* * *
Первым загадал желание Мирослав.
Он был человеком простым, но с запросами.
- Слушай, а ты в натуре исполняешь? - спросил этот любознательный молодой человек, отойдя в сквер и усевшись там на лавочку.
- А ты испытай, - предложила рыбка.
- А шо? Испытаю.
И Мирослав принялся думать. И очень скоро придумал, потому что у него, как и у каждого молодого человека наших дней, была мечта.
- Цепь желаю, - сказал он. - Как у Мыколы.
- А кто такой Мыкола? - спросила рыбка.
- Не проблема, - ответил Мирослав. - Я про цепь.
- Металл?
- Золото, а то как.
- А вес какой?
- От пуза, - сказал Мирослав. - В кулак.
Воображение у него было развито примитивно. Но было оно бурным.
- Длина? - Рыбка Мирославу попалась серьезная, с конкретным мышлением.
Мирослав развел руками.
Рыбка была при этом недоверчивая.
- А отпустишь? - спросила она.
- Куда тебя отпустить?
- В реку.
- А сколько желаний?
- Давай так договоримся, - сказала хитрая рыбка. - Желание будет одно, но тройное. Такой цепи ни у одного крутого не найдется.
- В натуре?
- Спрашиваешь!
- Тогда давай!
- На берегу реки.
Мирослав раскинул мозгами и решил - пока не появится цепь, в воду ее не кину.
До реки было недалеко.
Мирослав зажал рыбку в кулак и сказал:
- Давай цепь!
И тут же неумолимая сила потянула его к земле.
- Кидай! - пискнула рыбка.
Рука Мирослава разжалась, и рыбка по дуге полетела в реку, легонько и мелодично смеясь на лету.
А Мирослав уселся на берегу и больше подняться не сумел.
Золотая цепь, точно повторяющая якорную по размеру звеньев и длине, обвилась вокруг шеи молодого человека, ниспадая на живот и чресла. Мирослав попытался подняться, но его зад не смог оторваться от земли, и цепь опрокинула его на траву.
В таком положении его увидела Лика Пилигримова, могучая красавица, наездница и пловчиха брассом, существо циничное и находчивое. Ей рыбки не досталось, впрочем, она до того момента и не подозревала о существовании таких крошек.
- Это что за бутафория? - спросила женщина. - Ты что думаешь, если у тебя цепь из папье-маше или детского пластика, то тебя за крутого будут держать? Бросай выкобениваться, парень, вставай!
И со всей своей недюжинной силой Лика рванула на себя золотую цепь.
К счастью для Мирослава, цепь была настолько тяжелой, что Лика не смогла ее поднять и задушить юношу. Наоборот - она, Лика, сама взлетела в воздух и брякнулась рядом с Мирославом.
- Ты что, - ахнула она, переводя дух, - приковал ее, что ли?
И тут только Мирослав смог настолько собраться с духом, что произнес:
- Кем мне быть, пруха полезла!
На своем простом языке он поведал Лике о том, как исполнилось его желание.
Лика была женщиной неглупой, поэтому она сразу задала главный вопрос:
- А еще два желания, где они?
- Тю-тю, - сказал Мирослав, поглаживая цепь, как мать гладит по головке красивого ребеночка. - Я ее отпустил.
- Ты что, кретин, что ли?
- А шо? - Мирослав не мог понять, чем он прогневил женщину, к которой питал самые добрые чувства, то есть хотел лежать с ней на сеновале. - Я - ей, она - мне.
- А еще два желания! Господи, мне столько всего не хватает!
- А ты попроси, - сказал Мирослав. - Может, она еще не уплыла?
Лика бросилась к берегу.
- Эй, - сказала она негромко. - Рыбка, ты где?
Никакого ответа.
- Слушай, - продолжала Лика уже погромче. - Отзовись. Если тебе чего надо, я тебе обеспечу, я в этом городишке не последний человек. Говори, что тебе надо.
Молчание.
Как будто Лика с рыбой разговаривает, а та молчит, как рыба.
- Ты думаешь, я верю, что ты меня не слышишь? Никуда ты не делась. Ты своих товарок поджидаешь. Думаешь, сачканула - и с концами? Фига с два! Я тебя из-под воды достану! А ну, отзывайся - и сразу за работу!
Молчание.
Но потом раздался долгий глубокий вздох, будто вздохнула корова, а не золотая рыбка.
- Стыдно? - спросила Лика.
Недалеко от берега по воде пошли круги, появился небольшой рыбий ротик, что-то золотое сверкнуло сквозь водоросли.
- Как договаривались, - сказала рыбка.
- С кретином договаривайся, не договаривайся - сделка значения не имеет. Тебе любой психиатр скажет.
- Ну я же не могу на тебя работать, - сказала рыбка. - Мой хозяин сидит под гнетом золота.
И тут рыбка замолкла и надолго, потому что по реке промчался катерок, загрохотал, завонял, надымил.
Лика обернулась к Мирославу, который покорно сидел, опутанный золотой цепью.
- Ну, давай, мыслитель, - торопила Лика. - Загадывай для меня два желания.
- А мне? - спросил мыслитель.
- А ты уже получил в валюте, - ответила Лика.
- Я лучше сам еще загадаю.
- Я те загадаю!
- А в натуре! - Мирослав, как мог, поднялся и крикнул в сторону реки: - Эй ты, золотая, блин! Давай мне второе желание.
Лика поняла, что ее могут ограбить.
Она пантерой кинулась на Мирослава и стала сильными пальцами сжимать ему челюсть. Мирослав, конечно же, сопротивлялся, хоть и был прикован, как Прометей.
- Желаю! - вопил он. - Желаю, понимаш, желаю… - И тут его охватила тупость. Ведь человеку надо за секунду, в пылу борьбы с красивой и сильной бабой придумать такое желание, чтобы все офигели. И вот - сформулировалось! Изо рта выскочили слова: - Желаю еще одну цепь, длиннее первой. Вот!
А так как цепь возникла и шлепнулась на его голову, то Мирослав исчез под грудой золота.
Но в эту груду проникла правая рука Лики, которая твердо держала молодого человека за глотку.
- Придушу, - убедительно сказала она, - если сейчас не скажешь.
- Больно!
- Повторяй.
Голос Мирослава из-под золотых цепей доносился тускло и хрипло. Он повторял за Ликой:
- Желаю подарить гражданке Леокадии Семеновне Пилигримовой шестисотый "Мерседес" серебряного цвета, дарственная прилагается…
"Мерседес" возник из небытия, как запрошено, серебряного цвета, а Лика принялась разглядывать дарственную, потому что верила в силу официальной бумаги.
- Спасибо, - сказала она груде золота.
* * *
Николай Ложкин, бодрый ветеран восьмидесяти шести лет, ворвался домой, пробежал на кухню и вывалил рыбку в большой медный таз для варенья. Залил ее водой и стал любоваться.
Зрелище было впечатляющим: золотая рыбка в золотом тазу, освещенном через раскрытое окно золотыми лучами солнца.
- Ну прямо картина Шишкина, - сказал старик.
Его жена смотрела на рыбку с печалью, потому что была лишена эстетического чувства, к тому же обладала хорошей памятью и не ждала от рыбки ничего хорошего.
Столько лет ее муж ждал возвращения золотых рыбок в Гусляр, каждый день посещал зоомагазин, писал на бумажках списки желаний, сжигал бумажки в пепельнице, жевал пепел, чтобы никто никогда не догадался, а рыбок все не привозили. И жена Ложкина надеялась, что удастся дожить благополучно, не дождавшись новых рыбок и новых переживаний.
Наверное, ее мысли вызовут у вас недоумение. В конце концов, ничего дурного предыдущие рыбки Ложкиным не сделали. Но с тех пор изменилась не только страна, изменился старик Ложкин. Если всю жизнь он был политически активным человеком, то теперь, в глубокой старости, превратился в борца за идеалы прошлого. Программой-минимум для Ложкина стала публикация его собрания сочинений, начиная с заметок в стенгазету "По бухаринскому пути", переименованную вскоре в боевой листок "Смерть наймитам!", до характеристик на соседей и даже детских сказок с измененным классовым содержанием, которые Ложкин писал по поручению домкома.
- Желания заказывать будешь? - спросила жена.
- У меня все уже разложено по полкам, - ответил муж.
Он выпрямился, приподнял острый подбородок, седая прядь косо опустилась на лоб - некогда она именовалась чубом, - грудь вылезла вперед колесом, в глазах появилось яростное выражение. Всю жизнь Ложкин провел на переднем крае обороны социализма от многочисленных недругов, но сохранил главное - жизнь, здоровье и преданность идеалам.
- Первое желание, - произнес Ложкин, - собрание сочинений. В однотомнике.
- И зачем тебе, Коля, такая слава? - вздохнула его супруга.
- Народ должен знать своих героев, - пояснил Ложкин. - А вот про два других желания тебе знать не положено.
- Может, что по хозяйству? - спросила супруга. - У нас корыто прохудилось.
- Без намеков! - взвился Ложкин. - Как мы знаем из исторического опыта, желаний всего три, а пожеланий десятки. Не зря я всю сознательную жизнь отдал идеалам.
Он обнял медный таз и понес в комнату, там поставил на подоконник, чтобы не спускать глаз с драгоценной рыбки, которая поняла, с какой целью ее будут использовать, и молчала, рта не смела открыть.
А Ложкин принялся доставать из ящика стола и раскладывать перед собой тетради, листы, листки и бумажки, письма и квитанции, из которых и складывалась его сознательная жизнь.
Еще в детском саду Ложкина научили ябедничать. Считалось, что это главная обязанность ребенка страны Советов. И первым героем этой страны был ябеда Павлик Морозов, который так наябедничал на родного папу, что папу расстреляли без всякой пощады.