Анастасия еще раз посмотрела на Ефимию, поджала губы и нехотя произнесла:
- Ты бы, Дамян, поговорил бы с Татьяной, пророчицей. Эта вот утверждает, что ей пророчество было. В первый раз слышу, чтоб на старости лет новые таланты прорезАлись, однако же всяко бывает.
Ефимия подтянула одеяло к носу, чтобы скрыть довольную ухмылку. Все-таки Анастасия ей поверила.
10.
Татьяна, тощая некрасивая девица с вечно кислым выражением лица, как будто она только что плакала или вот-вот заплачет, долго и дотошно выспрашивала Ефимию об обстоятельствах, сопровождавших неожиданное открытие нового дарования. Считала пульс, смотрела белки глаз, щупала зачем-то голову старухи.
- Сейчас я не могу ничего определенно сказать, - заявила она наконец. - Нужно было раньше меня позвать, а так слишком много времени прошло. Какой-то отголосок чувствуется, но слабый. А может, я этот отголосок чувствую, потому что ты, Ефимия, меня убедила. Я, видите ли, легко поддаюсь внушению.
Она вздохнула, посмотрела на Дамяна, потом на Ефимию, и снова перевела взгляд на Дамяна.
- А если ей и вправду было пророчество, так упадок сил - вполне обычная реакция. Поэтому ей нужно что-нибудь подкрепляющее, куриный бульон, например, или вино с молоком и медом. Или…
- Спать хочу, - сказала Ефимия, отворачиваясь к стенке. Ей надоела вся эта возня вокруг. - Идите все.
- Ты, Дамян, иди, - сказала Татьяна, горестно вздохнув. - Поздно уже. А я с ней посижу. Может, ей что нужно будет…
- И ты иди, - Ефимия заворочалась в постели, умащиваясь поудобнее. - Если что, я Наталию кликну.
- Наталии пока что нету дома, - Татьяна снова вздохнула, как будто факт отсутствия соседки Ефимии наполнил ее душу печалью. - Я подожду ее прихода.
- Ну, ладно, - отозвался Дамян нехотя. - Но, если что, зовите.
Он ушел, попрощавшись. Татьяна, вздыхая, прислушивалась к его шагам.
- Хороший он парень, - сказала она, когда звук шагов Дамяна стих. - Повезло тебе.
Ефимия промолчала. Она не считала, что ей с Дамяном так уж повезло. Кроме того, она не расположена была к разговорам. У старости, как и у болезни, есть свои преимущества: можно вести себя невежливо, можно делать вид, что не слышишь или не понимаешь элементарных вещей, и тебя не сочтут грубой.
- Только не спи пока, Ефимия, дело есть, - продолжала Татьяна. - Я при Дамяне не хотела говорить. Не спишь?
Ефимия развернулась к Татьяне лицом.
- Ну? - сердито спросила она. - Учить меня будешь чему? Как лучше предсказывать?
- Этому не учат, - Татьяна снова вздохнула. - Это или приходит, или не приходит, как само хочет. Там просто один человек хочет тебя видеть.
Ефимия от неожиданности села.
Пятьдесят лет назад она схоронила своего последнего мужа, и с тех пор жила одиноко, ни с кем особо не сближаясь. Все мало-мальски знакомые Ефимии и соседи остались в далекой северной Серебрянке, и вряд ли кто выбрался в столицу, да еще и явился навестить ее, Ефимию, да еще и ночью. Подруги ее юности, ее родственники - все умерли давным-давно, потомков у нее не было. Был, правда, правнучатый племянник, но уж он-то никогда не захотел бы видеть Ефимию ни в каком качестве, потому что правнучатым Ефимии племянником, правнуком ее младшей сестры был преподобный Астафий, глава бичующей церкви Межгорья и яростный ненавистник колдовства.
- Кто? - хрипло спросила она. Мелькнула мысль о горянке и ее родственнице, Хильде; может быть, женщине захотелось узнать о колдуньях побольше? Но эту мысль Ефимия отмела, как неправдоподобную.
- Молодой такой, не старше Дамяна, - ответила Татьяна. - Красивый. Он в сумерках перелез через забор квартала со стороны нашего огорода. Себя не назвал. Сказал, что у него дело есть к старой Ефимии. Что он ездил в Серебрянку, чтобы увидеться с тобой, но тебя уже увезли…
- А сейчас он где?
- Сидит у меня дома. Я его в чулан запрятала, чтобы на него Степан ненароком не наткнулся, - безмятежно отозвалась Татьяна.
Степан был монах, приставленный к Татьяне.
- Так привести?
Ефимия кивнула.
11.
Пока Татьяна бегала за гостем, Ефимия встала, оделась, заварила свежего чаю. Усталость прошла, Ефимия чувствовала небывалый вот уже много лет подъем сил. И снова, как давеча, внутри живота полз холодок подступающего предсказания, подбирался к сердцу, а потом выше, к горлу. Лицо юноши из свиты королевичей снова встало перед глазами, заслоняя привычные предметы - печь, кушетку, небрежно застеленную, старое продавленное кресло, стол, зеленый чайник, глиняные кружки…
И совсем Ефимия не удивилась, когда, запыхавшаяся и раскрасневшаяся от мороза, и очень похорошевшая Татьяна ввела в комнатушку того самого юношу и торжественно объявила:
- Вот он!..
И предсказание прорвалось.
- Всегда второй, - сказала Ефимия не своим, а глубоким и грудным, молодым голосом. - Всегда в тени. Но всегда рядом. Слишком поздно оцененная преданность, слишком поздно услышанное сердце. Она полюбит тебя, но только после твоей смерти.
- Кто? - испуганно спросил юноша.
- Королева, - ответила Ефимия и села на пол. Предсказание отпустило, а в животе словно бы разгорелся пожар.
- Какая королева? - спросил юноша, слегка заикаясь. - Мариам?
- Не знаю, - пропыхтела Ефимия, - ушло уже предсказание… Да помогите же мне встать!
Татьяна, глаза которой округлились, а с лица исчезло кислое выражение, бросилась к Ефимии. Но парень оказался проворнее. Он не поднял - он сгреб Ефимию в охапку и осторожно усадил в кресло. В его серых глазах стоял испуг.
- Не надо было тебе этого слышать, - с тоской и досадой сказала Ефимия. - Что толку от этих ваших предсказаний, только людей пугают…
Татьяна закивала, и углы ее губ опустились, вернув кислое выражение лицу.
- Ну, убедилась? - проворчала Ефимия. - Веришь теперь, что днем то же было?
Татьяна молча кивнула. Глаза ее, все еще округлившиеся, смотрели на Ефимию с восторгом и некоторой боязнью.
Юноша кашлянул.
- Я это… я не вовремя, наверное… Но мне надо бы переговорить с тетушкой Ефимией… И наедине, если можно.
- А если нельзя? - ворчливо осведомилась Ефимия. Она все еще досадовала на себя, и на предсказание, и даже на Татьяну.
- Тогда я уйду, не поговорив, - сказал юноша. - Ты не обижайся только, девушка, но мне было строго велено… - повернулся он к Татьяне. Ефимия теперь лишь рассмотрела его как следует, прежде она видела одно лицо, теперь в глаза ей бросились и высокий рост, и широкий разворот плеч, и сильные красивые руки, и внутреннюю собранность при внешней расслабленности, какой отличаются кошки и воины.
- Я тебя на крыльце подожду, провожу потом. Чтоб монахи не заметили, - сказала Татьяна, бросив на юношу косой взгляд и закрасневшись, и от того хорошея.
- Иди домой, - велела Ефимия. - Монахи спят уж давно, третий сон видят. А на улице мороз.
Кокетливо дернув плечиком - и откуда что взялось в этой тощей некрасивой девице! - Татьяна снова искоса взглянула на юношу и убежала.
- Вертихвостка! - пробурчала Ефимия беззлобно.