- А что - как же? - спросил Борисов. - Раз он арестован, значит, будет суд. Если этот ваш Чонкин виноват, его накажут, если нет… - Тут Борисов, может быть, хотел сказать "оправдают", но, подумав, сказал: - …тогда суд примет другое решение.
- Дак а как же я? - сказала Нюра.
- А что вы?
Нюра заплакала и, утираясь концом платка, стала путано объяснять, что ее считают посторонней, а на самом деле она не посторонняя, потому что она с ним, то есть с Иваном, хотя и без справки, жила.
Появились признаки того, что Борисов начал терять терпение.
- Гражданочка, - сказал он, барабаня пальцами по столу, - что вы мне городите? Какое мне дело до того, с кем вы жили? Неужели вы думаете, что райкому больше нечего делать, как заниматься такими глупостями? Идите отсюда!
- Куда? - сквозь слезы спросила Нюра.
- Не знаю. К прокурору или еще к кому. Идите!
Но Нюра не уходила. Она стояла и плакала. А Борисов сидел и удивлялся: неужели эта глупая женщина не может понять, кто она, где находится и перед кем стоит. Возмущенный этим, он вышел из-за стола и стал теснить Нюру к выходу:
- Ну ладно, нечего здесь плакать. Здесь вам не это самое. Здесь мы никому хулиганничать не позволим. Здесь и не таким рога обламывали.
Отступая под его напором, Нюра пятилась до самой двери и, задом вышибая дверь, выскочила из нее как ошпаренная.
9
Прокурор Павел Трофимович Евпраксеин в трезвом виде всегда знал, что он делает и для чего. Он понимал, что многие другие лица не обладают подобным знанием, и поэтому обычно не удивлялся странности их поведения.
Нюра, уйдя от Борисова ни с чем, пришла к выводу, что вела себя неправильно. Теперь она решила действовать так, как советовал ей Иван Тимофеевич Голубев. Но одно дело решить, а другое - сделать. Когда она вошла в кабинет и увидела крупного важного человека за большим столом под большим портретом, она как-то сразу же оробела и, переступая с ноги на ногу, попятилась даже слегка назад, но, вернувшись к порогу, остановилась.
- Вы ко мне? - спросил прокурор приветливо.
- К вам, - сказала Нюра так тихо, что сама слов своих не услышала.
- И по какому же делу?
- Я беременная, - сказала Нюра.
Если бы она последовала совету Голубева в полном объеме, то есть завизжала, кинула на пол сумку и сама кинулась на пол, может быть, это и произвело бы на прокурора должное впечатление. Но она смутилась, покраснела и эту фразу произнесла так тихо, что не была уверена, услышал ли ее прокурор или нет.
- Не понял. Какая? - Прокурор приложил к уху ладонь.
- Беременная, - пролепетала Нюра, смутившись еще больше.
- Громче.
Когда она произнесла то же слово в третий раз, прокурор наконец-то ее услышал. Он улыбнулся и вышел из-за стола.
- Беременная? - переспросил он и, мягко взяв Нюру за плечи, подвел к окну. - Если беременная, вам не сюда, вам во-он куда надо.
И показал ей стоящее на другой стороне улицы обшитое тесом здание, в котором, как указывали вывески, находились родильный дом и женская консультация.
- Нет, - сказала Нюра, - я не насчет этого, я насчет мужика.
- От фронта никого не освобождаем, - быстро сказал прокурор.
- Да нет, - сказала Нюра.
- А если насчет алиментов, то пока рано. Только после рождения ребенка.
- Да не в том, - улыбнулась Нюра. По сравнению с тем, что предполагал прокурор, истинное ее дело показалось ей гораздо более простым и легкоразрешимым. - Мужика-то у меня посадили.
- А-а, - сказал прокурор. - Теперь понял. И за что же его?
- А ни за что, - простодушно сказала Нюра.
- Ни за что? - удивился прокурор. - А вы в какой стране проживаете?
- Как это? - не поняла Нюра.
- Ну, я спрашиваю, где вы живете? В Англии, в Америке или, может, в фашистской Германии, а?
- Да нет же, - объяснила Нюра. - Я в Красном живу, в деревне, отселя семь километров, может быть, слышали?
- Что-то слыхал, - кивнул прокурор. - И что, в этом вашем Красном советской власти нет, что ли, а?
- В Красном нет, - подтвердила Нюра.
- Как, совсем нет?
- Совсем нет, - сказала Нюра. - Сельсовет-то у нас в Ново-Клюквине, за речкой. А у нас только колхоз.
- А, понятно, понятно, - ухватил прокурор. Он взял лист бумаги и стал на нем что-то чертить. - Вот это, значит, речка, здесь, за речкой, советская власть, вот мы ее так заштрихуем. А с этой стороны стало быть, совсем ничего. Да-а, - сказал он, разглядывая с интересом чертеж, - тогда совсем, конечно, другое дело. А то уж я было подумал, как это: советская власть и ни за что. Я лично как прокурор, ну и вообще как советский человек, о таких безобразиях никогда не слыхал. Нет, конечно, бывают у нас отдельные лица, которые по глупости или с умыслом распространяют разные злостные слухи, ну таких-то людей мы, конечно, сажаем. За клевету на наш строй, на наше общество, на наш народ, но это же нельзя сказать - ни за что. Так же?
- Так, - согласилась Нюра.
- Ну и чего же вы от меня хотите?
- Так я ж насчет свово мужика, - напомнила Нюра.
- А я-то тут при чем? - развел руками Павел Трофимович. - Я же советский прокурор. И власть моя распространяется только на советские территории. А где советской власти нет, там я бессилен.
Из сказанного прокурором Нюра не поняла ничего и сидела, ожидая продолжения разговора. Но прокурор никакого разговора продолжать не собирался. Он достал из пластмассового футляра очки, напялил их на нос и, раскрыв папку с надписью "Дело №", начал читать лежавшие в ней документы. Нюра терпеливо ждала. Наконец прокурор поднял глаза и удивился:
- Вы еще здесь?
- Так я насчет…
- …свово мужика?
- Ну да, - кивнула Нюра.
- Разве я непонятно объяснил? Ну что ж, попробую иначе. Запомните и зарубите себе на носу, - он повысил голос и стал грозить пальцем, - у нас в Советском Союзе ни за что никого не сажают. И я, как прокурор, предупреждаю вас самым строгим образом: вы такие разговорчики бросьте. Да-да, и нечего прикрываться своей беременностью. Мы никому - ни беременным, ни всяким прочим не позволим. Ясно?
- Ясно, - оробела Нюра.
- Ну вот и хорошо, - быстро помягчел прокурор. - В главном договорились. А что касается частностей, то их можно и обсудить. Если в отношении вашего мужа были допущены отдельные нарушения закона, мы их пресечем, а виновных, если они есть, накажем. Это я вам обещаю как прокурор. Как фамилия вашего мужа?
- Чонкин, - сказала Нюра. - Чонкин Иван.
- Чонкин? - прокурор вспомнил, что когда-то подписывал ордер на арест именно Чонкина, и потом слышал, что этот же Чонкин оказался главарем какой-то банды и что эта банда была разгромлена. - Чонкин, Чонкин, - бормотал прокурор. - Значит, вы говорите, Чонкин. Одну минуточку. - Он вежливо улыбнулся. - Будьте добры, подождите меня в коридоре, я все выясню и тогда вам скажу.
Нюра вышла в коридор и там провела какое-то время. В это самое время прокурор Евпраксеин кому-то позвонил по телефону и разговаривал стоя и шепотом, прикрывая трубку ладонью и поглядывая на дверь. Затем он вышел в коридор, пригласил Нюру к себе, сам сел за стол, а она осталась стоять.
- Значит, вы говорите - Чонкин? - спросил прокурор. - А ваша как фамилия?
- Беляшова, - неохотно сказала Нюра, понимая, что этот вопрос задан ей неспроста.
- Правильно, - сказал прокурор. - Беляшова. В браке вы с этим Чонкиным не состоите. Так? Так. То есть, собственно говоря, вы к этому Чонкину, которого, кстати сказать, ждет очень суровое наказание, никакого отношения не имеете.
- Да как же, - сказала Нюра, - я ж беременная.
- Тем более, - убежденно сказал прокурор. - Зачем же вам связывать свою судьбу и судьбу будущего ребенка с этим преступником?
Тут он понес какую-то околесицу и стал говорить от имени какого-то множественного лица, которым или частью которого он как бы являлся.
- Мы, - сказал он, - не сомневаемся, что вы хорошая работница и настоящий советский человек и что ваша связь с этим Чонкиным была совершенно случайной. Именно поэтому мы вас и не привлекаем к ответственности. Но именно поэтому вы должны от этого Чонкина решительно отмежеваться…
Дальше пошла и вовсе какая-то тарабарщина: трудное время… сложная международная обстановка… противоборство двух миров… нельзя сидеть между двух стульев… необходимо определить, по какую сторону баррикад…
- И поэтому, - закончил он свою мысль, - с вашей стороны, было бы правильно не защищать вашего Чонкина, а, наоборот, порвать с ним самым решительным образом. Было бы уместно заявить даже письменно, что я, такая-то и такая-то, вступила в интимную связь с Чонкиным случайно и неосмотрительно, не зная его звериной сущности, о чем сожалею. А? Как вы думаете, можно так написать?
Прокурор посмотрел на Нюру и увидел ее глаза, полные слез.
- Дяденька, - сказала Нюра, хлюпая носом, - он ведь, Ванька, хороший.
- Хороший? - Прокурор нахмурился и отвел глаза. - Интересно, за что же его арестовали, если он хороший?
- Так ни за что же, - сказала Нюра.
- Ни за что? - сердито переспросил Евпраксеин. - Ну что же, Беляшова, вы, я вижу, не просто заблуждаетесь. Вы упорствуете в своих заблуждениях. Я вижу, для вас время, проведенное с этим Чонкиным, не прошло даром. Я вижу, он таки успел вас обработать.
Думая, что прокурор имеет в виду ее беременность, Нюра кивнула и согласилась сквозь слезы:
- Успел.