- И конечно, неблагоприятная погода. Еще бы! Надо же было дождаться глубокой осени, когда к тому же кругом глина и непролазная грязь. Впрочем, князь Таврический вряд ли испытывает на себе ее неудобства. Насколько мне известно, у него все время идет пир горой да еще появился и новый предмет страстного увлечения. Правда, на этот раз - с моей точки зрения, по чистой случайности - светлейший проявил несвойственный ему хороший вкус.
- Вы имеете в виду княгиню Екатерину Федоровну Долгорукову, ваше величество?
- Кого же еще? Для нас это тем большая загадка, что былая княжна Барятинская не отвечает Потемкину взаимностью и вполне удовлетворяется платоническими вздыхателями. Что вам известно об этой эйфории светлейшего, Храповицкий? Наверняка же вы знаете много больше меня.
- Сомневаюсь, ваше величество. Вы безошибочно угадываете текст на обороте еще не перевернутой страницы, а здесь… Посудите сами, каково приходится светлейшему, когда княгиня появляется на праздниках в его дворце-землянке в костюме одалиски.
- Воображаю! К тому же у Катеньки есть главное для Потемкина достоинство - она высока ростом и необыкновенно стройна.
- Отсюда светлейший выполняет каждую ее прихоть и гоняет в Париж курьеров за бальными башмачками для княгини.
- Хорош полководец! Вот вам и истинные причины этой затянувшейся до бесконечности войны.
- Однако не все так плохо, ваше величество.
- Наши войска сняли осаду - да или нет?
- Да, но в момент общего отступления появился Александр Васильевич Суворов, вернул войска на осадные позиции. Измаил крепко обложен. И вот донесение о его оборонных возможностях, если вам угодно, ваше величество.
- Конечно, читайте. Жаль, я не распорядилась присутствовать при нашей беседе Александру Матвеевичу - у него есть свои очень любопытные соображения. Впрочем, в следующий раз. Читайте же!
- Это сведения, полученные Суворовым. Измаил - главная крепость турок на Дунае. Его гарнизон достигает 35 000 человек, которыми командует очень опытный трехбунчужный паша Айдозла-Ахмет. Главный вал крепости протянулся на 6 верст. Высота его достигает четырех сажен. Он уставлен тремя сотнями орудий, а вокруг дополнительное кольцо обороны создает глубокий наполненный водой ров. Александр Васильевич считает, что взятие подобной фортеции вполне возможно, но требует соответствующей подготовки.
- Он приступил к ней?
- Нет.
- Ничего не понимаю. Почему же это?
- Суворов не вправе ничего делать без приказа Григория Александровича, а такого приказа не последовало.
- Кажется, я и впрямь начинаю терять терпение!
Москва. Дом Голицына. В. В. Голицына и Г. Р. Державин.
- Вот ты и оказался моим гостем московским, Гаврила Романович. Скрывать не стану, рада таким гостинам, сердечно рада.
- Не знаю, как благодарить вас, княгиня, за приют. Только не навлечь бы на вас государыниного гнева - человек я нынче опальный, под судом и следствием состоящий, более того - подпиской о невыезде связанный. Хорош гость!
- Кабы все у тебя путем было, может, и не позвала бы в гости. А так тебе, Гаврила Романович, у Голицыных спокойнее будет. Никакая команда за тобой сюда не явится. Да коли и явится, дворня моя обо всем упреждена - не выдаст.
- Закон ведь, Варвара Васильевна!
- Закон, говоришь? Нету в России никаких законов. Есть гнев особ власть предержащих и есть милость ихняя же. Что, сам не убедился, что ли: каждый начальник как хочет, так и судит. Сунулся вот ты со своим законом, и на что тебе это вышло? Кому правду свою доложить, кто за нее вступаться станет?
- Нельзя так, княгиня, начальников великое множество, если каждый только о кармане своем печься станет, что народу достанется?
- Никак весь народ переучивать решил, пиит ты наш боговдохновенный. О народе не беспокойся. Народ лучше нас с тобой цену каждому начальнику знает. Где поостережется, где обнаглеет - по обстоятельствам. Выживет! Неужто сомневаешься, что выживет?
- Может, и так, да ведь помочь справедливости - разве не дворянская наша обязанность? У нас хоть какие-никакие возможности есть, а у пахаря простого…
- Вот-вот, ты прежде, Гаврила Романович, на себя посмотри, себя от беды лихой оборони, а тогда уж за других радеть принимайся. Не мне, что правда, мораль тебе читать. Лучше расскажи да поподробнее о незадачах своих. Разобраться в них надо - как дядюшке доложить, чего от него просить да требовать.
- Вы о князе Потемкине, княгиня?
- О ком же еще!
- Так слухи ходили…
- Что повздорили мы с ним? А ты не всякому слуху верь. Не расчет светлейшему с княгиней Голицыной в распри входить. Уж это-то я, Бог даст, рассчитаю - не ошибусь. Давай рассказывай. Про "Фелицу" знаю - ты после нее в Сенате на службе оказался. А дальше что?
- Да служба недолгая была. Не показался я князю Вяземскому.
- Никак он за тебя племянницу свою выдать собирался, значит, поначалу очень даже показался. Не ко времени ты свою Катерину Яковлевну встретил да тут же и жениться надумал. По дворцовым расчетам, сглупил ты, Гаврила Романович. Что такое папаша-то твоей нареченной, Бастидон знаменитый? Камердинер императора Петра III, а супруга его - кормилица Павла Петровича. Кто бы с такой родней вязаться стал?
- Не рассчитывал я, княгиня, больно Катенька хороша была.
- Португалочка-то твоя? Кто спорит. Только и то верно, какая девка в шестнадцать лет не розанчик. Да не буду, не буду! Там ведь не в одной португалочке дело было.
- А по службе причина такая вышла. В Сенате надо было составлять роспись доходов и расходов на новый, 84-й год. Князь Вяземский на том стоял, чтобы не делать новой росписи - старую бы повторить. Да как же на то согласиться было, когда ревизию только-только закончили: доходы-то государственные сильно возросли. Я чиновникам толкую, никак невозможно старой росписью удовольствоваться, резоны привожу, а они все одно твердят: мол, князь велел. Князь князем, а на своем я настоял. Вышло - не поверишь, Варвара Васильевна, - 8 миллионов прибытку!
- Чего ж не верить! Кабы меньше, так и Вяземский не стал бы хорохориться. А такой-то кус кто мимо рта пронесет - у каждого слюнки возжей текут. И что ж с тобой сделали?
- В отставку пришлось уйти.
- Вот так твоей горячей голове и надо. И тебе ничего не досталось, и людей чиновных обездолил.
- Вы это серьезно, Варвара Васильевна?
- Серьезно - несерьезно, дальше рассказывай.
- Но все-таки через пару месяцев отставки получил я назначение олонецким губернатором, в Петрозаводск. Князь Вяземский и проститься не пожелал. Сказал: оглянуться не успеем, опять работы просить в столицу приедет.
- Помнится, не обманулся старик.
- Не обманулся. Наместник края, Тутолмин, сразу меня в штыки принял. Не будешь, сказал, мне тут небо коптить.
- Разузнал все о тебе, а у самого, поди, рыло в пуху.
- И то верно, места в Петрозаводске нам с Катериной Яковлевной согреть не пришлось: перевели в Тамбов. Места, скажем, дикие, а все не Карелия. Уж чего мы только придумывать с Катериной Яковлевной не стали. Завели первую в городе типографию, первое народное училище открыли, городской театр устроили. В губернаторском доме с утра до ночи дым коромыслом. Вперемежку с танцами для молодежи классы и арифметики, и грамматики, и геометрии. Лишь бы к знаниям охоту, привить, лишь бы учиться начинали. Что там, первых итальянских певцов в Тамбов доставили.
- А наместник что же?
- Вот в наместнике вся загвоздка и оказалась.
- Взревновал, не иначе.
- Иначе не объяснить. Чем усердней служишь, тем больше придирок. Каждую придирку в дело целое превращать начали и с каждым делом в Сенат. Какая уж тут отставка - суда и следствия надо мной потребовал. Что называется, крови моей возжелал. А в Сенате рады-радехоньки. Отрешили от должности. Суду предали VI департамента Сената в Москве. Подписку о невыезде отобрали. И кабы не ваша милость, княгиня, может, и сидел бы я уже на съезжей, за решеткой с каторжниками.
- В России и это не чудо. От сумы, говорится, да от тюрьмы не зарекайся. Только, думается, разведем мы твою беду. Прямо тебе скажу: надо дядюшкиного приезда дождаться. Против него и сегодня никто из сенатских не пойдет. Слов нет, если бы за тебя нынешний амант господин Мамонов похлопотал, быстрее бы дело пошло. Да не любит этот красавчик со стрекулистами дело иметь. Своих людей, ему должностями и окладами обязанных, не имеет. Разве что прямо у государыни просит. Князь Потемкин-Таврический - другое дело. В Москве до лета он непременно быть должен - проездом в Петербург. А до той поры живи себе спокойненько да вирши сочиняй, если охота придет.
- За Катерину Яковлевну боязно мне очень. Как бы лиха какого ей не сделали.
- Что ж, попробуем и о ней позаботиться. Письма пусть почтой не посылает. Нарочных отправлять будем. И людишек своих я к ней отправлю. Пусть в доме поживут да хозяйку постерегут. Да не втайне, а чтоб весь Тамбов знал - люди потемкинской племянницы. Тут уж им никак не разгуляться.
- У меня нет слов, княгиня.
- Слова у тебя в виршах быть должны. А в жизни и так все понятно. И себя, Гаврила Романович, не больно кори - у меня свои счеты и с государыней императрицей, и с дядюшкой моим знаменитым. Считай, очень ко времени ты мне попался. Только такого случаю и ждала.
В. В. Голицына - Г. Р. Державину. 1789. Зубриловка.