ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТРАННОСТИ ДНЯ
СИНКЛИТ ЧАРОДЕЕВ В БЕЛОМ ЗАМКЕ
Много таинственных, страшных легенд рассказывают люди о Рифейских горах. У каждого народа эти легенды свои, хотя немало и общих. Тянутся горы с неведомых северных мест на жаркий юг. И когда у подножия их одни жители, проводив весну, встречают лето, над землею других еще проносятся бешеные зимние ветры. Скалистые горные вершины поднимаются выше облаков, но, когда тучи расступаются, видны их белые, блистающие в любое время года снежные шапки. Люди говорят, что под одной из таких вершин, окруженный со всех сторон неподступными ущельями, стоит Белый замок. Далеко не всякому дано разглядеть его каменные стены, и уж тем более не всякий может стать его гостем, а лишь тот, кого пригласит хозяин, знаменитый чародей Белун.
Иные жители ближних княжеств усмехаются недоверчиво: "Может, и нет того замка вовсе, как нет и его хозяина, а все дела на земле вершатся по воле случая - кому какой выпадет жребий".
Возможно, они в чем-то правы, да только другие, избранные, знают, что замок этот стоит почти три с половиной века, и в нем время от времени собираются на синклит чародеи из разных княжеств. Каждый из них исполняет волю своего бога, но раз уж мир Поднебесья дан богам в общее владение, то и действовать их служителям порой приходится согласованно.
В тот день на синклит в Белый замок первой явилась Зарема. Многие годы она была единственной женщиной среди чародеев, да и показалось бы странным, если бы служение богине женского естества Мокоши доверили мужчине. Зарема лет двести и даже сто назад слыла необыкновенной красавицей, теперь она слегка состарилась, но и ныне стоило лицу ее ожить весельем, а глазам заискриться, как немало юношей отдало бы жизнь за ее любовь. Белун же считал ее самой рассудительной и мудрой среди чародеев.
Едва она появилась в просторном зале, как он подбросил поленья в очаг и подвинул для нее удобное кресло ближе к огню.
- Зачем собираешь, Белун? Или снова что-то тебя беспокоит? - спросила она, кивком поблагодарив его за заботу.
Белун был самым старшим из чародеев Поднебесья. Хотя, пожалуй, о его возрасте вовсе не стоило говорить. Любой из нынешнего чародейского поколения помнил Белуна только высоким старцем с длинной седой бородой. Сам же он знал, что здесь, в Поднебесье, по местному летосчислению живет уже более трех с половиной веков. Сколько прожил он в других мирах и что это были за миры - никто в Поднебесье не ведал.
Молча, словно не слыша обращенного к нему вопроса, Белун продолжал орудовать в очаге длинной тяжелой кочергой. Пламя наконец ярко вспыхнуло и озарило каменные стены и дубовый свод зала.
- Зачем тратить время на это занятие? - удивилась Зарема. - Даже я в своем жилье давно сделала так, что дрова сами залетают в печь и сами воспламеняются. И то если хочется вспомнить зиму. Но вообще-то я люблю весну, и у меня вокруг всегда цветут весенние цветы, сирень и яблони.
- Когда я переселяюсь в искусственные миры, только и остается вспоминать, как я шевелил настоящие поленья настоящей кочергой в этом вот очаге. - С Заремой Белун всегда был более откровенным, чем с другими.
Он хотел еще добавить что-то, но тут в дверях на мгновение возник легкий туманный вихрь и из него выступил старый чародей Добран, чтущий бога небес Сварога. Он оглядел зал и, кивнув Зареме с Белуном, ворчливо, но все же по-доброму произнес:
- Старики, как всегда, первыми.
- Это ты о ком, Добран? - рассмеялась Зарема.
- О ком, о ком, да о себе. Проживешь с мое, начнешь ценить каждое мгновение. Да и чужие станешь беречь.
Добран был на полвека старше Заремы и очень этим гордился. Когда Белун исчезал из Поднебесья, его считали самым пожилым среди нынешнего поколения.
Наконец один за другим стали появляться в дверях и остальные чародеи. Каждый из них на мгновение закручивал в каменном дверном проеме полупрозрачный пространственно-временной вихрь и, выйдя из него, молча приветствовал остальных. Лишь самый молодой, Алатыр, как всегда, решил пошутить: один из огромных каменных блоков стены неожиданно вспучился, из него вылупился огромный алый бутон, который тут же раскрылся, источая благоухание, внутри же цветка сидел в мягком плетеном кресле юный чародей. Он сошел на пол и галантно протянул точно такой же, только уменьшенный цветок единственной среди присутствующих даме.
- Мальчишка! - польщенно фыркнула Зарема.
У каждого гостя в этом зале было за столом свое насиженное место. Старый добрый ворчун Добран сидел рядом с Заремой. Высокий плечистый чародей с холеной бородой и закрученными кверху усами, Гвидор, сел несколько в отдалении. Каждый из них чтил своего бога и не был похож на остальных. Если старик Горяча, не сменивший и ради совета нищенского своего одеяния, вовсе не имел пристанища, точнее, пристанищем его был любой куст, любая кочка в борейской земле, то Гвидор, наоборот, соорудил рядом со своим роскошным золотым замком искусственное голубое озеро, населил его юными красавицами и устраивал в лунные ночи целые спектакли с танцами и пением этих русалок. Поклонялся он солнечному Дажьбогу, подателю земных благ и заступнику человечьему. На совете он всегда сидел рядом с юным Алатыром, который чтил буйного, но отходчивого хозяина ветров Стрибога.
Все уже расположились по обе стороны тяжелого деревянного стола, когда в дверях появился Белун, успевший переодеться в длинные, свободно ниспадающие с плеч белые одежды, расшитые серебряными нитями.
- Собратья, я призвал вас для того, чтобы объявить… - начал он торжественно и вдруг растерянно замолчал.
За столом возникла неловкая пауза, которую никто не решался прервать. Все ждали продолжения речи. Но старый чародей пытливо вслушивался в тишину.
- Что молчишь-то? - проворчал наконец Добран. - Говори, если начал. Или тебе твой Перун молнию в горло воткнул?
- Это ты, Радигаст? - неожиданно спросил в пространство Белун. Вопрос звучал неуверенно и беспомощно. - Ты?
Чародеи переглянулись. Многие подумали одно и то же: уж не наблюдают ли они картину старческого слабоумия? С чего бы это вдруг Белуну разговаривать с тем, кого лет двенадцать нет среди живых на белом свете?
- Радигаст, если это ты, мы будем рады тебя видеть, - тем же неуверенным тоном продолжал беседовать с пространством старый Белун. - Мы как раз собрались вместе, а как войти к нам, ты знаешь.
Первой нашла что спросить Зарема:
- Белун, ты уверен, что с тобой говорит Радигаст? Ты не обманываешься? Тогда спроси скорей у него, что с ним, где он?!
Белун посмотрел на нее почти прозрачными голубыми глазами и смущенно ответил:
- Я и сам не могу себе поверить, но его мысли слышал отчетливо. Сейчас он, по-видимому, появится перед нами, и думаю, мы узнаем обо всем сразу.
- Он не объяснил тебе, где был столько лет, откуда возник?
- Как я понял, из пространственно-временного кокона, в который сам себя замотал, спасаясь от нашего врага.
Белун не произнес вражье имя, но все и так прекрасно поняли, что это был за враг.
ВОЗВРАЩЕНИЕ РАДИГАСТА
Радигаст не знал, сколько дней, а может быть, месяцев или лет прошло с тех пор, как он, желая овладеть браслетом власти, проник в святилище Братства Рогатой волчицы, в тайный подземный лабиринт, и там столкнулся с еще более страшной силой - с самим Триглавом. Радигаст не помнил ничего даже об этом. Чужая воля, взломав все наспех поставленные им преграды, полностью подчинила его сознание. Но и этого Радигаст не помнил тоже. Он не помнил даже, кто он, где он, не знал своего прошлого и не думал о нем, так же как не думал и о будущем. Его нынешний мир был бесконечен, однообразен и сер. В нем не только не было никаких форм и цветов, в нем не было даже черного и белого - одинаково тусклая, липкая, слегка удушливая и вязкая серость занимала пространство. И лишь глухие чавкающие звуки доносились иногда до глубин сознания. Это происходило, когда он пытался пошевелиться.
- Великий и могущественный поднял руку! - насмешливо комментировало эти его попытки чавкающее пространство вокруг него. - Великий и могущественный успокоился вновь! - слышалось ему после.
Нельзя сказать, чтобы он чересчур страдал от этого своего состояния, - страдать можно, лишь когда сравниваешь прошлое с будущим и настоящим. А у него не было ни прошлого, ни будущего.
И все же что-то иногда происходило в самых сокровенных глубинах его сознания. Он вдруг ощущал, что некто, словно крючковатой иглой, роется в его памяти и выуживает, выдергивает последние остатки прежних знаний. О чем были эти знания, что они могли бы сказать дотошному исследователю, Радигаст не помнил.
Но однажды в нем что-то вдруг изменилось и он начал вспоминать самого себя. Он еще не знал своего имени, но уже ощутил свое тело - руки, ноги, голову. Наконец пришло знание и об имени, а также о том, что он - чародей, посвященный в служители богу Велесу. Дальше воспоминания о себе стали приходить одно за другим, и скоро он восстановил всю свою жизнь до того мгновения, когда услышал издевательский голос Триглава.
Он понял, что лежит где-то спеленатый, словно личинка в коконе или муха, обернутая паутиной. Пошевелившись, он нашел внутренний конец того, чем был спеленат, и осторожно стал сматывать с себя свой кокон.
"Значит, я не проиграл в той битве с Триглавом! - думал он, чувствуя, что свобода уже близка. - Видимо, в последний момент я скрутил вокруг своего сознания пространство и время, став недосягаемым для него. Но я перестарался и сделался недосягаемым даже для самого себя!"
И когда пришла полная свобода, он открыл глаза и увидел знакомые стены своего замка, яркий дневной свет, бьющий в окна, и взрослую деву, с изумлением наблюдающую за тем, как он поднимается с пола.