Жилы на шее у Берхарда так напряглись, что и под бородой было видно. Если бароны знали, они вполне могли что-то затевать. Даже сейчас…
- Да все, - отозвался Берхард. - Ламорик. Твой брат из меня правду вытянул. Гермунд… Наш Бейден, верно, единственный, кто…
- Я поговорю с баронами, - прорычал Дьюранд. Он не станет никуда убегать.
Сорок лиц повернулись в его сторону, когда он оставил друга лежать на земле, асам решительно затесался в толпу. Все эти мучительные часы на полу в Расписном Чертоге, все дни в Ирлаке - а все кругом все знали…
Он пробрался через толпу и двинулся к группке баронов, стоящих возле эшафота. Будь только у него меч - одному Небу известно, что он мог бы натворить. Но меча у Дьюранда не было, так что он всего лишь положил руку на плечо Саллоухита и резко повернул его к себе.
- Нам надо поговорить.
Саллоухит слегка повернулся - так, чтобы лицо Дьюранда оказалось на свету. Его брови на мгновение нахмурились.
- Вы, верно, не кто иной, как Дьюранд Коль, - произнес он, и Дьюранд вспомнил, что лицо у него до сих пор все в шрамах, а голова почти лысая от бритвы хирургов.
- Сюда, - предложил изящный барон. - Полагаю, мы должны решать все вопросы, как только до них доходит дело.
В этой старой развалюхе еще осталась пара-другая каморок. У подножия башни.
Бароны провели Дьюранда в низкую дверь, на которой чудом сохранилась лепнина. Как только молодой рыцарь переступил порог, дверь со скрежетом закрылась.
Отец Дьюранда поднял факел. Дьюранд стоял один напротив гиретских баронов и своего отца - совсем как на дальних берегах озера… сто лет назад. Даже Кирен, и тот был здесь.
- У него нет никакого права нас тащить против нашей воли, - проворчал Сванскин. Брюзгливый старый рыцарь расхаживал по комнате, оглядываясь с таким видом, будто боялся, что потолок вот-вот рухнет прямо ему на голову.
Саллоухит лишь устало прикрыл глаза.
- Думаю, мы простим это нарушение этикета. Ибо без разговора нам не обойтись.
У всех был вид людей, пришедших к неприятным выводам и теперь бодрящихся, чтобы принять надлежащие меры.
- Мы слышали эту историю, - начал Саллоухит, потирая виски. - Похоже, наш Паладин пошел на поводу у амбиций. Похоже также, что именно вы стали главной жертвой его… необдуманного решения.
Отец Дьюранда молча стоял на другой стороне комнаты.
- Нам дано понять, - продолжал Саллоухит, - что Конзар предоставляет вам определить, как с ним поступить. Я лично считаю, что Конзар не в состоянии примирить свой недавний поступок с привычным ему представлением о собственном характере.
- Так вот что его огорчает?
- Нужны ли нам сейчас дополнительные проблемы? Вы спросили. Вам был дан самый прозрачный и ясный ответ. Ламорик погиб, а с ним - добрая половина пэров Гирета. Город опустошен и разграблен, маноры на много лиг вокруг - тоже. Но видите ли вы, в каком душевном подъеме находятся люди? Как они собрались здесь? Они начали отстраивать город еще до нашего возвращения.
- Я догадываюсь, что от человека в вашем положении резонно ждать некоторой склонности думать лишь о своих проблемах, однако вы, должно быть, заметили отряды рабочих. Это не наемные команды. - Он повел рукой, обводя город за сводами комнаты. - Это добровольцы. Добрая воля. Несгибаемый дух земли, разбуженный безразличием далекого короля и жестокостью врагов. Когда вы видите, как народ несет бдение, когда вы слышите на улицах стук топоров и молотков - это вы слышите их сопротивление.
Я не питаю желания унижать этот дух сухими расчетами, но если не производить уж совсем никаких прикидок, их пыл будет растрачен понапрасну.
Молодой Хонфельс не вынес длинной речи, произнесенной с безупречной дикцией.
- Святое Воинство, Саллоухит!
Однако Сванскин предотвратил дальнейшие препирательства, пророкотав из темноты:
- Все очень просто, мой мальчик. За эту работу не платят денег. Будем мы воевать с Монервеем или нет, мы в любом случае вытрясем казну до последней монетки задолго до того, как хотя бы отстроим стены. Все серебро, сколько ни есть его в землях Абраваналя, уйдет на оплату тысячи наемников. Верно, Кирен?
Тот медленно кивнул.
- Абраваналю едва ли хватит средств хотя бы прокормить всех, кто вызвался работать добровольно.
Саллоухит развел руки с длинными пальцами.
- Его светлость не может позволить себе справедливость. Наши герои не могут оказаться ворами, насильниками, предателями или клятвопреступниками - ибо мы не можем позволить себе разочаровывать их поклонников. Во всяком случае, сейчас, пока они так нужны.
- Я и не просил, - проговорил Дьюранд.
- Сколько людей покинет нас, если мы отравим прекрасную сказку об отважном сэре Конзаре, Паладине Гирета, и о том, как он держал стену, защищая своего молодого господина? Возможно, они решат, что он нарочно не стал его спасать - а не то и убил. Герцог и его сын - оба были одурачены расчетливым капитаном. Однако, если это станет известно, мы потеряем много людей. Быть может, даже целую треть наших работников.
Лицо его было сурово.
- Один человек столько не стоит.
Дьюранду вдруг пришла в голову мысль: уж не собираются ли его убить?
- Почему герцог не сказал мне всего этого лично? - пробормотал он, начиная испытывать то, что нередко испытывают рослые люди в маленьком помещении.
Сванскин раздул ноздри.
- Потому что вы малость получше обычного солдата! Потому что он решил, что довольно будет на роль гонцов четырех баронов! У нас нет времени на игры в слова! За этими дверями стоит войско, сюзерен которого связан и почти уже брошен на плаху!
Крик подействовал на Дьюранда, как полновесный удар. Молодого рыцаря кольнул страх.
Затем, приглядевшись к высокородным мужам Гирета, он заметил, что они переминаются с ноги на ногу, как виноватые дети.
- Но ведь причина не в этом, верно? Его светлость просто ничего не знает.
- Не знает, - подтвердил Хонфельс и криво улыбнулся. - Вы не дурак, Дьюранд. Гнев - лучшее прикрытие для лжи, и герцог Абраваналь не явился лично потому, что и в самом деле ничего не знает. Мы - знаем. Его сын погиб. Оба сына. Довольно с него. Он во всем этом не замешан. Не думайте о старике плохо.
Сванскин нахмурился.
- Так или иначе, а история эта не должна выплыть наружу. - Дьюранд знал, что он скажет. Он не станет разоблачать Кона. Он вспомнил ночи, проведенные с Дорвен. Конзар знал о них - или догадывался, - но не выдал. - Давным-давно Конзар сказал мне, что ни один удар не должен оставаться без ответа.
- Вот видите, - проговорил Сванскин. - Молодая кровь течет быстро, а обида будет раздражать его постоянно. Нет ли другого пути? Сколько он будет держать язык за зубами, пока Конзар живет, овеянный славой? Надо покончить с этим раз и навсегда. Долго ли до рассвета? Час еще есть?
Барон Хрок взревел, точно раненый медведь:
- Время тянете, да? Зачем тогда мы стоим тут и о чем-то еще разговариваем с мальчиком? Если он не может сказать ни да, ни нет, почему мы вообще позволили ему говорить? Надо было перерезать ему горло, как только он вошел!
- Вы неправильно поняли слова Сванскина… - начал Саллоухит.
Хрок вскинул брови.
- Да неужто? Думаете, я не слышу, когда что-то говорят при мне напрямую? Мальчик вел себя, как полоумный болван, но он пролил за вас, ублюдков, реки крови и не дал ни единому человеку повод усомниться в его слове.
Когда отец так рьяно встал на его защиту, Дьюранд только и мог думать что о Ламорике. И жене Ламорика. Больше ни о чем. Он крал - крал из дома своего господина. Во мраке ночи.
Сванскин заговорил снова:
- Тогда, уж коли мы должны довериться его слову… быть может, мы хотя бы его услышим?
Дьюранд ухватил ручку двери и выскочил наружу, надеясь, что на свежем воздухе сумеет найти уголок, чтобы все толком обдумать.
Однако вместо покоя и тишины он узрел конец света.
Тысячи тел на полу святилища зашевелились. Блестя святым маслом, они барахтались на полу, пока наконец им не удавалось встать на колени. Саваны свисали с голых рук и ног. Дьюранд увидел, что Абраваналь вскочил на ноги, не зная, куда бежать. Дорвен прижимала к груди перепуганную малышку. А толпа, замершая вокруг, стонала, подобно морю: пять тысяч потрясенных лиц. Над головами толпы кипело небо, нависшие горы разъехались в стороны, изогнулись, превратившись в два зубчатых гребня - точно короны. Мертвецы - ряд за рядом - обращали взоры на север и вздымали руки, словно призваные молиться за войну в Небесах.
За спиной у Дьюранда вывалили из комнатки под лестницей бароны. Он почти позабыл о них. И в тот же миг в сломанные ворота святилища, в каком-то шаге от Дьюранда, влетел гофмаршал Конран. Огромные ладони обхватили плечи Дьюранда, точно тот был малым ребенком.
- Король… - выдохнул Конран. Глаза у него были такие огромные, что Дьюранд даже усомнился, осознает ли глава септаримов, что вокруг него молятся мертвецы. - Он один. Хлещет по деревьям. Продирается сквозь сучья. Пеший! Но в этом лесу с ним кто-то есть!
Вокруг высокого рыцаря взметнулся немыслимый порыв ветра, пахнущего лесом, прелой листвой под голыми деревьями. Руки его были холодны, как лед. Он все крепче и крепче сжимал плечи Дьюранда. Тот видел, как что-то движется в этом огромном синем глазу. Еще миг, и исполин сломал бы молодому рыцарю кости.
- Конран! - Дьюранд попытался освободиться. Пение в толпе за святилищем оборвалось. Мироздание словно застыло под вращающимся небосводом.
- О, Небо, спаси нас!