Кэролайн Черри - Эльфийский Камень Сна стр 40.

Шрифт
Фон

III. Арафель

Она пришла - не без сомнений, ибо теперь этот путь стал труднее, чем когда-то. Туман между ее Элдом и миром людей стал плотнее. Она присела в последний раз под бледными серебристыми деревьями, среди эльфийских драгоценностей, мягко отблескивавших в лучах тусклого, странного солнца ее дня; она хотела взять кое-что с собой и переодеться в светлые эльфийские наряды, которые она носила по праздникам - о, давным-давно, когда среди эльфов звучали песни. Она вверялась нынче человеку, единственному, кому верила, и шла безоружной, если не считать легчайшего из кинжалов, и без плаща, что было полным безрассудством, ибо они были друзьями.

И так она явилась в верхней трапезной Кер Велла - оказалась там в мгновение ока, выйдя из тумана в столь хорошо знакомом ей зале, и сощурилась от яркого света, и отступила в тень в тревоге.

Огни горели перед ней рядами ядовитых цветов. Поблескивал металл. И все кричало в ней: "беги!" Но Киран протягивал ей руку, и рядом стояла Бранвин, менее любимая ею, но не коварная, глядя на нее огромными встревоженными глазами. Огни же были пламенем свечей и факелов, металл - серебром чаш и блюд и украшениями ее хозяев. Зал пах теснотой и людьми, и огнем, и пищей, и срезанными ветвями, и умирающими цветами. И она осталась, как ни неприятны ей были огни.

Ибо этим они хотели оказать ей честь, как поняла теперь она. И ее душу наполнили страх и усталость, и сожаление о том, что они так расстарались к ее приходу. На ней были одежды мира из уважения к приглашению; а люди, как им было свойственно, превратили этот серый мрачный зал в водопад жира убитых животных, огонь, пожирающий поверженные деревья и ветви; но из металла - лишь серебро, и никакого железа, которое могло причинить ей боль; море тепла и света - они считали это самым важным.

- Пожалуйста, - сказал Киран и указал ей место во главе накрытого стола. - Добро пожаловать.

И она полностью ступила в этот зал, гостьей в Кер Велл, в эту маленькую и душную трапезную. Она огляделась и посмотрела на предложенное место.

- Ты удивил меня, - чистосердечно промолвила она и взглянула на закрытые двери трапезной. Вдоль стены полыхали факелы, на столе трепетали свечи, в камине жарко горел огонь. Умиравшие на столе ветви благоухали безмолвной болью.

- Мы сами будем прислуживать тебе, - тихо сказал Киран, - или те, кому я доверяю, как братьям. Они знают о тебе. И готовы сделать все по первому моему слову, нет, не готовы, горят желанием. Сами не свои. Но я не знал, согласишься ли ты.

- Я никогда не гостила у людей, - с сомнением промолвила Арафель, глядя на него и Бранвин, и тогда от любви к этому человеку странные чувства охватили ее - отчаяние и воспоминания о том, как когда-то было - о светящихся рощах, о песнопениях и плясках.

- А музыка будет? - робко спросила она и добавила, томимая сердечной мукой: - А детей мне можно будет увидеть? А потом мы поговорим. Время бесед наступит потом.

Бранвин тревожно сжала руку Кирана, но глаза того лучились гордостью.

- Позови их, - сказал он Бранвин. - Пусть спустятся вниз, - и сам поспешил к двери. - Барк, - крикнул он, - иди сюда и позови Леннона, Роана и Шихана.

- Мурна! - вскричала Бранвин у другой лестницы. - Мурна, возьми Келли и Мев и спустись с ними вниз!

Арафель замерла, чувствуя страх от этих множившихся имен. Когда-то она была в этом зале в окружении многих людей. Но сейчас было сейчас, и как ни казалось ей это место странным и грубым от блеска огней и запаха смерти, она заставляла себя быть спокойной и ждала, стоя там, где они хотели, чудес от них таких же, каким сама была для них.

И загремели ступени от топота ног: сначала Мурна - такое имя носила худая костлявая женщина, лишенная цвета, а рядом - мальчик и девочка, как восход и закат, остановились на ступеньке и открыли рты от удивления, ибо Арафель явилась не в сером залатанном плаще, как они видели ее, но в серебре и эльфийских драгоценностях.

Затем вошли воины, и первый по почестям - арфист, держа арфу в руках, он склонился перед ней на колено: Леннон звали его - и она вспомнила другого арфиста Кер Велла, взглянув в его иссохшее лицо. Так и тот бы постарел - мысль ужалила ее и наполнила сердце печалью.

- Я видел тебя, госпожа, когда ты спасла Кер Велл, - промолвил арфист. - Я помню. Я был здесь. Жаль лишь, что я это плохо помню. Я пытался сложить песню об этом… но она никогда не получалась такой, как я хотел.

Голос его пресекся, и он лишь смотрел изумленно, пока Киран нежно не взял его за руку и не отвел в сторону. Она искала знакомые лица. Но Мередифь и Эвальд умерли, и их не было здесь. "Умерли, конечно же, умерли, - вдруг поняла она, - как умирают люди". Госпожа Смерть собирает не только деревья и так незаметно, что уход их почти неощутим. Арафель окружали совсем незнакомые лица. И большая их часть уже была отмечена временем.

- Барк, - назвал Киран высокого, с проседью рыжеволосого воина. - Сын Скаги. И Донал, его двоюродный брат. Мои правая и левая рука, столь я ценю их. Ризи - сын Дру. Роан. Шихан, - последний был старик, старейший из всех них.

- В тот день я ехал по полю вслед за моим господином Кираном, - трясущимися от напряжения губами промолвил этот бывалый воин. - Когда ты пришла… - и голос его увяз в прерывистых слезах, распространявших нечто, напоминавшее эльфийское тепло, и она невольно была тронута ими.

- Да, - ласково откликнулась она, не помня этого человека и гадая, какое у него было тогда лицо. Эти перемены в людях вселяли в нее отчаяние. Она взглянула на детей, которых обнимала Бранвин, и прочла в них также перемены, происходящие с неумолимой скоростью.

- Ты сядешь? - спросил ее Киран, возвращая к действительности, и она опустилась в приготовленное для нее кресло перед серебряными блюдами и гибельным пламенем.

- Нам тоже можно сесть за стол? - взволнованно спросил Келли и, получив утвердительный кивок отца, зардевшись, обнял сестру и мать. И все пришло в движение: вносились лавы и новые блюда, и с облегчением и шумом все принялись рассаживаться по местам.

Зазвучали первые робкие звуки арфы, чисто и нежно, и воцарилась тишина, умолкли даже дети. И арфист заиграл, заиграл для нее, песни веселые и светлые. А затем была трапеза. Мурна все взяла на себя, проявляя особое внимание к гостье - подносила Арафели вино и медовые лепешки и фрукты, когда та отказывалась от другой еды.

Арафель не знала, сколь человеческими были эти подношения, но на вкус они были сладки, а вино, хоть и горчило, было приятно пить. Все ели в такой гробовой тишине, что стук чаши казался громом, а мышиные шажки Мурны гремели тяжелой поступью. Даже дети были серьезны и молчаливы, но глаза их впитывали все.

- К чему такая тишина? - горестно воскликнул Киран.

- Значит нам можно говорить? - вскричал Келли высоким чистым голосом, от которого у Арафели перехватило дух. Она рассмеялась, и смех ее подхватили сначала Мев, а затем и Донал.

- Да, - промолвил Киран, - мы можем говорить.

- Может, арфист споет нам песни, чтобы на душе у нас стало светло, - предложила Арафель.

Это обрадовало арфиста, который снова взял арфу, и вскоре дети хлопали в ладоши, и домочадцы с трудом могли усидеть на местах; последним из всех засмеялся даже суровый рыжеволосый Барк. Песня напомнила старому Шихану сказку, которую он рассказал искусно и складно, и снова принесли вина, и Арафель, странно робея от быстротечности всего, поведала эльфийское предание и приуныла, когда ответом ей стали лишь молчаливые взоры.

- Ах! - выдохнула Мурна, и все вздохнули, и Арафель увидела, что все довольны и даже более чем довольны, что глаза их искрятся, а арфист утирает слезы.

- Расскажи еще, - попросила Мев.

Бесценное настало время - время мира и покоя. Но юный голосок хотел его нарушить.

- Нет, - сказала Арафель, внезапно ощутив прошедшие часы, увидев, как осели свечи в подсвечниках, услышав, как раскололось сгоревшее полено в очаге, заметив, как погас один из факелов, обрушившись на плиты пола целым звездопадом искр. - Нет, теперь мы должны заняться вашими делами. Может, ты мне расскажешь, - повернулась она к Кирану, - как шли у вас дела с тех пор, как я была здесь в последний раз.

- О, хорошо, - откликнулся Киран. - Земля не подводила нас. И мои кони - моя конюшня процветает.

- А мир? Мир есть у вас?

И воины встрепенулись.

- Король постановил быть миру, - сказал Киран. - И, как могу, я храню его.

- Ах так, - промолвила она.

- Наверное, детям пора в постель, - сказал Киран.

- Нет, - ответила Арафель; и Мев и Келли, чьи глаза сразу потухли, снова расцвели и чуть не подскочили на своих местах. - Потерпи, - сказала Арафель Бранвин, чей взгляд блуждал от старого Шихана к замершей Мурне. Волосы той растрепались и прядями упали на худое лицо, раскрасневшееся от беготни туда и сюда. Она ни разу так и не присела. Сейчас она держала кувшин с вином и даже позабыла об этом, несмотря на его тяжесть. Все замерли: и Роан, поставленный на стражу к дверям, но позванный ею к столу за широкую улыбку, и Донал, светловолосый красавец, младше всех остальных, и темный Ризи с тихим и мудрым взглядом, и Барк, сын Скаги, столь похожий на своего отца.

- Годы Шихана простираются далеко назад, - промолвила Арафель, - и в них своя слава; годы Мев и Келли тянутся дальше всех вперед, и как разбросает время этих людей, никому не дано знать, кроме меня. А потому к детям я обращаюсь так же, как к остальным. И пусть они услышат мой совет, ибо я не знаю, когда вернусь сюда в следующий раз.

И тревога охватила всех, за исключением детей, и больше всех Кирана, но никто не проронил ни слова.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке