Каков же тогда иной выбор? Тот, кто сражается не за мир внутри себя, а за мир для окружающих его людей, всегда стремится к недостижимой цели. Всегда кто-то или что-то будет угрожать этому миру: тиран-правитель, война, жестокий землевладелец, грабитель в темном переулке или одержимый демоном отец-настоятель. Для столь сложных и противоречивых созданий, какими являются люди, рай на земле невозможен. Не существует совершенного человеческого мира, свободного от страданий и битв.
Теперь я знаю, что это так; точнее, я очень боюсь, что это так. И потому я ощущаю бессмысленность любых усилий. Все они напоминают мне попытки взобраться по крутому и скользкому склону, где каждая из этих попыток неизменно кончается сползанием вниз.
Будет ли новый отец настоятель хоть в чем-то лучше прежнего? Возможно, да, поскольку те, кому предстоит его выбирать, постарались найти человека, обладающего благородными качествами. А тот, кто сменит его? А тот, кто придет потом? Боюсь, что все это рано или поздно приведет к новому Маркворту. Как в таком случае не видеть бессмысленности приносимых жертв?
Так могу ли я согласиться, что Элбрайн не напрасно пожертвовал своей жизнью?
Теперь я живу в Дундалисе, в тихом и спокойном месте, укрытом глубокими снегами. Мир движется в новый, восемьсот двадцать восьмой год Господень. Как я любила приход нового года в те далекие дни, когда мы с Элбрайном бегали вблизи Дундалиса и не знали ни о каких гоблинах, демонах и людях, подобных Далеберту Маркворту!
Наверное, одним из величайших качеств, которое от меня отняли, была безмятежность. Сейчас я вижу мир ясно и отчетливо, и ничто не может скрыть от меня его грязные стороны.
И могилы, в которых погребены герои.
Джилсепони Виндон
ГЛАВА 22
КОЗЫРНОЙ ХОД
Снег был глубоким, а северный ветер - обжигающе холодным, но настоятель Браумин уверенно приближался к воротам Чейзвинд Мэнор.
Как всегда, часовые долго продержали его у внешних ворот, не предложив подождать в небольшой сторожке и не угостив горячим чаем. Нет, они просто пялили на монаха глаза - такие же холодные, как северный ветер. Браумин невольно задумался над тем, удастся ли ему когда-нибудь залатать брешь в отношениях между церковью и государством, появившуюся стараниями герцога Каласа?
Наконец настоятеля пропустили во дворец, где ему снова пришлось ждать. Прошел час, затем другой. Браумин отнесся к этому спокойно и развлекал себя как мог. Он насвистывал и напевал свои любимые гимны и даже убедил одного суетливого слугу пройти обряд покаяния.
Каяться во владениях герцога Таргона Брея Каласа не любили, и обряд был прерван камердинером, пригласившим Браумина пройти к герцогу.
Настоятель Браумин молча помолился, прося прощения за столь легкомысленное обхождение с глуповатым слугой, и пообещал себе, вернувшись в Сент-Прешес, самому принести покаяние.
- Доброе утро, утро Божье, герцог Калас, - весело сказал Браумин, входя в кабинет герцога.
Калас, восседавший за массивным дубовым столом, смотрел на него с нескрываемым подозрением.
Браумин помолчал, внимательно разглядывая хмурого герцога. В последнее время Калас пребывал в особенно дурном настроении, о чем знал весь город. Настоятель прекрасно понимал причину: многие урсальские аристократы сейчас грелись на солнышке где-нибудь в Энтеле или на Драконовом Озере, а Калас был вынужден скучать в Палмарисе, коротая холодные зимние дни один, без близких друзей.
Даже бравые рыцари герцога начали высказывать недовольство и тосковать по дому.
- Утро как утро, - буркнул Калас, отбросив в сторону какие-то свитки и едва не перевернув чернильницу. - Каждое утро является Божьим.
- Несомненно, - Браумин намеренно говорил нарочито бодрым тоном.
- И вне зависимости от того, кто как понимает Бога, - продолжал герцог Калас, сощурив глаза.
- Вот одно из самых непосредственных понятий о Боге, - без промедления объявил Браумин.
Он бросил Каласу на стол свернутый пергамент.
Продолжая все так же подозрительно поглядывать на Браумина, герцог подхватил свиток и снял с него ленточку. Потом он поспешно развернул пергамент и забегал глазами по строчкам, стараясь ничем не выдавать своих чувств. Закончив чтение, Калас бросил пергамент на стол и выпрямился в кресле, сложив перед собой руки.
- Часовня, посвященная Эвелину Десбрису? - спросил он.
- Да, в Кертинелле, с благословения нового отца-настоятеля Агронгерра, который является, насколько я понял, добрым другом младшего брата нашего короля.
Калас, прекрасно осведомленный об отношениях между принцем Мидалисом и церковью Абеля в Вангарде, даже глазом не моргнул.
- Не пойму я что-то вашу церковь, настоятель Браумин, - заметил он. - Вначале вы объявили Эвелина еретиком, теперь святым. Почему вас все время кидает между добром и злом? Почему сегодня вы поклоняетесь Богу, завтра - демону? Или в ваших глазах они одинаковы?
- Ваше богохульство, герцог Калас, не удивляет и не задевает меня, - ответил Браумин.
- Если вы считаете, что у меня есть желание чем-либо удивить вас или ваше церковное начальство, тогда вы вообще не понимаете моего характера, - твердо и убежденно проговорил герцог.
Настоятель Браумин слегка поклонился. Ему вовсе не хотелось уводить разговор на эту скользкую тропу.
- Моя власть не распространяется на Кертинеллу, - продолжал герцог Вестер-Хонса. - Свое прошение вам следовало бы бросить на стол герцогу Тетрафелю, управляющему ныне краем Тимберленд.
- Для строительства часовни в честь Эвелина, затеваемого в Кертинелле, мне не требуется разрешения государства и кого-либо из его наместников, - в том же духе ответил Браумин.
- Тогда зачем вы явились сюда? - спросил Калас. - Отнимать мое время своими разглагольствованиями о расширении вашей церкви? Или, может, пытаться меня убедить, что ваш путь - Свет Эвелина, так его, кажется, называют - это единственно правильный путь, а Маркворт и причиненное им зло - не более чем заблуждение, ошибка, которую необходимо исправить?
- Я сообщил вам о строительстве новой часовни в Кертинелле просто по долгу вежливости, - ответил настоятель Браумин. - Я намерен использовать для этой работы, а также для расширения Сент-Прешес палмарисских каменщиков.
Калас со скучающим видом кивал, и до него не сразу дошел смысл последних слов. Он метнул огненный взгляд на настоятеля Браумина, и его глаза вновь угрожающе сузились.
- Мы уже решали этот вопрос, и вам известно мое решение, - сказал он.
- Принятое решение может быть изменено, - ответил Браумин.
Калас молча глядел на него.
- Есть кое-какие новые сведения, - сказал настоятель.
- Вы отыскали способ обойти закон? - насмешливо спросил Калас.
- Это уж вам решать, - уверенно ответил Браумин. - Видите ли, герцог Калас, брат Делман рассказал мне о весьма странном столкновении, произошедшем в Вангарде, - о битве с поври.
- Не такое уж оно странное, учитывая нынешние тревожные времена, - ответил Калас, покосившись на часового - рыцаря из Бригады Непобедимых, стоявшего по стойке смирно сбоку от его внушительного стола.
Настоятель Браумин пристально глядел на герцога, рассчитывая, что тот непроизвольно чем-нибудь себя выдаст.
- У этих поври, судя по всему, что-то произошло с их кораблем.
- Надо полагать, с их традиционной "бочкой"?
Теперь уже Браумин покосился на часового, а затем вопросительно посмотрел на Каласа.
Герцог понял намек.
- Оставь нас, - велел он гвардейцу.
Тот удивленно посмотрел на Каласа, затем отсалютовал, ударив себя в грудь, и вышел из кабинета.
- Нет, герцог, то был палмарисский корабль, - резко ответил Браумин, едва дверь за часовым закрылась.
Настоятель замолчал, словно давая Каласу время осмыслить это ошеломляющее известие. Калас заерзал в кресле. Браумин представил, какая борьба сейчас происходит внутри этого человека. Как он поведет себя дальше? Будет разыгрывать неведение? Или выдумает какую-нибудь неуклюжую легенду о побеге?
Герцог сложил руки, но в позе его уже не чувствовалось прежней непринужденности. Слова Браумина явно задели его - может быть, даже испугали.
- И вот что странно, - небрежным тоном продолжал Браумин. - Брат Делман утверждает, что узнал одного или двоих поври, приплывших на том корабле.
- По-моему, так все они на одно лицо, - сухо отозвался герцог Калас.
- Однако у некоторых могут быть запоминающиеся шрамы или приметная одежда, - сказал настоятель Браумин.
Герцог Калас сидел не шевелясь, только его глаза, казалось, хотели прожечь дыру на лице настоятеля. Браумин понял, что нанес сильный удар. Значит, догадка брата Делмана о том, откуда приплыла в Вангард шайка поври, попала точно в цель. Глядя на Каласа, настоятель Браумин понимал: никакого побега поври из Палмариса не было. Зато у герцога Каласа есть тайна, и очень грязная тайна.
- И где же, по мнению вашего брата Делмана, он уже видел тех поври? - с напускным равнодушием вновь спросил Калас.
Он едва заметно сдвинулся в кресле, вторично выдав свое истинное состояние.
- Он пока не может сказать с уверенностью, - ответил Браумин, особо подчеркивая слово "пока". - В памяти у него встает одно утро с туманом и моросящим дождем…
Настоятель оборвал фразу. Герцог резко поднялся.
- Что за игры вы ведете? - спросил он.
Калас подошел к шкафчику с напитками, стоявшему сбоку от стола. Браумин заметил тяжелый меч, висевший на стене прямо над шкафчиком. Герцог плеснул себе в стакан коньяку и взглянул на монаха. Браумин покачал головой.