- По меньшей мере шесть к одному, - еле выдохнул в тишине самовольно занятой спальни Хонфельс.
- Откуда они взялись? - пробормотал Конзар.
Через завесу крыш они могли все же разглядеть сотни рыцарей в доспехах - столько Дьюранд ни на одном турнире не видал. Должно быть, не меньше двух тысяч одних только всадников. А за ними шло девять тысяч пеших бойцов.
Саллоухит провел длинными пальцами по лицу. В голосе его сквозило изумление.
- Да во всем Ирлаке столько людей, способных носить доспехи, не найдется. А нанять стольких он тоже не мог. Во всем королевстве столько денег не будет. Откуда ж он их взял?
Дьюранд шагнул ближе к окну, впился пальцами в сыроватую древесину перекладины.
Воины в первых рядах были облачены в зеленый цвет Ирлака. Однако далее батальоны теряли однообразие, превращаясь в пестрое сборище всех армий сыновей Аттии.
Их было так много!
А в самой середине Дьюранд увидел широкое знамя, которое он узнал: в Радоморовой армии плыло по ветру желто-синее полотнище с бриллиантами. Дьюранд припоминал этот удивительный узор: он знал его по сражениям в Редуиндинге, Хайэшесе и Тернгире.
- Бриллианты… - проговорил он.
Лица вокруг него потемнели.
- Владыка Небесный… - выдохнул кто-то.
А потом Дьюранд услышал голос Дорвен.
- Это Монервей, - сказала она.
Один за другим собравшиеся в комнате рыцари поворачивались к ней. Синий капюшон уже не закрывал ее лица.
- Под этими цветами скачет Морин Монервейский, - проговорил Дьюранд, вспоминая, как чернецы дразнили его на корабле в заливе Эльдинора - поминали его "друзей и врагов". Вот и нашелся пропавший брат Дорвен - нашелся в худшем из мест.
Ламорик отвернулся от окна и войны.
- Дорвен, как ты попала сюда? Откуда ты тут - в такой момент?
- Лорд Морин ни за что не поступил бы так, - заявил Саллоухит. - Он сын своего отца.
Дьюранд вспомнил старого герцога Северина, отца Морина. Почтенный герцог Монервейский прожил семьдесят зим, ни разу не нарушив своего слова. Морин не мог отличаться от него в этом.
- Морин не явился к Орлиной горе, - проговорил Дьюранд.
Хонфельс помертвевшим голосом, сам не веря себе, высказал единственное напрашивающееся объяснение.
- Монервей восстал против короля.
Дорвен молчала. В маленькой комнатенке была жесткая кровать. Стены выкрашены в ярко-желтый цвет.
- Что ты тут делаешь? - снова спросил Ламорик. - Ничего не понимаю.
Он смотрел на жену так, точно видел ее впервые в жизни.
- Надо вывезти тебя отсюда. Мы сдадимся на милость Радомора. Он не убьет тебя вместе с остальными.
Дорвен шагнула вперед, положила ладонь на щеку мужа.
Дьюранд отвернулся. У него закружилась голова.
В промежутках между домами и лавками он видел серые участки стен. Теперь, с высоты, на большем расстоянии, то, что спервоначалу показалось просто расплывчатыми пятнами, стало высокими остроконечными буквами - буквами, что соединялись в одну общую цепь за домами. Всякий, кто не слишком бы отвлекался на армию за стеной, сразу увидел бы эту Цепочку. Размашистые штрихи опоясывали весь Ферангор, тянулись по верхней и нижней стене, очень напоминая когтистые тени, кружащие рядом.
Лестница заскрипела под чьими-то ногами.
Все собравшиеся в комнате повернулись в ту сторону. В низкий дверной проем, пригнувшись, втиснулся Конран.
- Они пометили город кровью, взятой из сердца, - пророкотал он. - Воронье слетается на стоны умирающих. Улицы пьют нашу кровь. Только теперь - впервые за все годы с тех пор, как "Колыбель" причалила к берегу. Только теперь, когда от древних уз остались одни обрывки, могло свершиться подобное зло! Радомор обрушил на Эррест саму Преисподнюю!
- Нет, - промолвил Ламорик. - Нет.
- Мы на его алтаре, и огонь уже зажжен, ваша светлость.
Ламорик посмотрел на Дорвен. Она придерживалась рукой за шест балдахина над кроватью, очень прямая, но очень маленькая. С человеком, способным превратить свой город в алтарь дьявола, никаких переговоров не будет. Никакой пощады - никому.
Саллоухит выступил из тени.
- Ваша светлость, остается еще один путь к спасению.
Теперь он уже не поглаживал узкую бородку и не складывал пальцы домиком.
- Какие еще шансы вы тут усматриваете? - с нажимом спросил Ламорик. - Что за возможности заставляют вас отводить глаза и нервно сглатывать? Уж говорите начистоту.
- Ваша жена. Она дочь Монервея.
Саллоухит бегло глянул на Дорвен.
Лицо Ламорика стало белее мела, но Саллоухит не оробел.
- Я вовсе не горжусь тем, что мне пришла эта мысль. Однако же, должен сказать, мы можем заключить сделку. У нас в руках его дочь. Старик ни в чем нам не откажет.
Ламорик перевел взгляд с барона на свою жену.
- Возьмем ее в заложницы? И я пошлю своего глашатая - например, сэра Дьюранда? И он скажет лорду Северину: выпустите нас из западни, а не то его светлость, Ламорик Гиретский, убьет вашу дочь? Собственную жену?
Саллоухит легонько поклонился.
Ламорик шагнул к барону.
- Дьюранд может передать им ее ухо - как доказательство того, что она и вправду у нас. А не то вывесим ее на стене, когда Дьюранд отправится с этим поручением. - Он отвернулся от Саллоухита. - Мы не разбиты. Мы пережили осаду Акконеля. В конце концов Радомор сам станет поживой ворон!
Он снова повернулся к барону.
- И Дорвен здесь нет. Слышите? Уж коли у вас на устах такие речи. Я убью всякого, кто посмеет заговорить о ней. Мы еще поджарим Радомора на собственном его алтаре - и покончим с дьяволом раз и навсегда!
28. УСТУПЫ ФЕРАНГОРА
Ламорик вырвался на улицу с громким кличем:
- К верхним воротам! К верхним воротам!
Воины, покинув тысячи укромных уголков, куда забились отдохнуть и укрыться от стрел, встали и кинулись на улицы.
Отважнейшие мужи Гирета мчались на приступ, размахивая над головой секирами и топорами - хотя с укреплений на них обрушивались потоки кипящей воды и огромные камни. На улицах бурлил бой. Воины Ламорика отчаянно сражались, продвигаясь по телам павших товарищей. Лорды Гирета громогласно выкрикивали приказы. Гиретские лучники обрушивали тучи стрел на верхний уровень крепости; стрелы летели над толпой, отскакивали от каменных стен или же впивались в живую плоть ирлакцев.
И все это время септаримы не прекращали молиться - даже когда стрелы валили их наземь, а темные письмена извивались на стенах.
Дьюранд, пошатываясь, двигался чуть позади отчаянно пробивающегося вперед авангарда, рядом с Ламориком. Он старался держаться прямо, несмотря на то что от боли перехватывало дыхание. У кого-то из убитых рыцарь взял огромный щит и теперь защищал этим щитом Ламорика от града стрел - сам молодой лорд мало заботился о своей безопасности. Верхние ворота стояли непоколебимо, хотя Конзар метался, как безумный, неистово посылая в драку бойцов. Улица между внутренним и наружным валами была подобна каналу. И воины Гирета волна за волной снова и снова шли все на ту же бойню.
- Стальных засовов секирой не разобьешь, Дьюранд. - Голос Ламорика в самом центре столпотворения гулко звучал под прикрытием утыканного стрелами щита. Лучники Радомора норовили наживо прибить шлем к черепу его владельца. - Я идиот. Это я завел нас сюда. Я гнал, и орал, и поторапливал на каждом шагу от самого Акконеля. А надо было послушать тебя, когда…
Пернатая тварь внезапно бросилась им в лицо. От треска ее перьев в глаза им сыпались блохи.
- Дьявольщина! - выругался Ламорик. Он жадно хватал ртом воздух, обеими руками вытирая лицо. - Мы пойманы, нам уже не вырваться. Монервей в любой миг ударит нам в спину…
Ламорик так стенал, что воины в последних рядах обернулись - и увидели отчаяние своего господина.
Пока не начали оборачиваться и все остальные, Дьюранд ухватил лорда за плащ и швырнул в тень кузницы.
- Теперь-то какая разница? Думаете, Радомор остановится? Он явится - будем ли мы сражаться или ляжем помирать сами. Мы уже не можем остановиться, ваша светлость. ВЫ - не можете.
Он держал Ламорика за воротник. На миг молодой лорд, судорожно глотающий зловонный воздух, сделался похож на зеленого пажа.
- Ладно. Пусти. - Он встряхнул головой. - Ну так и где сейчас Монервей? И почему только я не выяснил этого прежде, чем с воплями мчаться по улицам, а?
Внезапно Ламорик снова бросился бежать - мимо Дьюранда, чуть не сбив его с ног.
- Где у нас чертовы часовые? Сюда!
На другой стороне улицы скорчился под скатом крыши Берхард. С его места можно было видеть, что творится за нижними укреплениями. Черные, точно сажа, письмена Грачей, тянулись по стене, точно медленное черное пламя.
- Берхард! Берхард! Эти гады еще внизу?
Тот обернулся - самую малость. Он вообще двигался осторожно, боясь, что какой-нибудь лучник увидит завидную мишень - его ляжку или плечо.
- Да, еще там, ваша светлость! И молчат. Стоят, выстроившись в ряды. Батальоны по тысяче человек. Неплохо бы помолиться.
- Какая Небесная Сила ответит на молитвы? Мерзавцы даже от переговоров отказываются. Люди из краев моей жены!.. Они просто мечтают всех перебить. И чего только ждут?
- Не могу сказать, ваша светлость. Самого Морина не видно. Может, они его дожидаются?
Ламорик выругался.
- И тут какие-то тайны. Где он, интересно знать?
Берхард потер слепой глаз.
- Вот старого герцога я отчетливо вижу. Бедняга похож на жердь в доспехах - так они на нем болтаются. А сына его - ни следа.