Ненавижу, ненавижу быть фактором, материалом, с которым 'работают', ненавижу, когда меня юзают для неведомой мне цели, да еще и мягко, как бы исподволь (а на самом деле с бегемотьей грацией) подводят к этому.
- Нет, я не для этого, не поэтому… - поспешно говорил Женя. - Я с тобой хотел дружить и думал о тебе, еще когда не знал, что ты это умеешь. Много лет. Нина, правда. Просто я очень прошу помочь. Этого никто не умеет, только ты. Вообще никто.
- Но… - я выдохнула, помолчала. - Чего именно не умеет? Это вот ты все - о реке?
Мы вошли в сквер. Женя вел меня за руку. Мы сели под раскидистым кленом на лавке.
- Да, о реке, о тропах. Ты проводник. Ей нужно уйти отсюда. Она тут осталась - зря. А мы… ее друзья, мы не видим места, которое ей нужно, которое ее ждет. И выхода туда тоже не видим. Ничего вообще…
- Женя. Мы с тобой дружить, наверно, не сможем, - мне перехватило горло, меня начало трясти, и в голосе послышался металл. - Ты мне не говоришь всего. Ну ладно, Бог с ним со всем, меня не волнует твой год рождения и судимость, если она была, а также, не знаю, перенесенная тобой в детстве корь. Но ты не говоришь даже того, что меня непосредственно касается. Ты меня мягко и ненавязчиво подвел к девушке, которая меня непонятно за кого приняла, и поставил типа - эксперимент. Я что тебе, детектор? Нет, я понимаю, что это нужно, важно для тебя и твоих друзей и все такое, что у меня что-то такое есть… ладно, пусть. Но я не такая… как… Со мной так нельзя! Ни с кем так нельзя. Просто другие не чувствуют, когда ими дела делают. А я чувствую. Мне очень жаль, - я встала с лавки. - Для девушки я сделаю вот это… Найду. Не знаю, как это делается… Но найду, раз ты говоришь, что я умею. Раз так надо тебе и твоим друзьям. Но я в их число не вхожу… Я - типа, сторонний эксперт. Проводник на аутсорсинге.
Он сказал:
- Нина. Мне нужно подумать. Не уходи…
- Долго? Ну ладно, покурю пока, - я усмехнулась и вытащила сигарету. Меня несло. Зачем мне бомж Женя и его такие же, видимо, маргинальные друзья? Зачем мне их доверие? Зачем мне знать, почему девчонке из запущенного двора нужно попасть в весенний лес, который находится непонятно где? И все же я не уходила, потому что надеялась, что вот сейчас все как-то разъяснится, встанет на свои места, потому что и Женя, и его друзья мне нужны, и знать про весенний лес мне нужно на самом деле. Я курила, не отрывая глаз от травы под ногами.
- Нина, - послышался голос Жени. - У вашего дома есть вертушка детская, знаешь? Такая детская площадка в торце, вокруг боярышник растет?
Я подняла глаза.
- Знаю, за помойкой.
- Ага. Вот туда сможешь выйти сегодня вечером? Когда луна взойдет?
- Во сколько?
- Не знаю, как это будет, во сколько. Когда луна. Мы все там будем… Ну, нас пятеро. Ты только не бойся, Нина, ладно?
- Вы что, секта? Эзотерики какие-нибудь? - мне стало не по себе. Не то чтобы я боюсь сектантов, оккультистов и прочего. Просто было грустно, что явление, которое не хотелось никак называть, оказывается называется и объясняется вот так, банально.
- Не знаю, что эти слова значат, - сказал он, глядя на меня ярко-зелеными глазами в упор.
Я сидела и молчала. Получалась лажа так или иначе. Им надо от меня что-то. Для этого он готов прийти и друзей привести, удовлетворить мое любопытство. Но я не хотела, чтобы с одной стороны было 'надо', а с другой 'любопытство'. Все вообще шло не так.
- Нет, - сказала я. - Давай так. Я сделаю все. Что же я, зверь что ли? Если я сумею, я сделаю. Не за это. Не за откровенность, не за секреты какие-то. А потом, когда-нибудь, ты мне расскажешь. Не за это.
- А ты ведь… придешь еще? - спросил он растерянно. - Ты сказала, что мы не будем дружить…
- Я просто… сама не знаю, зачем сказала, - поморщилась я. - Мне было обидно…
- Я верю тому, что люди говорят. Нина, ты все-таки приди сегодня, пожалуйста. Чтобы ты сама решила, надо или не надо это делать. Чтобы не было так, что ты не знаешь - для чего… Нина?
Он коснулся моих волос (я сидела с опущенной головой).
- Я просто не умею дружить с людьми. Я не знал, как надо… чтобы ты не испугалась. Я боялся, что испугаешься - и все.
Я медленно подняла голову.
- Я буду искать. И приду. На вертушку и сюда… Но она же живая? Зачем ей тропа? Она хочет уйти в тот лес, потому что там ее дом, в смысле - она оттуда? Я сама не знаю, что спрашивать… И еще - дай мне тех твоих яблок, я твоих друзей вечером тоже пирогом угощу.
(Продолжение следует)
Двери весны
Рябина
Кот был болен: простужен. Плохо дело, поняла я с первого взгляда. Неплохой ведь кот, такой гладкий маленький тигр, - но в местном прайде не прижился: не поделили чего-то с главным котом подвала. И вот пожалуйста - шерсть повылезла, глаза слезятся… В подвале у них колония: и селятся, и котятся. А этот потерялся еще подростком, прибился - но своим так и не стал.
Я сидела на дворовой лавочке и грелась на солнце. На детской площадке в разноцветной песочнице пищало несколько малышей, рядом со мной сидели с сигаретами две мамаши, в мою сторону не смотрели. Кот же медленно подбрел ко мне, посмотрел желтыми слезящимися глазами, понятное дело - увидел. Я хлопнула ладонью по коленке: залезай. Кот приглашение принял, вспрыгнул мне на колени… Устроился, замурчал, прищурил глаза. Одна из женщин покосилась в его сторону и подвинулась подальше от меня и, соответственно, от кота.
Заметил кота и один из малышей. Растопырив руки (не выпуская, правда, лопатку из правой ручонки), он понесся к нам с криком 'Кыса!' и явным желанием стиснуть кота в объятиях.
- Денис, Денис, нельзя! - закричала мамаша. - Он лишайный! Он грязный!
Я вздохнула и встала со скамейки. Кот тоже спрыгнул. 'Кот, пошли-ка отсюда, поищем других солнечных мест. Или знаешь, отведу я тебя к Августе Михайловне. Только сначала вылечу'.
Августа Михайловна - это такая бабушка, интеллигентная, маленькая и седая. У нее есть собачка Милка - белая, с острыми ушками, ростом с полторы кошки. Она кормит кошек. Живет она в бывшем Динкином дворе.
То есть двор уже сейчас опять стал Динкин, но какое-то время был 'бывший Динкин', вот я и говорю по привычке. Про Динку расскажу после, я все про нее знаю, она у меня жила довольно долго, а потом снова вернулась на историческую свою родину: в этот самый двор. Так вот, в этом дворе стоит хрущевка красная - опять же Динкин дом. Августа живет на первом этаже этого дома. Каждый день утром и вечером она спускается в подвал с миской еды. В подвале живет кошка Леська с кучей котят от разных пометов, еще туда сбегаются три кота - дымчатый, черный и черно-белый. Черно-белый - он чей-то, а у Августы Михайловны принцип: кормить только бездомных кошек. Но не гнать же, поэтому черно-белый тоже ест. Вот, пожалуй, Тигрика я туда и отведу. Динка присмотрит, чтобы его там не обижали коты, а Августа - накормит. Ну а я вылечу.
Кот бежал за мной. Я ведь иду короткой дорогой, между двором Репья, в котором я грелась на лавке, и Динкиным - всего-то сквер (красивый, потрясающий, весь обсаженный по краям яблонями, которые скоро зацветут) и два двора, в одном из которых, между прочим, цветут в палисаднике пролески. Ничейные. Присмотреть, что ли? (Кот трусит за мной). Я улыбаюсь скверу, потом, протиснувшись между гаражами, попадаю во двор к пролескам - они еще не цветут, но вот-вот зацветут. А вот, кстати, и палисадник с сиренью. Очень неприятно пустой. И сирень чахлая. А вот и Динкин двор - с одной стороны весь засажен американскими кленами, летом зрелище вообще невероятное: пятиэтажка утопает в зелени по самый свой пятый этаж. А с другой - вот палисадники перед подъездами. Перед одним подъездом сидели три тетушки, перед другим не было никого, перед третьим я нашла Динку. Она, как всегда, сидела грустная, а рядом с ней грелись на солнце трое последних Леськиных котят, уже месяца по три.
- Дин, - я села на лавку рядом с ней, вспрыгнул и кот, обнюхался с рыже-белым котенком. - Возьми кота, а? У Репья во дворе он пропадет, не жилец. Там у него вообще что-то бардак творится… Не двор, а проходной… двор. И коты недружественные. И люди.
Дина подняла глаза на меня, улыбнулась, только невесело.
- Возьму, - и тихо добавила, - только он больной.
- Ну, это не вопрос, - я положила руку на загривок кота, кот зашелся в мурчании. Динка молчала, не мешала мне, шевелила пальцами - с ними играли котята, набрасываясь и снова отскакивая. Наконец я пощупала нос кота, хотя знала уже и так: холодный-мокрый, как полагается.
- Принимай, - сказала я Динке. - Следи, чтобы крыс этих отравленных не жрал у тебя.
- Угу, - кивнула она.
- Чего грустишь, Дин? - я тронула ее за плечо.
- Как всегда уж… - она опустила голову, волосы свесились на лицо. - Вспоминаю. Сережу сегодня не видела?
- Видела, шел к машине сегодня, ключами звеня, нажал на какую-то штуку - дверцы сами открылись.