- Они ушли, отец-настоятель, - ответил Фрэнсис, смиренно опустив взгляд.
- В Санта-Мер-Абель есть где спрятаться.
- Я уверен, что они ушли, - повторил Фрэнсис.
- Они что-нибудь унесли с собой? - В голосе Маркворта заклокотал гнев. Фрэнсис пожал плечами, удивляясь этому вопросу. - Я имею в виду священные камни.
- Нет, отец-настоятель! - выпалил Фрэнсис. - Конечно нет!
- Глупости! Немедленно пошли дюжину братьев произвести проверку всех камней.
- Да, отец-настоятель.
Фрэнсис повернулся, собираясь уйти и ругая себя за то, что не предусмотрел такой реакции Маркворта. Конечно, после первой пропажи у отца-настоятеля должна была тут же возникнуть мысль, не обрушилось ли на них вновь проклятие Эвелина Десбриса.
- Куда ты? - Маркворт вперил в него пронзительный взгляд.
- Вы же сами велели послать братьев сделать опись.
- Когда мы закончим!
Фрэнсис вернулся к столу и замер перед ним, словно ожидая приговора. Маркворт тоже молчал, потирая морщинистый подбородок. Так продолжалось довольно долго, но потом лицо у него прояснилось.
- Да, отец-настоятель, я забыл вам сказать, что наш посудомойщик, Роджер Биллингсбери, тоже сбежал из аббатства, - продолжал Фрэнсис.
- А почему меня это должно волновать?
Брат Фрэнсис во все глаза уставился на него. Разве не Маркворт просил его составить список служащих аббатства? И разве не он высказывал предположение, что, возможно, среди них есть шпион? Внезапно Фрэнсис подумал, не сделал ли он глупость, упомянув о Роджере. Он-то думал, что отец-настоятель, внимательно изучив его список, пришел к тем же выводам, что и он сам; за отсутствием других потенциальных шпионов, Роджер больше всех подходил для этой роли.
- Те, кто работает по найму, по твоим же собственным словам, часто сбегают, - сказал Маркворт. - Ты еще жаловался на это, когда я просил тебя составить список.
Фрэнсис был крайне удивлен тем, что отец-настоятель как будто не улавливал связи между группой Браумина и подозрительным кухонным работником.
- Не понимаю, отец-настоятель, - сказал он. Тот насмешливо взглянул на него. - Не понимаю, почему вы так спокойно реагируете. Я думал, бегство этого юнца приведет вас в ярость.
- В ярость? С какой стати? Не понимаешь, мой юный брат? Бегство Браумина из аббатства означает конец маленького заговора Джоджонаха и одновременно подтверждение его вины.
- А может, они просто испугались? - осмелился спросить Фрэнсис и тут же отступил от стола под пристальным взглядом отца-настоятеля.
- Им нечего было бы бояться, если бы они не отступали от правил ордена, - с кривой улыбкой заявил Маркворт. - Я горжусь тем, что нагоняю на еретиков страх. Когда их схватят - а их схватят, не сомневайся, - нужно будет провести дознание, чтобы разобраться, до какой степени они погрязли в грехе.
Переминаясь с ноги на ногу, Фрэнсис с ужасом представлял себе, на какую судьбу, возможно, обрекли себя Браумин и его товарищи.
- У тебя удрученный вид, брат, - заметил Маркворт.
У Фрэнсиса возникло чувство, будто под испытующим взором отца-настоятеля из него уходит сама жизнь.
- Я просто опасаюсь… - начал он, но остановился, подыскивая нужные слова. - Брат Браумин, конечно, сбился с пути… и остальные тоже…
- Но?
- Но ведь они не всегда были такими! Их сердца отзывались на призыв Господа… по крайней мере, это можно сказать о Браумине.
- И ты веришь, что их можно вернуть на путь истинный?
Фрэнсис кивнул.
- Если проявить терпимость и великодушие. Разве не будет лучше - и с точки зрения ордена, и с точки зрения той памяти, которую вы о себе оставите, - если вам удастся вернуть в лоно церкви этих протеже Джоджонаха? Разве для нашего дела не будет полезнее, если ему послужат таланты брата Браумина? А потом, по всей вероятности, он сам станет яростным критиком Эвелина и Джоджонаха, примером того, кто сначала погряз во тьме, а потом сумел выкарабкаться к свету.
Все это было чистой воды импровизацией, просто Фрэнсис отчаянно страшился стать свидетелем еще одной казни братьев ордена. Но хотя его слова вроде бы звучали логично и убедительно, он понимал, что гонится за химерой. Если даже Маркворт скажет "да", то согласится ли Браумин Херд? Фрэнсис очень сомневался в этом. Гораздо более вероятно, что упрямый глупец так и будет стоять на своем до самого костра.
- Я только задаюсь вопросом, нельзя ли обернуть эту ситуацию в нашу пользу, - пролепетал он в заключение.
- Нет, брат Фрэнсис, тебя волнует не этот вопрос. - Отец-настоятель встал и обошел стол. - Твои речи основаны не на прагматизме, а на сострадании.
- А разве сострадание не добродетель? - еле слышно спросил Фрэнсис.
- Так-то оно так, - Маркворт обнял его руками за плечи - очень необычный жест для этого замкнутого человека, заставивший Фрэнсиса почувствовать себя еще более неловко, - но только если оно проявляется по отношению к тому, кто его заслуживает. Как насчет терпимости к гоблину? Или великодушия к поври?
- Но ведь они не люди.
Маркворт расхохотался.
- Еретики тоже не люди! - неожиданно зло произнес он, но снова быстро взял себя в руки и продолжал холодно: - На самом деле еретики хуже гоблинов и поври, потому что они, прежде обладавшие душой, отвергли этот дар Божий, тем самым оскорбив своего Создателя. Я бы сказал, поври жаль даже больше, ведь они изначально лишены этого дара. Поври и гоблины - создания тьмы, они злы по своей природе; еретик же отворачивается от Господа по собственному выбору. В этом и состоит его грех, брат мой.
- Разве мы не должны до конца бороться за душу каждого грешника?
На этот раз отец-настоятель не смеялся. На этот раз он буквально пригвоздил Фрэнсиса к месту суровым, непреклонным взглядом.
- Берегись, брат Фрэнсис! - мрачно заявил он. - Ты очень близко подошел к самому краю пропасти, в которую скатились и Джоджонах, и Эвелин. Этот глупый идеализм до добра не доведет. Примером тому может послужить судьба Браумина Херда и других заговорщиков.
- Но ведь еще святая Гвендолин говорила, что только любовь способна породить любовь.
Фрэнсис изо всех сил старался, чтобы его слова прозвучали не как возражение, а как просьба помочь разобраться в трудной проблеме.
- Святая Гвендолин была дура дурой.
Глаза у Фрэнсиса чуть не выскочили из орбит, пришлось даже прикусить нижнюю губу, чтобы не разинуть от удивления рот. Все годы обучения ему снова и снова вдалбливали в голову, что произносить бранные слова по отношению к святым - тяжкий, несмываемый грех.
- Ну, что с тобой? Ты скоро будешь магистром… может быть, - Маркворт бросил на него хитрый взгляд искоса, - и как магистр, должен научиться смотреть правде в глаза. Гвендолин была самая настоящая дура; это признают большинство моих коллег.
- Но ведь никто не возражал, когда ее канонизировали, - пролепетал Фрэнсис.
- Исключительно из прагматизма. Гвендолин была единственным кандидатом женского пола, и если бы ты повнимательнее читал историю того тревожного времени, то понимал бы, что возникла необходимость умиротворить женщин. Отсюда и взялась эта святая. Пойми меня правильно, мой юный ученик. Гвендолин обладала великодушным сердцем, она была добра по природе своей. Но наших истинных целей она никогда не понимала. - Он помолчал. - Берегись, как бы и тебе не стать гуманистом.
- Я не знаю, что означает этот термин, - признался Фрэнсис.
- Берегись, как бы у тебя не возникло искушения поставить права личности выше добра в более широком понимании этого слова. Я надеялся, что мне удалось помочь тебе избавиться от этой слабости, пока мы улаживали дела с Чиличанками. Однако, по-видимому, она укоренилась слишком глубоко. Хочу, чтобы ты понял: это последнее предупреждение. Всегда существовали те - и Эвелин с Джоджонахом тоже принадлежали к ним, - кто считает, будто церковь должна быть пастухом заблудших овец, целителем ран, духовных и физических. По их понятиям, мы должны жить как нищие и ходить со своими священными камнями в народ, помогая людям жить. Это величайший грех.
Фрэнсис удивленно склонил голову набок - ничего греховного он тут не видел.
- Глупцы! - рявкнул Маркворт. - Не дело церкви - лечить болячки мира; ее главная задача - дарить надежду на лучшую жизнь, которая ждет людей за роковой чертой. Если бы церковь превратилась в собрание нищенствующих, кого она могла бы вдохновить? Дарить надежду черни - вот в чем наша слава и наша сила. Только страх перед нами, представителями неумолимого Бога, удерживает их от того, чтобы свернуть с пути истинного. Помни об этом постоянно. Если мы распахнем двери аббатства и отдадим камни простому люду, что станется с нашей тайной, мой юный брат? А без тайны о какой надежде на будущее счастье может идти речь?
Фрэнсис изо всех сил пытался понять смысл этой удивительной речи; и некоторые доводы казались ему убедительными. Но он ничего не мог поделать с тем, что отдельные несоответствия просто бросались в глаза.
- Но ведь мы отдаем камни купцам и людям знатного происхождения, - осмелился возразить он.
- Вынужденно. Мы продаем или даже отдаем очень незначительную часть камней в обмен на богатство и власть. А как иначе мы смогли бы убедить простой люд смотреть на нас с надеждой? Церковь должна возвышаться над чернью, и временами ради этого приходится сотрудничать со светской властью и торговцами. - Маркворт усмехнулся, как показалось брату Фрэнсису, зловеще. - Однако опасаться нечего, мой юный брат, - закончил отец-настоятель, ведя Фрэнсиса к двери. - Сейчас орден Абеля поистине снискал благословение Божие. У нас появился деятель, который желает и имеет возможность поправить положение дел.