* * *
Донатос вошёл в жарко натопленную лекарскую и отыскал глазами Русту. Тот отчитывал двоих старших выучей, неловко переминавшихся с ноги на ногу. Светла, на диво смирная, сидела в стороне на лавке да перебирала обтрёпанные концы своего опояска.
- Вас обоих высечь надо, как подлетков! Последний год учатся, а ума не прибыло за столько лет, - лютовал крефф целителей.
Парни угрюмо молчали.
Колдун переждал, пока наставник закончит распекать провинившихся и лишь после этого спросил:
- Ну? Чего с ней? - и кивнул на скаженную, которая счастливо ему улыбнулась.
- Да нет-ничего! - сварливо отозвался Руста. - Я вот этого дуболома отправил её поглядеть, а он дружка позвал, и они вдвоем девку твою сюда приволокли.
Целитель кивнул на одного из ребят, который стоял, сжав губы в тонкую линию и молчал, не пытаясь оправдаться.
- Вместо того чтобы делом заниматься, решили вокруг дуры хороводы водить. То ли беда, что у нас в обозе, который нынче пришел, три человека от сухотной загибаются? Нет, мы Светле примочки на здоровую голову ставим.
Парни искоса переглянулись, но промолчали.
- Что значит "на здоровую"? - не понял Донатос.
Колдун шагнул к Светле, положил ладонь ей на лоб и поглядел на выучей.
- Она ж, как из пекла, полыхала.
Руста дернул плечом:
- А ныне полыхает?
- Нет… - удивлённо ответил наузник, глядя на свою подопечную.
- Ну, а коли нет, какого Встрешника её примочками пользовать? Дел других мало?
Донатос повернулся к выучам:
- Был жар у неё?
Один из ребят угрюмо кивнул:
- Ещё какой! А пока сюда притащили, пока настойку варил, она отживела. Вон, сидит, ногами болтает…
- Ты сколько уже на выучке? - рассердился Руста. - Если жара нет, чего вы тут вдвоем топчетесь вокруг здоровой?
Крефф был зол не на шутку.
- Погоди, Руста, - Донатос внимательно посмотрел в разноцветные глаза девушки. - Это я приказал, чтобы её со всем тщанием оглядели. И правда полыхала девка.
- Вон отсюда, - сверкнул глазами на выучей Руста.
Послушники исчезли раньше, чем он успел договорить.
- Донатос, - целитель повернулся к колдуну, - ты ж не дите малое, вон, голова, почитай, вся седая. Ты или не знаешь, отчего у девок иной раз хвори случаются? Ну, сам же видишь - здоровая. Да и я её оглядел уж всю. Может, у неё пора лунная подошла занемочь? А, может, просто истомилась в четырех стенах. Она уж которую седмицу у тебя носа из крепости не кажет. Вся прозрачная, как навь. Собаку и ту с цепи иногда спускают - побегать. Ты б хоть погулять её выводил.
Колдун в сердцах махнул рукой:
- Вот ведь наказанье! Что мне жалко её выпустить? Да на все четыре стороны. Только без меня нейдёт. А самому когда?
И он с досадой посмотрел на дурочку, во взоре которой светилось слепое обожание.
- Так чего ж ты хочешь тогда? - развел руками целитель. - Этак кто угодно зачахнет.
Обережник в ответ покачал головой и кивнул девушке:
- Идём. Ишь, расселась.
Светла заторопилась. Всунула ноги в валеные сапожки, накинула тулупчик, обмотала кудлатую голову платком и спросила с надеждой:
- Гулять?
Донатос про себя вздохнул. Какое "гулять"? Ему бы доползти до покоя, уткнуться мордой в сенник и выспаться…
- Иди уже, - подтолкнул он дурёху. - Всю душу вымотала.
- Родненький, устал? - на крыльце Башни целителей блаженная обернулась к спутнику и сострадательно коснулась плеча. - Идём, ляжешь, отдохнёшь. Я тебе похлёбки с поварни принесу…
Он глядел на неё, на то, как она суетилась, как светилась от счастья, что может быть полезна, может ухаживать за ним… Вот создадут же Хранители бестолочь такую!
- Не надо мне похлёбки. В лес идём. Гулять, - обережник с трудом выталкивал из себя слова. - А то, правда, загнёшься, скажут - уморил.
Нет, он бы не сожалел, случись дуре и впрямь загнуться, но ведь, стрясись чего с этой малахольной, как бы Клесх не насторожился, не передал Русая другому креффу. Ещё попустится уговорами Лесаны и отдаст парня, кому помягче. Да той же Бьерге! Она - баба, к тому же в тех самых летах, когда всякий делается жалостливым да мягким.
- Гулять? - Дурочка забежала вперёд, заглянула в глаза спутнику, стараясь угадать - не насмехается ли? - Прям так-таки гулять?
- Прям да. - Он пропустил её вперед, почти выталкивая за ворота крепости. - Ну. Гуляй.
Девушка обернулась, смерила креффа удивлённым взглядом:
- Как?
Он рассердился:
- А я почем знаю, как тебе гулять надо? Туда сходи или вон туда. От меня отстань только.
Светла тут же заплакала:
- Родненький, ты почто же меня гонишь? Куда же я туда пойду? Там ведь снегу по колена! Да и холодно! Идём домой, родненький, - и потянула его, дурища, обратно в Цитадель.
Но Донатос не дался. Схватил скаженную за плечо, подогнал пинком и направил в сторону леса.
- Пока три раза вокруг крепости не обойдешь, никакого дома. Иди. Я тут посижу, - он устроился на старом выворотне. - Ступай, ступай. Там, вон, белки. На них поглядишь. Может, ещё чего забавного увидишь.
Блаженная упёрлась:
- Одна не пойду. А ежели волк?
Колдун вздохнул. Да, о волках-то он не подумал. Да и зачем ей три круга вокруг крепости давать и, правда, в снегу увязнет… Ну вот что с ней делать?
- Ладно, идём до каменоломен. Там тропинка натоптанная. Туда сходим, обратно вернемся, как раз нагуляешься.
Девушка радостно кивнула и взяла спутника за руку.
Зимний лес был молчалив. Снег под ногами скрипел. Шумели деревья. День стоял не самый погожий - ветер нес с закатной стороны тяжелые тучи. К ночи быть метели…
Когда впереди показался старый лог, колдун собрался повернуть назад, но Светла удержала его.
- Что? - Донатос очнулся от своих размышлений.
- Свет ты мой ясный, - позвала девушка и посмотрела на обережника переливчатыми глазами. - Когда умру, хоть вспоминать будешь?
Крефф замер, глядя в безумные очи.
- Я тебя для того тут выгуливаю, чтоб померла? - строго спросил он.
Скаженная грустно улыбнулась и коснулась его щеки кончиками тёплых пальцев:
- Всякому свой срок отмерян. Однажды придётся прощаться, - её голос был тих и серьезен. - Хоть вспомнишь меня, глупую, иной раз? Или забудешь тотчас же?
Колдун смотрел на девушку и будто снова не видел в чертах её лица и во взгляде привычного безумия, не слышал в голосе беспокойства.
- Да ты, никак, к Хранителям собралась? - спросил обережник.
Она склонила голову на бок и улыбнулась:
- Нет, свет мой. Но ведь однажды придётся.
Донатос усмехнулся:
- Однажды всем придётся.
Скаженная вдруг прижалась к нему, сдавила в объятиях и прошептала:
- Нет-нет, как же я тебя оставлю-то? На кого брошу? Ты же ведь и поесть забываешь. А не озяб ли? Ещё расхвораешься…
Крефф с трудом высвободился из кольца неожиданно сильных рук.
- Обратно идём, - сказал он, с усталостью понимая, что короткое просветление, случившееся в скудном уме дурочки, завершилось.
- Ты вот не любишь меня, - меж тем лопотала блаженная, - а зря. Зря не любишь. Я же ведь тебе добра одного желаю. А ты всё гневаешься, всё ругаешь меня…
Она щебетала и щебетала, а он равнодушно шагал рядом, уносясь мыслями далеко-далеко: надо отыскать Русая и всыпать паршивцу, чтобы больше не вздумал убегать от креффа без позволения. Потом надо дуру на поварню отвести, чтобы накормили, да попросить меда, пусть ест, а то и правда, вся синяя, будто на непосильной работе ломается…
- …женишься на мне, тогда уж… - вырвал обережника из раздумий голос скаженной.
- Чего? - Донатос даже споткнулся. - Чего сделаю?
Дурочка глядела на него радостно:
- Женишься!
- А-а-а… - протянул крефф. - И когда?
Она счастливо улыбнулась:
- Так по осени. По осени свадьбы-то играют.
- И правда… - мужчина пошел дальше. - Глупость спросил.
Скаженная устремилась следом:
- Так вот женишься когда… - продолжала она. - Там уж я…
- Светла, - вновь остановился Донатос, которому неожиданно стало весело: - Как я на тебе женюсь? Я крефф - у нас семей нет. Да и старше насколько. Ты мне в дочери годишься. Ну и дура ты ещё. Это тоже, с какой стороны не взгляни - причина.
Девушка нахмурилась:
- Тебя, родной, послушать, так во мне вовсе ничего хорошего нет.
Обережник искренне рассмеялся:
- А чего ж в тебе хорошего?
Она замолчала. Открыла и закрыла рот, не найдясь, что ответить, потом рвано вздохнула, моргнула, брови надломились, губы искривились и из разноцветных глаз полились слезы. Они катились градом по щекам, застывая на морозе.
Выгулял дуру. Тьфу.
- Хватит, - крефф вытер блаженной лицо. - Хватит, я сказал.
Но она все всхлипывала и всхлипывала, брела рядом, спотыкалась, сопела, хлюпала носом и никак не могла успокоиться. Она плакала, когда они шли через двор, плакала, пока поднимались по всходам на четвертый ярус, пока раздевалась в покойчике… А потом легла ничком на свою лавку и разрыдалась так безутешно, что Донатос почёл за лучшее уйти, нежели слушать эти тяжкие стенания.
Он спустился в мертвецкую, подцепил в коридоре за ухо невесть откуда появившегося Руську и отправил к Светле - приглядеть. Когда через несколько оборотов мальчонок вернулся с известием о том, что скаженная мечется в бреду, Донатос даже не удивился.