* * *
Ох, какие же холода завернули!
Лесана достала из заплечника горшочек с гусиным жиром и намазала лицо, а потом заставила сделать то же самое спутников. Не ради красы, а чтобы не обморозились. Потому как от стужи, казалось, трещат деревья.
Лют плевался и бурчал, но всё-таки покорился. Тамир не возражал - по молчаливой привычке сделал, что приказано, потому как счел приказ разумным. Со стороны, небось, Лесана выглядела заботливой женой и сестрой… Она старалась, особенно после той памятной отповеди, когда волколак сказал, будто обережники похожи на двух сычей.
Справедливости ради надо молвить, что оборотень времени даром не терял и слово своё держал крепко. Лесана понять не могла, как у него получалось столь легко сходиться с людьми и столь быстро отыскивать с ними общий язык? За седмицу странствия этого трепача знал уже весь обоз, причем не только знал, но и проникся к нему приязнью. Лют не терялся в беседах и болтать любил, а чего ещё надо странникам - уставшим от монотонного пути и постоянного мелькания одних и тех же лиц вокруг себя?
Девушка наблюдала за оборотнем, и думала, как вышло так, что он - вечный зубоскал - сумел не снискать за собой славы ярмарочного скомороха? Относились к нему без насмешки и с почтением, что вовсе не вязалось у Лесаны со здравым смыслом. Обережница наблюдала за "братом", силясь постигнуть сложную, никак не дававшуюся ей науку - умение ладить с людьми, умение нравиться им и вызывать расположение.
Казалось диким то, что обозные теперь в любой беседе поперед всего обращались к Люту - безглазому калеке, а не к Тамиру. Впрочем, последний легко уступил "шурину" удовольствие чесать языком. Лесана хотела, было, спросить колдуна, отчего который день он ходит задумчивый и мрачнее тучи, но не стала. Попробуй, подступись к нему! Молчит, значит, не трогай.
- Смир хороший мужик, - говорил Лют как-то вечером, когда все трое уже устроились на ночлег, оставив морозную тёмную ночь за надёжно натянутым пологом. - И сотоварищи его по торговому разъезду - тоже. А вот троица, что в последних санях тащится, те ещё хлыщи.
Лесана уже привыкшая к обыкновению Люта трепаться перед сном, больше не сердилась. Терпеливо слушала, тем паче, что многие его рассуждения были занятны, хотя почти всегда шли вразрез с её собственными.
- Почему хлыщи? - удивилась девушка, кутаясь от мороза в овчину. - Люди, как люди.
Она вспомнила троих угрюмых странников и не нашла ничего, что могло бы сказать о них плохое. Ну, пялились на нее. Неприятно, да. Но - мужики ведь. К тому же молодые. А она - единственная баба в обозе. Поэтому терпела.
- Угу, - хмыкнул Лют. - А ты видела, что у них никакого добра с собой? Не везут ничего, кроме трёх заплечников.
Девушка удивилась:
- И что?
- Ничего, - оборотень развел руками. - Где ты видела, чтоб люди без барахла ехали? Нешто и гостинцев никому не везут? Куда путь держат, тоже не рассказывают. Приглядись к ним.
Лесана нахмурилась.
- Хран бы заметил, случись что. Он не первый год обозы водит. Такого обережника ещё поискать. Чай, не юнец.
Волколак покачал головой:
- Ну да, ну да. Только Хран в голове обоза едет вместе со Смиром. Вот и выходит, что им обоим до тех троих никакого дела, мол, уплатили, сидят тихо и ладно.
- А что ещё надо-то? - не понимала его обережница. - Чего тебе не так?
- Мне всё так. Но ты от них подальше держись.
Она удивилась:
- Это ещё почему?
- Тебе сказано - лихие людишки, - отрезал собеседник. - Понимаешь?
- Когда ты не объясняешь, не понимаю.
- Да заткнетесь вы оба или нет? - зашипел на них Тамир. - Оборот уже трещите над ухом! Спать охота.
- Охота, так спи, - тут же огрызнулся Лют. - А раз не спишь, значит, плохо хочешь.
И вновь повернулся к Лесане:
- Ты - бестолковая. Три мужика. Без барахла. Едут, бирюки-бирюками. О семьях не говорят, на привалах не балагурят. Ладно, что с тобой болтать. Завтра сам покумекаю.
Девушка в ответ на это только зевнула, завернулась плотнее в овчину и скоро задремала.
Однако наутро обережница поймала себя на том, что против воли приглядывается к трём странникам, ехавшим в последних санях обоза. Мужики были молодые, держались спокойно, но с собой и, правда, везли только три тощих заплечника.
Пока варилась каша, Лесана подступила к гревшейся у костра троице с расспросами:
- Что-то вы все наособицу ютитесь, родимые. Издалече ли едете? - спросила она того из мужчин, который был старше прочих и выглядел ровесником Тамира.
- Из Цитадели, - буркнул он. - Тебе-то что? Вари свою кашу.
Тут же, словно из-под снега, вырос Лют:
- Она кашу и на тебя промежду прочим варит, - сказал он. - Язык придержи, коли голодным остаться не хочешь.
Мужик дернул уголком губ и ответил, будто через силу:
- Прости, дурака, хозяюшка. С детства вежеству не обучен. Рос, как сорная трава. Не серчай.
"Хозяюшка" пожала плечами и занялась своим делом. Однако от случившегося разговора сделалось неприятно, будто наслушалась дурного. Подумаешь, не сказали, куда едут! Была нужда допытываться!
И она махнула на случившееся рукой, решив не морочить голову из-за того, что Люту прикипело невзлюбить троих нелюдимых странников. Нашла, кого слушать.
Меж тем, обозники наскоро поели, чтобы не тратить времени попусту и как можно больше ухватить от короткого зимнего дня на дорогу. Лесана забралась в сани, пристроила в ногах несколько горшков с углями - хоть как-то греться в пути.
Белый лес искрился. Красота! Деревья замерли в молчаливом оцепенении. Рыхлый снег скрипел под полозьями, разлетался сверкающей пылью. Зимнее солнце - особое. Слепящее и радостное. Летом такого не бывает. Лесана остановившимся взглядом смотрела на холодное великолепие, когда Лют ткнул её в бок и спросил:
- Убедилась?
- А? Что? - очнулась девушка. - Мужики, как мужики. Грубые просто.
Волколак усмехнулся:
- Тамир, а тебе они как? - спросил он держащего вожжи колдуна.
- Никак, - ответил тот. - Сдались они мне.
Оборотень сокрушенно вздохнул, досадуя скудоумию спутников, но больше к разговору не возвращался.
И тут Лесана запоздало начала прозревать:
- Погоди. А о чем ты вчера с ними беседовал, а? Я видела, ты со старшим их говорил! О чем? Они ещё смеялись, когда ты подошел. А потом перестали. Что ты им сказал?
Колдун отвлекся от дороги и обернулся к волколаку. Впрочем, лицо Ходящего было невозмутимым, а глаза затянуты повязкой, поэтому понять, смешал его этот вопрос или нет, было невозможно.
- Спросил, далеко ли путь держат. Сказали в Вышград. Ещё спросил, как звать их. Старшего Копылом кличут, того, у которого голос сиплый, Ранком, а заику - Малыгой.
Тамир хмыкнул такой дотошности оборотня и спросил:
- Что ты к ним пристал? Едут себе мужики и едут.
Лют ответил:
- А не нравятся они мне.
Будто это все объясняло!
- Чем не нравятся? - спросила Лесана, которая никак не могла взять в толк подобную необъяснимую настороженность.
- Всем, - ответил волколак и замолчал.
На ночлег остановились, как обычно, засветло. Пока тьма не сгустилась и не заперла всех в обережном кругу, следовало развести костер, справить разные дела-хлопоты.
Обозный люд, хотя и привыкший ночевать под открытым небом, все одно - от обычного люда отличался мало. Ночь страшила. Пускай нынешний путь и оказался на диво спокойным, странники с заходом солнца старались, не мешкая, разбрестись по саням, отгородиться от темноты пологами и поскорее уснуть, чтобы приблизить тем самым утро.
Звери выли далеко в чаще. Ветер иногда доносил отголоски волчьих песен. Заслышав их, мужчины смолкали, встревоженно вскидывались и даже дышали в такие мгновенья через раз. А вот Лют грустнел. Лесана примечала. По счастью, к месту стоянки оборотни не выходили ни разу.
Нынче обережница вела "братца" в лес. Потому что оборотню, как обычно, пригорело "подышать". Не дышалось ему, клятому, где и всем. То лошадьми воняло, то людьми, то дымом, то стряпней… Всю душу вымотал.
По пути встретили расстроенного Смира, который возвращался к месту привала хмурый и недовольный.
- Случилось чего, Смир Евсеич? - спросила девушка, удивленная выражению глубокой досады на лице купца.
- А… - махнул он рукой. - Сам виноват. Рукавицу снимал, да вместе с жениной памяткой - с перстнем. Улетел в сугроб. Теперь уж не доискаться.
И сморгнул, ибо к глазам подступили невольные слезы.
Лесана покачала головой:
- Не горюй, вместе поищем.
Однако в душе понимала: сказанное звучит неубедительно. Перстень в рыхлых доходящих до колен сугробах не найдешь, сколько не ройся. Да и стемнеет уже скоро.
Смир в ответ на слова утешения только рукой махнул и зашагал прочь, не оборачиваясь. Да буркнул ещё:
- Поищите… Возвращайтесь уж, пока не смерклось, а то как бы самих вас искать не пришлось… переродившимися.
- Ты погоди горевать-то! - кликнул в след волколак. - Утром пошарим. Куда он денется.
Обозный глава в ответ уныло кивнул.
- Пошли, - дернул девушку Лют и потащил вперед, аккурат по следам, что оставил расстроенный Евсеич.
- Куда? - Лесана удивилась. - Что, правда, перстень искать?
- Попробуем, пока он на морозе запах не растерял. Что нам, трудно помочь человеку хорошему?
- Тебя увидят, смеяться будут, - улыбнулась обережница. - Слепой ищет пропажу в снегу.
Он сказал:
- Поэтому пойдём быстрее.