
- Земля была дана в дар - и этот дар, наконец, решил обособиться и отгородиться от человеческого беззакония. Природа взяла себе назад свой Путь, - говорил Филипп.
- Это у тебя от утомления, братец, - посмеивалась Филиппа. Как все женщины, она была выносливей.
- Знаешь, Бельгардам, по крайней мере в самом начале, было полегче: они - мыши под сводами, а мы… наверное, просто букашки типа муравьев, которые здесь кишат. Безмозглые. Наверное эти… нас так и воспринимают.
- Кто - эти?
- Верхние. Я что-то улавливаю: будто ментальный ветер.
Некоторое время спустя летун догнал их, и ночевали все внутри титанового корпуса, в скорлупе яйца.
- Только и ожидаем, что некто в простоте душевной захочет на нас поохотиться, - съязвил Бьярни.
Однако ночь прошла без эксцессов.
На следующее утро они пролетели некоторое пространство и снова спустились вниз.
Здесь картина была уже значительно иной.
Вокруг простирались огромные пространства лесов, на удивление чистых и светлых - это касалось даже хвойников, - и болот. Всё поросло густой травой совершенно великолепных оттенков, почти скрывающей жирную черную землю. Болотам редко доставались жертвы: обитатели окраин как-то распознавали опасность по запаху. Сухости и гнили не было также - мертвое разлагалось с необыкновенной скоростью, как бы переходя в состояние первоматерии. Участие в этом принимали муравьи-падальщики той же разновидности, что и прежде, но не такие многочисленные.
В этих лесах преобладали деревья двух видов: с длинным, ровным и мощным стволом и непропорционально малой хвойной шевелюрой и - слегка пониже их - лиственные, чей парик отражал своими цветами, листьями и плодами все четыре времени года. Часть кроны была зеленой и цветущей, другая - красновато-золотистой и осыпалась, давая место тут же набухающим почкам, на третьей зрели округлые плоды. Оба вида как бы сбивались в малые стада одного вида, причем прочие деревья были им по пояс.
- Калифорнийская секвойя и амазонская сейба - лупуна, - пояснил ученый Филипп. - Знаете, такое ощущение, что они сдвинулись с традиционных мест обитания и пустились друг другу навстречу: секвойи на тонких ногах поросли, лупуны - выпуская парашютные десанты. У них ведь семена все в густом пуху, называется капок.