Пробормотал себе под нос что-то, в пустынном сухом воздухе запахло серой и расплавленной смолой. Казненный, который стоял, понурившись, почувствовал вновь ту же нестерпимую боль, которую пережил недавно - в момент, когда несущиеся в разные стороны скакуны, разорвали его на части. Бывший купец закричал. Словно от крика, на месте оторванных - вновь - рук, выпластались, увеличиваясь, кожистые серые крылья, еще сложенные, но быстро набиравшие вес и размах, заставившие покачнуться своего нового обладателя. Потом кровоточащие - вновь - ноги, оделись в серую крупную чешую, стремительно увеличиваясь при этом вширь и ввысь, причиняя очередную нестерпимую боль от мгновенно растущих костей. Вскоре огромный ящер попирал песок, лишь венчала все это несуразно маленькая человеческая голова, вопящая во все горло. Крик внезапно стих - изменения начали происходить и с головой - там, где раньше были уши, вывалились два рога, еще один начал пробиваться из затылочной кости, глаза увеличивались и увеличивались в размерах, пока не стали соответствовать новому черепу, в котором им теперь суждено находиться.
На песке стоял новообращенный - гигантский серый дракон, со сложенными влажными крыльями, чешуей пока тусклой, измазанной слизью и кровью, которые в изобилии выделились при превращении. Хрон захохотал, громко и безудержно, запрокинув голову. Где-то вдалеке громыхнуло, и вспыхнули зарницы, черно-серые брюхатые тучи заволокли обычно безоблачное в этот сезон небо над песками. Ветер, поднявшийся при этом, свил из взметнувшегося песка громадную воронку. Дракон, у которого невыносимо зачесалось под крыльями, расправил их во всю ширь и взмахнул. После этого действия, такого символичного - для нелетающего человека - человеческие мысли покинули драконий череп и сущность купца, благословенного Торгом, сменилась сущностью зверя, отныне и во всем подчиняющегося своему новому властелину - Хрону. Черный безумец безудержно хохотал, вперив свои налитые багрово-черной кровью, полыхающие глаза в свое новое детище. Молнии раздавались ближе и ближе. Отсмеявшись, владыка зла, погрозил темнеющим небесам:
- Однако гневаются ваши благородные предки, увидели они нас. Пора нам покинуть этот чудесный уголок. Полетели.
С этими словами, он взвился в воздух, подзывая к себе жестами. Неуклюже подпрыгнув, дракон взмыл в небо, и вскоре лишь песок клубился под порывами ветра, да неглубокая яма напоминали о произошедшем.
А пролетавший над Торговищем Хрон крикнул, перекрывая шум ветра:
- Запомни, ты - Морган. Когда кто-то позовет тебя по имени этому, можешь ему верить, это будет мой посланец. А сейчас я тебя покидаю. Можешь лететь куда угодно и творить, что угодно твоей звериной душе, которой, кстати, у тебя, ммм, в общем-то, нет. Да и не зачем она тебе теперь. Убивай, насилуй, жги, грабь - все, что пожелаешь.
И пропал из вида. Дракон взмахнул серыми кожистыми крыльями и полетел прочь.
А в Турске этой ночью Аастр, наблюдая ночью за светилами, обнаружил пять незнакомых звезд, выстроившихся в одну линию.
Глава 9
Неисповедимые пути
Путь Лентины, ушедшей от ненавистного мужа, был нескор и неблизок. Турск, куда решила отправиться, остался единственным местом, где она могла на что-то надеяться. Приехав однажды в Блангорру, а потом, попав в Щедрин, Лентина получала от родственников скупые весточки и щедрые подарки. Когда пропали женщины астрономов, новости от родных перестали приходить совсем. Лентина напугалась и затаилась - не высовывалась, не бежала к весовщикам, требуя покарать виновных. Что она осталась в Мире - уже было чудом. Ее имя было переписано в перечень клана каменщиков, а из списков астрономов исчезло, видимо по случайной ошибке какого-го весовщика, ведущего записи членов каст. Замужество, окончившееся так прозаически, тем не менее, спасло Лентину от общей судьбы ее кровниц.
Возница попался неразговорчивый, сидел на козлах молча, задумавшись о чем-то своем, и общался с попутчиками лишь по делу. Сговорились, что довезет он их до Блангорры. А там, решила Лентина, придумаем что-нибудь. Кир, счастливый оттого, что мама так долго с ним, что они вместе едут куда-то, что не нужно было вздрагивать от неожиданных криков пьяного отца, подолгу спал, улыбаясь чему-то во сне и просыпаясь лишь для того, чтобы перекусить, чем придется. Потом с любопытством разглядывал окрестности и снова засыпал под мерный стук колес и ритмичное покачивание повозки. Долго ли коротко, но добрались путники до столицы без всяких происшествий. Лентина и Кир, забрав свои скудные пожитки, рассчитались с возницей, тут же неподалеку на торговой площади нашли недорогое жилище на время в обшарпанной гостинице, которая носила символичное название "Приют разбитых сердец".
Уже вечерело и уставшие за день светила готовились медленно спуститься за горизонт. Лентина и Кир хорошенько отмылись в умывальной рядом с комнатой. На удивление вода была горячей, чистой и ее было вдоволь. Поужинали остатками дорожной снеди. Кир улегся спать, вытянувшись на старенькой кровати, с продавленной сеткой и лохматым одеялом, у которой было лишь два преимущества по сравнению с повозкой - она была мягче и не двигалась. Лег и тут же уснул, как только его давно нестриженная головенка с еще влажными волосами коснулась некоего подобия подголовника, подложив под щеку ладошку и улыбаясь пришедшим снам. Лентина тихонько всплакнула, сидя рядом на полу и ожидая, пока мальчик уснет. Слезы были светлыми и легкими, слезы избавления от вечного ожидания, от вечной надежды, которая так и не оправдалась ни разу - желания быть слабой, любимой и чувствовать свою нужность. Горечь, с которой она покинула Щедрин, улеглась и постепенно грустные воспоминания сменялись - сначала дорожными впечатлениями, а теперь Лентина надеялась все-таки разыскать кого-нибудь из кровников, и хоть как-то по кусочкам наладить свою жизнь. Потом прилегла на диванчике, стоявшем неподалеку. Незаметно уснула и крепко проспала всю ночь.
Наутро путники привели себя в порядок, позавтракали, чем пришлось, и отправились на поиски подходящего транспорта. Лентина нашла в торговых рядах небольшую, достаточно удобную бричку, которая могла служить приютом и ночлегом, и отлично подходила для дороги. Недолго думая, купила ее, обменяв на одну из оставшихся материных драгоценностей. Которых, к слову сказать, оставалось уже совсем немного. Но на дорогу хватить должно было. Следующая побрякушка - сверкающее многоцветьем кольцо - ушла в обмен на припасы и одежду в дорогу. Мальчик следовал за ней по пятам, не отставая ни на шаг. Время от времени подбегал, брал за руку и шел рядом, заглядывая в лицо, радуясь прогулке, и размахивал руками, пытался что-то рассказать. Какая-то чересчур внимательная повитуха, шедшая навстречу, остановилась как вкопанная, увидев их. Слишком уж они отличались от остальных, от вечно спешащих блангоррцев и гостей города.
Мать - стройная, грациозная, приковывающая взгляды, несмотря на старье, в которое одета, она все время старалась держать глаза опущенными, чтобы не быть замеченной. Кир невольно обращал на себя внимание. Смешение крови каст дало неожиданный результат. Глаза мальчика, потомка астрономов, были такими же зоркими, как у многих поколений его предков, лишь зрачки не похожи на пламя, были обычные, а все остальное - как у кровников. От каменщиков у мальчика был отменный глазомер и умение смешивать всякую пыль друг с другом, которая потом, при соединении с водой становилась прочной, как камень. Высокий для своего возраста, худенький, с вечной взлохмаченными, темными, как у матери, волосами, жемчужно-серыми глазами и искренней улыбкой, которую дарил каждому, кто заговаривал с ним. Когда отвечал на простые вопросы - кивал, на более сложные, если не мог ответить знаками - виновато разводил руками, показывая, что не может ничего сказать. Если Лентина оказывалась рядом, она спешно брала мальчика за руку, говорила, "он у нас не разговаривает", и быстро уходила - и от человека, останавливавшего Кира, и от разговора. Ей не хотелось видеть растерянность и жалость в чужих глазах, не хотелось выслушивать охи-вздохи. Этого через край хлебнула, когда в гости приходила мать Джура и его сестра с очередным ухажером.
Приходили обычно с подарками, которые редко бывали к месту. Играли недолго с тогда еще маленьким Киром, потом бабка Ирания садилась рядом и начинала свою песню - да как же так получилось, да как же он жить-то будет, да что же с ним дальше-то будет. Сначала Лентина пыталась объяснить, потом оправдывалась, потом молча слушала, потом начала огрызаться. И теперь в который раз порадовалась, что не пришлось выслушивать прощальные речи бывших родственников.
А теперь вот эта - повитуха, уж у нее-то должен быть какой-то такт, могла бы и мимо пройти, подумаешь - мальчик, который не похож на остальных. И не такие встречаются. Хотя в Мире дети обычно рождались здоровенькими, но Лентине от этого легче не становилось - ее-то ребенок не был таким, как все. Она очень любила мальчика и старалась, как могла, приспособить его к жизни, научить всему, что умела сама, но временами, когда она не могла втолковать ребенку элементарных вещей, у нее просто опускались руки. Повитуха остановилась, во всезнающих глазах таилась добрая улыбка, взяла мальчика за руку, и каково же было удивление Лентины, что Кир не засмущался, не начал вырывать руку и прятаться за нее, как это бывало ранее с незнакомыми людьми, а поднял глаза на женщину, которая в этот момент как раз задала вопрос:
- Доченька, какой малыш у тебя славный вырос! Вот, наконец, я вас и встретила…