- Но что он имел в виду? - спросила Мерелан, сдерживая всхлипы. Ей никогда в жизни не доводилось переживать подобного испуга. А после того, как она вступила в цех арфистов, и подавно. К мастеру голоса повсюду относились с глубочайшим почтением. - Что он имел в виду? Он обозвал меня шлюхой-арфисткой… Что плохого в песнях? Что он нашел в этом дурного?
- Ну, успокойся, успокойся, - Далма крепко прижала Мерелан к груди и принялась попеременно гладить по голове то ее, то Роби. Впрочем, малыш, оказавшись в привычном уютном фургоне, быстро притих. - Мы время от времени встречаемся с довольно странными людьми. Некоторые из них никогда в жизни не встречали ни единого арфиста, а другие не поют, не танцуют и не устраивают пирушек. Сев говорит, что они просто не умеют делать ни вина, ни пива, потому и твердят, что это дурно. Они не желают, чтобы их дети знали больше их самих, - Далма невесело рассмеялась. - Ведь тогда детям захочется выбраться из этих жутких джунглей, и их трудно будет удержать.
- Но он говорил об арфистах с такой злобой… - вспомнив об этом, Мерелан судорожно сглотнула.
- Ну, будет, будет. Успокойся, все уже позади. Сев и остальные мужчины выпроводят этих дикарей.
- И эта девочка - она была такая милая…
- Мерелан, выброси ее из головы. Пожалуйста.
Но, хотя Мерелан послушно кивнула, она знала, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть лицо той девочки. Ей ведь отчаянно хотелось послушать музыку - а может, поиграть с другими детьми… Но Мерелан оставалась в фургоне, пока к ней не заглянул Сев - сообщить, что лесные жители ушли, и извиниться за досадный инцидент.
Больше такого не случалось, но Мерелан вскоре выяснила, что далеко не каждый холд из тех, где останавливался караван, имеет возможность должным образом обучать детей. Конечно, арфистов и вправду не хватало, и в маленьких холдах они появлялись один-два раза в год; но все же Мерелан была потрясена, осознав, что во многих поселках и холдах не найдется ни единого человека, умеющего читать или считать больше чем до двадцати.
Мерелан не посмела рассказать о своем открытии Петирону, но решила, что по возвращении непременно обсудит все с Дженеллом. Впрочем, скорее всего, мастер-арфист и сам прекрасно осознает масштабы этой проблемы.
Обычно приход каравана превращался для местных жителей в настоящий праздник, и вскоре Петирон перестал воспринимать вечерние посиделки как повинность - теперь они доставляли ему истинное удовольствие. Хороших певцов и музыкантов встречалось довольно много - они, конечно, были не столь опытны, как исполнители, к которым привык сам Петирон, но достаточно хороши. А главное - они охотно присоединялись к общему веселью. А еще Петирон обнаружил в маленьких холдах мелодии и баллады, которых ему никогда слышать не доводилось. Петирон записал их. Некоторые из этих вещей были весьма сложными, и Петирона разобрало любопытство: эти песни вышли некогда из цеха арфистов и изменились до неузнаваемости - или все-таки возникли здесь, в этих холдах?
Одну из самых старых песен - о Прохождении - можно было бы переработать в достаточно оригинальную вещь; она могла бы начаться с основной мелодии, несложной, но запоминающейся, а потом постепенно усложняться. Заодно решилась и проблема записей: Петирон разжился большим количеством "бумаги" для письма - местные жители делали ее из тростника. Этот материал слишком сильно впитывал чернила, и записи пестрели кляксами, но Петирон решил, что сумеет привести их в порядок, когда вернется в Дом арфистов. Петирон всегда гордился своей музыкальной памятью.
* * *
Они прибыли в холд Пири на двадцать первый день с начала путешествия, утром. Перед этим они на два дня остановились в родном холде Мерелан. Певице представился случай повидаться с родными, обменяться новостями, познакомиться с подросшим поколением издавна проживавших тут семейств, поздравить счастливых родителей - и, конечно же, показать всем маленького Робинтона.
Тетя и дядя Мерелан тепло приняли Петирона. Они заменили девоч ке родителей после того, как ее отец и мать погибли во время неистовой осенней бури, одной из тех, что часто налетали на западное побережье. А Петирон был изумлен, обнаружив, сколько в этом холде хороших голосов - действительно хороших, хотя и не поставленных.
- Ни один не поставлен - а мелодию ведут отлично, - сказал Петирон жене после первого вечера в холде. - Которая, ты говоришь, из твоих тетушек преподала тебе основы музыки?
- Сегойна, - с улыбкой ответила Мерелан. Изумление Петирона позабавило ее.
- То контральто?
Мерелан кивнула.
Петирон с уважением присвистнул.
- Это она настояла, чтобы меня отправили в цех арфистов, - застенчиво сказала Мерелан. - Она и сама должна была поехать туда, но к тому времени полюбила Дугалла и не захотела расставаться с ним.
- И такой великолепный голос попусту пропал в холде… - Петирон презрительно повел рукой, указывая на раскинувшиеся вокруг дома из красного камня.
- Талант Сегойны вовсе не пропал! - холодно возразила Мерелан.
- Я не имел в виду ничего подобного, Мер, и ты сама это знаешь, - поспешно исправился Петирон. Он успел заметить, что Мерелан и ее родственников связывают искренняя любовь и уважение. - Но она могла бы стать мастером голоса…
- Не все считают это таким важным, как мы, Петирон, - отозвалась Мерелан мягко, но решительно, и Петирон понял: всякие попытки объясниться лишь обидят ее.
"На самом деле, - невесело подумала Мерелан, вспомнив лесных жителей, - далеко не все жители Перна хорошего мнения об арфистах".
Когда они обосновались в холде Пири, в душе у Петирона вновь проснулось былое предубеждение против нового назначения. Их жилище состояло всего из трех комнат. Ребенка пришлось укладывать спать вместе с родителями - причем их единственная кровать занимала почти всю комнату; еще, правда, имелись шкафчики, вырубленные прямо в скале. Вторая комната, где располагался очаг, была побольше и предназначалась для всяческих хозяйственных хлопот, включая приготовление пищи. Третья - по чести, просто чуланчик - служила туалетом и умывальней. Правда, Мерелан весело сообщила, что здесь все предпочитают купаться в море. Петирон подозрительно посмотрел на длинную лестницу, ведущую к песчаной дуге пляжа, где были пришвартованы несколько рыбацких шлюпов…
Вскоре Петирон обнаружил, что местные жители привыкли заниматься делами не в помещении, а под открытым небом - либо в просторном внутреннем дворике, где были оборудованы разнообразные мастерские, либо в тени навеса, увитого виноградными лозами, столь огромного, что под ним могли бы поместиться все обитатели холда, и еще осталось бы место. Там было даже два отгороженных загончика: один для ребятишек, только начавших ходить, и второй для детей постарше. В этих загончиках имелся небольшой бассейн, чтобы малыши могли плескаться, песок, в котором они возились, и изрядное количество игрушек. Вот и сейчас Робинтон, еще не очень уверенно ковыляя, тащил куда-то мягкую игрушку.
- С чем это он там играет - ведь не с драконом же, я надеюсь? - спросил Петирон у жены. На Перне никогда не делали игрушек в виде драконов; это было бы форменным святотатством.
- Нет, конечно. Глупость какая. Это всего лишь огненная ящерица, - Мерелан успокаивающе улыбнулась изумленному супругу.
- Огненные ящерицы? Но они же вымерли невесть когда!
- Не все. Мой отец как-то видел файра, и дядя Патри сказал, что встретил одного в прошлом году.
- А он точно уверен, что это была именно огненная ящерица? - переспросил Петирон. Его прагматичная натура требовала хоть каких-то доказательств.
- Точно. А мы находили обломки скорлупы. Так что огненные ящерицы и вправду существуют, хоть и нечасто попадаются людям на глаза.
- Ну, если вы находили скорлупу, то конечно… - успокоился Петирон.
Мерелан отвернулась, стараясь скрыть улыбку. Она прекрасно понимала, что Петирон думает о холде Пири, но не имела ни малейшего желания спорить с ним и развеивать его заблуждения. Петирон, в общем-то, был человеком справедливым. Он и сам разберется, что к чему. Может, ему даже понравится здесь, вдали от суматохи и постоянной атмосферы состязания, царящей в Доме арфистов. Мерелан было очень приятно слышать, как Петирон благодарил Сева Риткампа, Далму и прочих торговцев. Он сказал тогда, что многому научился за время пути и что их музыкальные вечера доставляли ему истинное наслаждение. Мерелан чувствовала, что он говорил совершенно искренне. По дороге Петирон все-таки освоил верховую езду, и Мерелан знала, что сможет уговорить его проехаться на скакуне по окрестным холдам, где жили ее братья и сестры. Особенно если удастся оставить Робинтона в холде Пири, чтобы его присутствие не раздражало Петирона. С этим, наверно, особых сложностей не возникнет - она уже отняла малыша от груди, а Сегойна с удовольствием с ним понянчится. Если бы только Петирон научился любить сына - и ради собственного блага, и ради блага Робинтона - и перестал видеть в нем соперника, похищающего ее внимание!