- Ну, - кот задумался, помахивая хвостом в разные стороны. - Вот не было болезни у Александра, и человеком был. Да разве ж девушки не засматривались? И он хвостом крутил. Но помнил - там душа, на другом берегу. Зла не желал ни себе, ни другим, справедливость искал, и было дико ему поднять руку на женщину, которая среди народа. Помнил, будущая мать, хранительница очага, чья-то любимая женщина, которая скорее друг, чем чужой человек. Близкие по духу сродни душе, по душе меряют человека. А пришла беда, назвалась душою - и не видит, не слышит, не помнит. В уме желанный он, слезой умыт, да только тот, кто мертвую душу его миловал, целовал, как его самого, сыт и мозгами думает, а не воловьим слухом. Ну, посуди сам, лежишь ты еле живой, и скорее мертв, а над тобой, как над женщиной причитают - от того что попутали, или от большого ума?
- Наверное, от большого ума… - согласился Кирилл. - Но ведь это в любое время могло бы произойти. Предположим, авария, я, а рядом женщина, над которой причитают. И что, я стал не нужен?!
- Вот именно! Поэтому поднять болезнь и полечить ближнего святая обязанность каждого. Прыгнуть в огонь и принять муку на себя, чтобы и самому в сеть не угодить, и душу от крови отмыть.
- А-а… м-м-м… - Кирилл снова подумал о Мирославе, которая ждала наверху.
- Восстановить семя брата - святое дело. Она как сестра тебе, но не кровная. Душа его сто раз тебя в своих мыслях искала. Ты с ним и в болезни рядом был, и во здравии. Он откололся от тебя, а ты с другой стороны подошел - и теперь он в мыслях тебя искать будет, как опору, чтобы ногами встать. В замуж душу брата для того берут, чтобы волки хищные, когда демоны на человека набросятся, не затмили бы собой белый свет. А кто закон не исполнит, то и не брат был, а враг, который живому могилу роет.
- Как все сложно! - озадаченно и глубокомысленно произнес Кирилл, пытаясь примерить полученные сведения на себя.
- Закон не таблица умножения, на нем Небесная и Поднебесная стоит и Боги. Он как Твердь каменная. А кто им пренебрегает, тот яму себе копает. И можно верить, что не в ямы, да только думами она лишь глубже становится.
- Ну, о женитьбе я еще ну думал, - спохватился Кирилл.
- Я знаю. Но покажи обман, и не выйдет брат из темницы. Сестру ищи, - посоветовал кот.
- Ну… - Кирилл покраснел. - Со счетов не сбрасываю.
- Надо собираться, замуж еще далеко, - разоткровенничался кот. - Но демона в три погибели согнешь, если по имени будешь прохаживаться да посмеиваться, стрелы пуская. И душу поднимешь. Так что, может, и не придется жениться-то! Рассказать брату о том, кто такая Ирина с его стороны ты не смог бы, но со стороны Мирославы он открытое ухо. Замечательно, что нашел ее. Я помог!
- Ты?! М-м-м… - Кирилл пришибленно остановился, внезапно испытав к коту самые теплые чувства, на которые был способен. В сравнении с ним он был ребенок, который внезапно взял в руку что-то такое, что было взрослым и запретным.
А иначе, откуда у него такие мысли про Мирославу?! Каким местом он думал, когда повел ее в клуб?! Откуда решительность взялась?!
- "Поезжай, Перун, к зверю-Скиперу! По дороженьке прямоезжей птица быстрая не пролетывала, зверь рыскучий давно не прорыскивал, на коне никто не проезживал! Заколодела дорожка, замуравела, горы там с горами сдвигаются, реки с реками там стекаются! И сидит у грязи у черной, да у той ли речки Смородины люта птица-Грифон во сыром бору. Закричит как Грифон по-звериному, как засвищет Грифон по-змеиному - все травушки-муравы уплетаются, все лазоревы цветочки отсыпаются, темны лесушки к земле приклоняются, а кто есть живой - все мертвы лежат!"
Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.
Приложить на человека, будет Мирослава и Небесным царствием, и Ладой-матушкой. Демон Ирины - лютовитая птица Грифон, Александр, сознание его и сам он - чудо-юдо рыба кит и царствие Поднебесное. Страшно там, заколодело, замуравело, все под птицей Грифон. А сама Ирина - Скипер-зверь, который корки хлеба ему не подаст. И ум Александра, не сознание, не сам он, а именно ум, земля - три сестры перуновы и есть. Волосами оброс, корою покрылся, набравшись духа нечистого.
- Это что же, мне перед Мирославой надо выставить… - Кирилл наклонил голову, чувствуя, как взволнованно бьется сердце.
- В невыгодном свете. Так, чтобы Мирослава себя человеком почувствовала. Смыть с нее грязь. И не грех нечисть за волосы потаскать. Да так, чтобы Мирослава заново родилась. Видишь ли, - поучительно заметил кот, - в смерти униженный человек чувствует то же, что и тогда, когда смерть не позволила ему заступиться за свою землю, за свой ум. Земля жестоко мстит, поднимая тени. Если найдется сильный сильному, страх уйдет из земли, и Миркино сознание обретет свободу. Она сможет бороться с врагом.
Какое-то время Кирилл молча следовал за котом, испытывая благоговение.
Страж отличался от обычного домашнего питомца, во-первых, мудростью, во-вторых… Скорее, это он был его питомцем, разложенный по полочкам. Он как-то сразу вырос в собственных глазах на целую голову, обнаружив, что умеет думать за других.
Прикупить побольше цветов… Нет, цветами Миркины проблемы не решить, здесь нужно что-то другое! Если бы с тетей Верой посоветоваться. Без нее, похоже, не обойтись, но как склонить на свою сторону и не выдать тайну? И как рассказать обо всем матери, чтобы она не побежала к Мирке разбираться?! Если ввести Мирку в дом, Сашка, несомненно, почувствует мать точно так же, как его. Возможно, именно близость матери и Мирки на работе помогла им удержать его и не свихнуться окончательно. Он работает, он бросил пить, он излечился от игромании… Мать была Александру ближе - она его рожала. А с другой стороны, она могла сидеть Грифоном, как Ирина, пусть и не таким опасным, но еще одним Грифоном. Мирка благоговела перед матерью, боялась ее, чувствовала в ее присутствии скованность. Для матери Мирка была простой работник, о котором она думала в последнюю очередь.
Кирилл снова с благодарностью вспомнил стариков из своего сна.
В том, что произошло с народом, оба волхва разобрались не хуже кота. И объяснили так, что понял с первого раза. В общем-то, с тех пор ничего и не изменилось, разве что народа стало много, на каждую голову не наступишь. И напрасно он искал людям оправдания - их не было. Люди не спрашивали у святых отцов, куда ушли пожертвования. На новые церкви, на зарплату сотрудникам, на иконы и свечи, на рекламу.
А Богу, тому Богу, который смотрел на человека, какая радость?!
- Подожди, - Кирилл вдруг остановился в тревожном ожидании. - А ты уверен, что Сашка себя Царем не посадил?
Кот пренебрежительно фыркнул, продолжив путь.
- Царь, как удочка с наживкой, которую можно в любой омут закинуть. Если бы посадил, засиял бы, как тот фонарь, что у тебя в руке! Она не первая, кому они голову снесли. Сразу-то не разберешь, кто с кем в узелок завязан, - кот встал, пошевелив усами, замерцав ярче, так что стало видно озеро, до которого, наконец, добрались. - Но, если Мирославу пытались уловить, вряд ли не догадались, что именно через нее уловили его. Железа на Мирке хоть отбавляй, в мужья готовить его не будут, наберет долгов, отдаст - и кончат его. Понимают же, что долги хоть кому глаза откроют. Царь не царь, а долго водить людей за нос не получится. Когда Царем, это уже царство на царство - Огонь, Потоп и все такое. Примирить не сможем, охрану будем несть двадцать четыре часа в сутки!
- Кир, ты?! - Кирилл от неожиданности вздрогнул, ослепнув от направленного на него света.
- Мирка, ты что тут делаешь?! - выдохнул Кирилл, испытующе взглянув на кота, который с добродушной усмешкой сверлил Мирку горящими угольками глаз.
- Тебя ищу… Я ждала, а тебя все нет и нет, - Мирка кота в упор не видела и слепо шарила впереди себя, боясь оступиться. Она обрадовалась. - А ты с кем разговаривал? Ты меня напугал! Правда, меня саму тут чуть кондратий не хватил. Но честное слово…
- Сам с собой, - успокоил Кирилл. - Я часто рассуждаю вслух, чтобы не путаться в мыслях. Так что, в следующий раз пропускай мимо ушей. А ты смелая! - Кирилл с едва заметной улыбкой рассматривал Мирку в призрачном свете, которого для нее не существовало. Она высоко поднимала фонарь, отыскивая вход, через который вернулась за ним, тогда как Кирилл видел их все так же хорошо, как озеро и вырастающие посередине и свисающие со свода сосульки.
Сравнить ее с Ириной Штерн и обозвать врага нехорошим словом так сразу язык не повернулся. Не умел он пока хулить человека, пусть даже свинью.
- Тебе мама три раза звонила, я не стала трубку брать, - доложила Мирка, выбираясь на поверхность.
- Ну и зря, - пожалел Кирилл. - Волнуется. Я первый раз дома не ночевал. Она там себе таких ужасов нарисовала!
- Тогда звони быстрее, - Мирка почти вытянула его на свежий воздух, сразу протянув телефон.
- Уговорила!
Взъерошенная Мирка в грязной футболке и порванных бриджах, с глиной на лице и волосах, выглядела как боец в боевой раскраске. Ей бы еще автомат наперевес. Сам Кирилл выглядел не лучше. В таком виде домой лучше не соваться. Кирилл едва взглянул на экран телефона, брови его поползли вверх. Они провели под землей пять часов, а он не заметил, как пролетело время, словно в пещере оно двигалось по-другому.
- А у нас осталось что-нибудь перекусить? - Кирилл заглянул в рюкзак, встряхнув термос.
- Э-э, - Мирка отрицательно качнула головой. - Кстати, надо бы помыться. Если кто-то встретит нас на дороге, напридумает что угодно.
- И пусть думают! - беззаботно отозвался Кирилл, пожимая плечом. Мирка будто прочитала его мысли. - Мы закроем на это глаза.
- Кирилл, нам тут жить! - возмущенно прикрикнула Мирка.