- А что Хловис? - пожал плечами епископ. - Он взрослый мужчина, великий военный вождь, не пропадёт. Мы ведь ненадолго, верно? Самое больше две седмицы?
- Ты приближённый рикса, - упрямо сказал Эрзарих и спросил напрямик: - Зачем? Только ради Северина?
Ремигий помолчал, устраивая на спине лошади седельные сумы, вздохнул и не оборачиваясь проронил:
- Не только. Помнишь, я рассказывал тебе о грехе гордыни?
- Нет, - отрёкся Эрзарих, предпочитавший не вникать в сложные материи и не забивать голову сложными христианскими догмами. Саги - сколько угодно, но тот кромешный ужас, который именуется греческим словом philosophia? Пустословство одно!
- Я возгордился, Эрзарих. Я почти уверил себя в том, что победа Хловиса - моя заслуга. В том, что это я заставил рикса дать клятву. Наконец, в том, что я, обычный смертный человек, слабый и несовершенный, могу запросто противостоять тому… - Епископ указал рукой в сторону Арденнских гор. - Тому, что прячется там, за рекой… Тому, что проснулось в Арденнах.
- Почему же слабый? - не понял лангобард. - Ты бился наравне с риксом и проявил великую доблесть!
- Тьфу! - раздражённо сплюнул епископ, на миг впавший в соблазн гневливости. - Дурья башка! Уразумей же! Я позволил себе уравнять силы человека и Господа Бога, Создателя и Вседержителя! Помню наш последний разговор с Северином - я постоянно твердил: это мы посеяли зёрна Истины, это нас будут вспоминать потомки сикамбров, это мы избавим народ франков от падших духов и изгоним их обратно в геенну! В то время как единственная и истинная заслуга принадлежит лишь Ему! Вот Господь и ниспослал испытание…
- Хочешь сказать, что чёрные волки пришли сюда по воле твоего Бога? - нахмурился Эрзарих. - Это нехорошо.
- С тобой совершенно невозможно разговаривать, - искренне расстроился епископ. - Хорошо, попробую объяснить понятно. Мне думается, что я обидел Бога Единого.
- Почему?
- Не перебивай! Что будет, если ты обидишь, к примеру, Доннара?
- Он призовёт меня на суд оружия, - уверенно ответил Эрзарих. - И на поединке выяснится, кто прав.
- Вот этом и заключена разница между твоей верой и моей. Оскорбив Творца гордыней, я должен сразиться не с ним, а с самим собой, победить свой грех, растоптать его! Доказать, что я достоин Его покровительства и благоволения. Поэтому я оставлю Хловиса на время - пускай рикс сам разберётся в своих думах, сам осознает, какой путь ему предстоит… Господь позволит - я вернусь в Суасон из Арденн. Нет - значит я недостойный пастырь.
- Ничего не понимаю, - помотал головой Эрзарих. - Как можно вызвать на битву самого себя?
- Седлай коня, - вздохнул Ремигий, которого непроходимая дремучесть лангобарда иногда ставила в тупик. - Перейдём реку по броду за Ворчащим омутом и отправимся к северу.
- После такого снегопада отыскать следы будет трудно, да и времени много прошло… - хмуро отозвался Эрзарих. - Ничего, счастье от нас не отвернётся. Удачливый воин и годи, способный творить чудеса, дорогого стоят.
- Чудеса… - проворчал епископ. - Много ты знаешь о чудесах, варвар!
Глава третья
В которой Северин встречает Беовульфа-гаута, получает новое имя и слушает сагу о чудесном острове. Потом же отправляется в страну данов вместе с Нибелунгами
Февраль - март 496 года по Р. X.
Бельгика - Германское море
Очнулся Северин оттого, что по его лицу возили чем-то наподобие мягкой горячей губки. Причём обжигающе-горячей.
Он довольно быстро понял, что лежит на спине, попытался шевельнуться и поднять руку, но тело пронзила резкая боль, настолько нестерпимая, что в другое время и в другой обстановке Северин бы отчаянно взвыл. Сейчас получилось издать лишь низкий хриплый стон.
Губка ещё раз прошлась по лбу и щекам, после чего неизвестный экзекутор начал тереть правое ухо.
Картулярий попытался разлепить веки. Даже это простейшее и почти незаметное движение далось ценой немалых усилий. Различим серебристо-синий неровный свет. Утро? Утро какого дня? Что вообще случилось? Почему так больно?
"В любом случае, если я чувствую боль, значит жив, - уверенно подумал Северин. - Но… Ох, что ж это такое было?!"
Память вернулась мгновенно, одним озарением, яркой вспышкой. Стэнэ, звёздная ночь, хрустящий снег под ногами, мертвенный взгляд глаз-фонарей злого духа, принявшего обличье громадной чёрной зверюги… И падение. Река, стремнина…
Над ухом оглушительно фыркнули, у лица Северина появилось что-то огромное и шарообразное, щёк коснулось горячее дыхание.
Человек настолько испугался, что превозмог терзавшую его мышцы и кожу ужасающую резь и вяло шарахнулся в сторону. Если это чёрный волк…
Нет, не волк. Рядом сидела огромная собака римской породы, плоскомордая, с висящими тяжёлыми брылями, ярко-розовым языком и белым пятном в виде бабочки на широченной груди. Зверюга пыхтела, сопела, из пасти вытянулась нить белой слюны, но в целом выглядела вполне дружелюбно. Северин вспомнил, как назывались такие псины по-латыни - canis corsis, "собака, охраняющая ограду"… Значит, это была никакая не губка: собака всего лишь облизывала лицо.
- Всё-таки живой, - вторгся в сознание новый звук. Человеческая речь, говорят на готском, но чересчур растягивают слова, да и звучит странный диалект более мягко, без обязательных гортанных и шипящих звуков. - Ариарих, Гундамир - быстро его раздеть, растереть, завернуть в шкуры.
- Одет по-нашему, - послышался второй голос, пониже и погрубее. - Но лицом выглядит как галл, смуглый… Да отдай ты нож, никто тебя убивать не собирается!
Неизвестные с трудом разжали онемевшие пальцы Северина, а тот, кто заговорил первым, присвистнул:
- Интересное оружие носит наш найдёныш… Неспроста это.
Засим епископальный картулярий подвергся самым изощреннейшим пыткам, какие и Нерону с Калигулой не снились в самых оптимистических снах. С него стянули обледеневшую одежду, безрукавку пришлось разрезать, любое прикосновение доставляло адовы муки, а когда грубые ладони начали растирать кожу дурно пахнущим снадобьем, наполовину оттаявший Северин заорал как резаный: казалось, что его варят в кипятке подобно святому Мавру, одновременно поджаривая на раскалённой решётке, будто святого мученика Лаврентия. Какая уж тут пещь огненная, терпеть такое не было решительно никакой возможности! В конце концов Северин в очередной раз потерял сознание, едва не задохнувшись от собственного крика.
Вторично он проснулся в приятном тепле, руки и ноги сладко ныли, но не болели, пальцы сгибались не без труда, щёки и лоб пылали. Пахло псиной, сеном и почему-то зачерствевшим хлебом. Появилось новое ощущение покачивания и лёгкого головокружения.
Рядом кто-то пошевелился, Северин отбросил с лица мягкую медвежью шкуру и обнаружил, что бок о бок с ним устроилась давешняя собака, огромная как телёнок. Она-то и согревала человека своим теплом. Оказалось, что пёс был благородной серо-серебристой масти, с желтоватыми внимательными глазами и коротко обрезанными ушами, чтоб в драке не порвали.
Осмотревшись, картулярий уяснил, что лёгкое покачивание вполне объяснимо: он находился в небольшой ладье, способной идти по любому мелководью. Шесть вёсел, мачта, носовое оконечье украшено резной головой дракона. Северина устроили на корме, почти у ног кормчего - посмотрев на него снизу вверх, Северин решил, что имеет дело не иначе как со сказочными титанами, ибо детина был устрашающе велик, даже поболее Эрзариха, вовсе не являвшегося недомерком. Ещё шестеро несимпатичных бородатых варваров сидели на вёслах - один другого краше!
- Глядите-ка, - изумился кормчий, - Живёхонек-здоровёхонек, хотя половину дня без чувств провалялся! По виду хлипок, а дух в тебе крепкий, Скевинг!
"Скевинг - найдёныш, - машинально перевёл Северин готское слово на родную латынь. - Кто это такие? На франков, как ни крути, не похожи!"
Действительно, не похожи. На первый взгляд все варвары одинаковы, но опытный глаз всегда найдёт различия между людьми, рождёнными в разных племенах. К примеру, вандалы любят яркие одежды и не пожалеют серебра на красивую синюю или зелёную рубаху (если, конечно, такового серебра в достатке), галлы любят заплетать косицы и в соответствии с древней традицией носят клетчатое, гепиды тугодумны, аланы свирепы, лангобарды не только свирепы, но ещё и основательны, готы расточительны и веселы, но в битве беспощадны…
Эти корабельщики, безусловно, родом происходили из германского корня, тут сомнений никаких - скуластые, белоглазые, курносые. В большинстве соломенноволосы, а вот кормчий рыжеватый, такими рыжеватыми коты бывают. И глаза у него интересные, один зелёный, один ярко-голубой, значит богами отмечен. Одежда самая обычная, не скажешь что богатая - меха и кожа, плащи суконные, некрашеные, серые. У всех тем не менее редкой красоты украшения - гривны и серьги потемневшего серебра, золотые браслеты, на ножнах клинков опять же серебряные накладки с чеканкой. Такое оружие стоит очень дорого!
- Возьми. - Кормчий снял с пояса некогда принадлежавший епископу Ремигию кинжал и протянул его картулярию. Это означало, что варвары не видят в Северине врага и относятся к нему уважительно. С чего бы? - Ты всех нас удивил, Скевинг.
- Чем? - прохрипел Северин. В горле першило, не хватало только заболеть после купания в ледяной воде!
- Посмотри…
Рыжеватый указал на короткое метательное копьё, вертикально укреплённое на корме. Его украшала отрезанная голова духа Арденн, чёрного волка. При свете дня морда страшилища смотрелась ещё отвратительнее, чем ночью. В ней не было ничего от обычного животного, это была богомерзкая харя демона!