Убрать гитару. Спуститься обратно в тепло. Согреть руки.
Через пятнадцать минут неспешным шагом я добрался до музыкального зала. Тусклая подсветка кое-где разгоняла чернильные тени по углам. Чего я хочу? Другую гитару?
Пройдясь по залу и старательно не слушая звучащего в голове бреда и шёпота теней, коснулся фортепиано. Как давно мои пальцы не касались клавиш вместо струн? Не забыл ли я ещё, каково это? И получится ли?..
Сел на стул. Сбросил на пол ноты. Откинул крышку. Неуверенно прикоснулся к чёрно-белым клавишам. Прозвучали первые, робкие ноты. Тишина, звенящая под потолком не затихшими звуками, заставившими тени замолчать. И под руками начала рождаться мелодия. Всё уверенней с каждым мгновением я погружался в музыку с головой, без остатка, выворачивая себя наизнанку! Сбрасывая с пальцев всю эту адскую муку, пытку души, зашедшейся в беззвучном крике, я играл, отдавая себя без остатка…
Не знаю, сколько это длилось. Может, полчаса, а может и все три.
Когда на душе стало легче, пальцы в суставах болели с непривычки. И устал до сбившегося дыхания, выложившись полностью.
Закрыв крышку, я откинулся на спинку стула. Тихо. Внутри, снаружи. Пусто. И это хорошо. Можно вернуться к себе и уснуть. Как же я устал.
- Я тебя здесь никогда раньше не видел.
Чужой голос заставил меня вздрогнуть. Оглянувшись, я приметил подпирающего стену у "служебного" входя на сцену мужчину. Хотя, скорее уж парня. Лет тридцати с мелочью. Слишком молод, и обстановка не официальна, чтобы я к нему на "вы" обращался.
- И больше не увидишь, - устало ответил я, поднимаясь на ноги.
- Что ты играл? - не пожелал оставить меня в покое этот человек. - Я никогда такого не слышал.
- Ничего, - попытался отмахнуться. - Сбросил мелодию с пальцев и уже позабыл.
- Паренёк, ты весьма халатно относишься к своему таланту.
Вот же вцепился как клещ!
- Увы мне, - безразлично отозвался я, спускаясь со сцены и собираясь уйти.
- Постой!..
Остановившись, я дождался, пока он спустится ко мне.
- Откуда ты такой взялся, студент? Первокурсник? Я здесь заведую всем, связанным с музыкой, хотел бы пригласить тебя к нам. Не понимаю, почему ты до сих пор не пришёл. Такой талант…
- И что? - перебил я. - Музыка - моё увлечение, не больше. Для души. Исключительно для моей души. Да, я обучен профессионалами, даже не отрицаю наличия какого-то таланта. Но это не значит ровным счётом ничего. Мой путь предопределён с момента рождения. И музыка в нём призвана лишь помочь мне не сойти с ума.
Отвернувшись, я вышел, печатая шаг. Для кого всё это было сказано? Неужто для этого музыканта? Нет, сомневаюсь. Ты сказал это самому себе, Крылатый. И только себе.
- Ты ведь тот гитарист, который играет на крышах ночами, - прозвучало мне в след.
Лишь на мгновенье запнувшись, я не стал оборачиваться и замедлять шаг.
Небо, как же я хочу спать…
Утром воскресного дня Шон толкнул меня в плечо, разбудив на час позже обычного. Сегодня и завтрак в две смены - для встающих рано по привычке, и для отсыпающихся сов вроде меня. Под понукания тошнотворно сверхвнимательного брата, я пополз завтракать.
К такому Шону я не привык. Такого Шона я даже опасался. Обычная маска недалёкого мордоворота с дурацкими шутками, после всего, что случилось последнее время, медленно, но верно облупилась с лица моего старшего брата. И всё чаще показывался настоящий лик будущего императора. Но чему я удивляюсь? Моя маска шкодливого ребёнка тоже куда-то подевалась. Точнее - видоизменилась. Немного.
После завтрака мы с Маньяками зашли за Ваном и Вэнди, вытащили их гулять по берегу.
Пока мы были в медчасти, я заглянул в палату к питерцу, где как раз обретались Стас и Женя с Ренатом. Сумел достоверно изобразить сочувствие с участием. Хотя на самом деле чувствовал только тошноту и усталость. Даже не стал выяснять, что на самом деле случилось. И едва сдержал смех, вспомнив, как быстро и легко умеет Денис клеить прозвища и какие именно есть у двоих тут находящихся. Сбежал, не задерживаясь.
Сейчас я брёл позади всех. И это учитывая, что Ван изрядно хромал, так что плелись мы со скоростью неторопливо ползущей улитки.
- Что с тобой? - Шон, отстав от остальных, поравнялся со мной.
Непонимающе взглянув на него, я спросил:
- Что ты хочешь от меня услышать?
- Правду, - потребовал брат.
Некоторое время я шёл молча, глядя под ноги. Ответил:
- Я не знаю. Не знаю. Но мне очень погано.
- По тебе заметно, - заверил тёмный братец. - К врачу, я так полагаю, ты не хочешь?
- А что, должен?
- Нет, не должен, - ответил Шон. - Отлежись хотя бы. Выспаться для разнообразия ты же можешь?
- Хорошо. Но только потому, что сил и желания с тобой спорить у меня нет, а ты всё равно не отвалишь, - вымученно улыбнулся брату я.
Он только хмуро покосился на меня и кивнул в ответ.
День прошёл как в тумане. Отговорившись усталостью, я попытался остаться один. Братья как-то странно переглянулись, Шон едва заметно кивнул и не внял моей просьбе. На весь оставшийся день он практически превратился в мою тень. И наличие вполне материального брата заставляло меня не обращать внимание на нереальных людей, тёмных и светлых, появлявшихся периодически из теней и света.
После обеда куда-то испарились Маньяки. К вечеру Вану стало нехорошо. Светлый опять очень сдержанно кашлял, утирая кровь с губ, и мотало из стороны в сторону его отчаянно. Поскольку Маньяков след простыл, а Шон не решился отправлять Вана в медчасть одного, я, наконец, остался в одиночестве.
- Сам дойдёшь? - тревожно глядя на меня, спросил Шон перед тем, как уйти.
- Да куда я денусь? Уж до общаги доползу как-нибудь, - заверил я.
Дойдя до коридора, ведущего к донжонам общаги, я остановился и взвыл от досады:
- Ну что за ересь! Опять придурочные первокурсники отжигают?! Черти долбанутые!
Кто-то разлил по коридору нечто липкое и настолько вонючее, что слезу вышибало убийственной газовой атакой. Пока не убрали, добраться до общаги можно только в обход. Ближе всего - по улице. Или делать большой крюк через половину соединённых меж собой зданий и запутанных переходов. Самые отчаянные самоубийцы рисковали пытаться проскочить, не наступая в это липкое, изгадившее весь пол на ближайшие метров десять. На улицу не хочу, я в повседневной форме, а не в тёплой. Тащиться через всё здание - хочу ещё меньше.
- Идём через нижний коридор.
Повернув голову, посмотрел на оказавшегося неподалёку Женю. Возразил:
- Так он же закрыт.
- Вообще-то, уже открыт, хотя сказать об этом забыли, - пожал плечами нурман. - Ну, ты идёшь, или по улице предпочитаешь?
- Иду, - согласился я, направляясь к лестнице в подвальный уровень.
- Вот объясни мне, тёмный, - обратился ко мне Женя, когда мы миновали стальную решётку, раньше закрывавшую вход в подвальный уровень, - почему вы такие? Помешанные на клановости, бесконечно преданные императору. Не понимаю, почему? Даже одиночки, воспитывавшиеся среди людей, никогда не бывавшие в Тёмной империи и уж владык своих не видевшие - тем более.
- У нас нет выбора, - ответил я, глядя под ноги. - Вы, люди, рождаетесь свободными. Мы… как бы тебе объяснить… мы несём пожизненное долговое обязательство, и, пожалуй, принадлежим… Госпоже Ночи, императорам и роду, а уж только потом самим себе. Это даёт силы изначально, но и лишает какой-то части свободы.
- И что, вы такие - все? Совсем все? - полюбопытствовал Добровольский.
- Есть и выродки, - нехотя признал я. - Но их мало. И мы таких уничтожаем, если они начинают нести какую-либо угрозу обществу. Поэтому выродки тщательно скрываются. Ты наверняка знаешь, что бюрократии у нас особо нету, когда рядом есть Рыцарь. Желательно постарше и ступенью повыше.
- А ступени как различают? - спросил Женя.
Не обратив внимания на то, что его голос прозвучал странно приглушённо, я отозвался:
- Степенью ответственности…
Дышать стало трудно. Схватившись за горло, я судорожно сглотнул, вскинул голову к потолку… А дальше - темнота.
Очень хочется пить.
Раскалённый красный песок скрывал под собой океан холодной воды. Я видел его сквозь пелену, слышал шум волн, но жар песка не давая коснуться воды.
Небо не знало границ. Оно было везде. Ни следа земли - одно лишь бесконечное небо… Обжигающе холодное. И снова ни капли живительной влаги.
Как же я пить хочу…
Небо потемнело, налилось цветом. Стало озером, позволяя мне наконец утолит невыносимую жажду. И я пил, давясь и захлёбываясь, жадно пил саму жизнь…
Синяя вода стала серой. Обрела какие-то углы и очертания. Стены. Серые, бетонные. Потолок. Тоже серый. Вода оказалась настоящей. Кто-то дал мне напиться.
Осознав себя сидящим, попытался оглядеться. Что за фигня…
- Очнулся, принцесса?
Пару мгновений пришлось потратить на то, чтобы идентифицировать обладателя голоса и наглой рожи. Евгений Добровольский. Вокруг остальные питерцы, даже "нервная институтка". И, что удивительно, Руслан из моей группы. Подвальное помещение. Давно сюда нога разумного не ступала. А эти лысые макаки, явно тут не первый день хозяйничающие, не считаются.