И только развернувшись после броска, внезапно сообразил, что наделал. Слишком поздно. Все внимание было сосредоточено на противнике, а за быстрым, все перемалывающим движением ветра я не следил. Край Хаоса оказался гораздо ближе, чем я рассчитывал, а у Мелмана времени хватило лишь на то, чтобы судорожно прохрипеть какие-то проклятия, прежде чем смерть забрала его туда, где петь ему уже не придется.
Я тоже выругался: ведь был же уверен, что могу выжать из него много больше; мне осталось только покачать головой от досады, стоя в центре своего уменьшающегося мира.
День еще не кончился, а я уже успел встретить самую свою памятную Walpurgisnacht.
IV
Обратная дорога тянулась долго. По пути я переоделся.
Выход из лабиринта обрел форму узкого переулка между парой грязных кирпичных зданий. По-прежнему шел дождь, а день близился к вечеру. Через дорогу на краю лужи света, льющегося из неразбитого фонаря, я увидел свою припаркованную машину. На миг я затосковал по сухой одежде, которая лежала там, в чемодане, затем вновь направился к вывеске "Склады Брута".
В конторе на первом этаже горел слабый свет, отбрасывая тусклые блики в противоположный темный проход. Я пропер вверх по лестнице, окончательно вымокший и в меру настороже. Повернув ручку, я толчком открыл дверь квартиры. Зажег свет, вошел и задвинул дверной засов.
Беглый осмотр показал, что в квартире никого нет, и я сменил свою вымокшую рубашку на одну из рубашек Мелмана. Брюки его были слишком велики в талии и немного для меня длинноваты. Чтобы не промочить Козыри, я переложил их в нагрудный карман.
Шаг второй. Я принялся методично обшаривать квартиру. Через несколько минут в запертом ящике столика возле кровати я наткнулся на оккультный дневник. В нем царил такой же порядок, как и во всей квартире: записи шли с ошибками, многие слова вычеркнуты, на страницах пятна от пива и кофе. На первый взгляд обычная повседневная тягомотина вперемежку с размышлениями и мечтами. Я пролистал его, пытаясь разыскать место, где были заметки о том, как он встретил своего хозяина. Нашел, просмотрел. Изложено было длинно - в основном подогретые энтузиазмом словоизвержения по поводу работы Древа, которое он получил. Я решил оставить это на потом и уже было отложил дневник, когда, в последний раз перелистывая страницы, обнаружил коротенькую поэму. В стиле Суинберна, сверх меры символичные и полные экстаза строчки сразу притянули мой взгляд: "…бесконечны тени Янтаря, и каждая с его предательским отливом". Стихи так себе, но мысль очевидна. Она еще более усилила чувство незащищенности, которое меня охватило, и подстегнуло поиски. Мне вдруг страшно захотелось убраться отсюда подальше и как следует все обдумать.
Больше сюрпризов комната не преподнесла. Я оставил ее в покое, набрал пачку старых газет, запихал в ванну, поджег, а когда выходил, открыл по пути окно. Потом вынес из святилища картину с Древом Жизни, вернулся и добавил к костру. Выключил в ванной свет и, уходя, закрыл дверь. Что касается вопросов искусства, то здесь я критик свирепый.
Затем я сунулся к книжным полкам и начал бестолково рыться в пачках бумаг. Я уже наполовину разобрался со второй грудой, когда зазвонил телефон.
Мир, казалось, остановился, зато мысли поскакали как бешеные. Ну конечно. Сегодня же день, когда я, как предполагалось, найду дорогу сюда и буду убит. А уж если такому предположению суждено было превратиться в факт, то он бы уже наверняка имел место. Так что вполне могло оказаться, что это звонит Z, чтобы узнать, не пора ли публиковать некролог. Я повернулся и глазами отыскал телефон, на затененной стене возле спальни. И тут же решил - отвечу. Двигаясь к телефону, я позволил ему сделать еще два-три звонка - это где-то двенадцать-восемнадцать секунд, - а сам, пока шел, решал, как бы мне получше ответить: то ли вставить какую-нибудь ядовитую фразочку с оскорблением и угрозой, то ли прикинуться шлангом и посмотреть, что можно узнать полезного. Хотя первое доставит удовольствия больше, благоразумие, которое вечно ломает кайф, выбрало второй путь, а заодно подкинуло идею, чтобы я ограничился невразумительным шамканьем, жалобой, что, мол, ранен и еле-еле дышу. Наконец я поднял трубку, чтобы услышать Z и по голосу попробовать выяснить, знаю я его или нет.
- Да? - сказал я.
- Ну? Это сделано? - донеслось в ответ.
Ох уж эти мне местоимения! Говорила женщина.
С полом вышла осечка, но вопрос задан правильно. Хоть здесь повезло.
Тяжело дыша, я выдавил из себя:
- Да…
- В чем дело?
- Ранен, - прохрипел я.
- Что-то серьезное?
- Думаю, да. Здесь… у меня… кое-что. Лучше прийти… посмотреть.
- Что такое? Что-нибудь от него?
- А? Не могу говорить. Голова кружится. Приходи.
Я повесил трубку и улыбнулся. Сыграно, пожалуй, неплохо. Было такое чувство, что она у меня в кармане.
Я прошел через гостиную к тому самому креслу, в котором сидел раньше, пододвинул один из столиков с большой пепельницей, уселся и набил трубку. Самое время отдохнуть, запастись терпением и немного подумать.
Уже где-то через мгновение появилось знакомое ощущение - будто бы слегка покалывало электрическим током. Я мигом поднялся на ноги, пепельница перевернулась - окурки пулями разлетелись по сторонам, - и снова я проклинал свою глупость, дико озираясь вокруг.
Вот! На фоне красных драпировок возле рояля. Обретая форму…
Я подождал, пока очертания не стали четкими, затем изо всех сил швырнул пепельницу.
Мгновением позже она уже была здесь - высокая, темноглазая, с каштановыми волосами, - держа в руке что-то очень похожее на автоматический пистолет тридцать восьмого калибра.
Пепельница саданула ее в живот, и она с резким выдохом переломилась в поясе.
Я оказался рядом с ней раньше, чем она выпрямилась.
Выдернул из руки пистолет и швырнул его через комнату. Затем схватил ее за запястья, развернул и крепко впечатал в ближайшее кресло. В левой руке у нее все еще был зажат Козырь. Я вырвал его. На нем была эта самая комната - нарисовано в том же стиле, что и Древо и карты в моем кармане.
- Ты кто? - рявкнул я.
- Джасра, - выплюнула она, - покойник! - Последнее относилось ко мне.
Голова ее с широко разинутым ртом метнулась вперед. Я почувствовал, как влажные губы коснулись тыльной стороны моего левого предплечья; я все еще продолжал прижимать ее правое запястье к ручке кресла. Через секунду я почувствовал там мучительную боль. Это был не укус - в мое тело будто вогнали раскаленный гвоздь.
Я выпустил ее руку и отдернул свою. Движение получилось слабым и каким-то странно замедленным. Холодное покалывание сползло к ладони и поднялось к плечу. Рука повисла плетью и не ощущалась совсем - будто бы ее не было. Женщина легко выскользнула из моих рук и, с улыбкой дотронувшись кончиками пальцев до моей груди, легонько толкнула.
Я упал навзничь. Я был до смешного слаб и полностью потерял контроль за своими движениями. Грохнувшись на пол, боли я не почувствовал никакой, но чтобы повернуть голову и посмотреть на женщину, которая уже была на ногах, - тут мне пришлось здорово потрудиться.
- Наслаждайся, - сказала она. - Когда ты очнешься, остаток твоего краткого существования будет болезненным.
Она ушла с линии моего взгляда, а мгновением позже я услышал, как она снимает телефонную трубку.
Я был уверен, что звонит она Z, и нисколько не сомневался в том, что она мне только что поведала. Ладно, по крайней мере хоть встречусь с таинственным художником…
Художником! Я подергал пальцами правой руки. Они по-прежнему могли шевелиться, только медленно. Собрав по крупицам остатки воли, что еще оставались у меня, я попытался поднять руку к груди. Движение давалось медленно, слабенькими рывками. Хорошо, что упал я на левый бок и спина скрывала мои вялые потуги от женщины, которая справилась со мной мимолетом, шутя.
Рука дрожала и, похоже, стала двигаться еще медленнее, когда добралась до нагрудного кармана. Прошло, по-моему, не одно столетие, пока я нащупал краешек карт. В конце концов одна отделилась от остальных и я сумел вынуть ее настолько, чтобы увидеть. Голова у меня уже вовсю кружилась, а глаза застилал туман. Я не был уверен, что смогу выполнить переход. Будто из далекого далека долетал до меня голос Джасры, пока она с кем-то говорила по телефону, но слов было не разобрать.