Так смех смехом, а план созрел. Для лунного коня нашёлся способ отвести людям глаза от его необыкновенной масти - ведь даже храп у Сияра был ослепительно белым, чего не бывает ни у одной лошади самой белейшей масти! Своего коня Лён просто прикрыл лёгкой завесой незаметности - то есть, коня люди могли видеть, а вот насчёт масти - кому как видно.
Теперь можно было отправляться. Как бы в одобрение задуманного, облака снова расступились, пролив на землю солнечные лучи, а вместе с этим заиграл лёгкий летний дождик - смесь света и воды!
Два всадника, смеясь, летели под дождём наискось, через заросшие высокой травой луг, через весёлые рощицы берёзок - к дороге, ведущей в Дюренваль.
Глава 11
К немалому удивлению друзей попасть в город оказалось совсем не сложно - вместе с ними к воротам подъезжали другие путники. Некоторые о чём-то говорили страже, другие бросали монету и проезжали молча.
- Смотри, больше никаких берёзовых листочков, - шепнул спутнику Лён. Но тот и сам понимал: в этой стране пользоваться магией надо осторожно - не так открыто.
Лён бросил стражникам две золотых монеты и уже думал, что они легко проскочат, как воин вдруг обратился к нему, почтительно разглядывая две монеты на ладони:
- С плохими вестями для короля? - и поднял на всадников глаза с нездоровыми красными прожилками, отчего стали видны на его щеках бледные пятна гнойников.
- Почему ты так решил? - невольно отозвался Лён, поражённый видом странных язв.
- Все несут плохие вести, - откровенно сказал стражник, сокрушённо качая головой. - Болезнь идёт отовсюду. Вот и меня выставили из королевского дворца охранять ворота - в звании понизили, жалованье урезали. Говорят, нельзя с таким лицом служить во дворце. А у меня семья и дети. Простите, господин, вы не ошиблись, что дали мне две монеты - и одной много.
И стражник с видом сожаления протянул ладонь, которая тоже была покрыта белыми пустулами - он возвращал лишнее, но всё же было видно, что надеется: побрезгует молодой красавец брать обратно деньги с такой руки.
- Нет, не надо, - оправдывая ожидания, отказался Лён, но не утерпел и спросил:
- Здесь многие больны такими язвами?
- Видать, вы издалёка, молодой господин, - удивлённо ответил стражник, поспешно пряча монеты, пока богатый чудак не передумал. - Я думал, вы посланы от двора разведать обстановку. А вы, видать, приезжий. Зря вы в этот город едете - проклят Дюренваль, говорю вам, проклят!
- И всё же! - с настойчивостью в голосе встрял в разговор Лавар.
- Говорят, раньше было не так, - доверительно сообщил стражник, опираясь на копье. - Много лет назад всё было хорошо: и земля плодоносила, и скот родился хорошо. Никаких уродов, никаких чудовищ по лесам. Потом пошёл мор - сначала всё началось на западе, за морем, потом пришло на нашу землю. Вы не с востока, господин? Говорят, там ещё спокойно.
- Нет, мы вообще проездом издалека, - ответил Лавар Ксиндара, - Мы прослышали про беды этих земель и приехали узнать, что происходит.
- О, так вы лекари?! - обрадовался стражник.
- Нет, мы не лекари, - снова отвечал Ксиндара, хотя Лён тайком и подпихивал его ногой: не болтай лишнего! - Мы от двора короля… - тут он произнёс сложное имя. - Он хочет знать, чего ему ожидать и откуда движется бедствие.
- Говорят, что из-за моря, - поразмыслив, ответил стражник. - Оттуда, говорят, и идёт вся эта нечисть. Скот ведь не сам заболел - его заразили. Какие-то ночные хищники пролезают в овчарни и коровники, караулят скот на пастбищах. Одного укусят - остальные сами заразятся. У меня зять в деревне живёт - я знаю. Поначалу такой скот забивали на мясо, вот от такого мяса и пошла напасть - вот, как у меня. Потом, когда поняли, откуда пошла болезнь, король запретил продавать на рынках больное мясо. Да ведь пойди, пойми - какое здоровое, а какое заражённое! Ели всякое. Потом и вовсе король издал указ: мяса вообще не есть, а скот с признаками болезни забивать и сжигать. Только чума уже вовсю гуляла. Спасаемся только за счёт рыбы и других морских продуктов - благо, море рядом! Да ведь куда деваться, когда денег мало - покупаем мясо тайком да едим! Ведь цена на него меньше, чем за репу!
- Но ведь не только скот заражён, - осторожно заметил Лён. - Лес, посевы тоже плохо выглядят.
- А это колдовство, - уверенно ответил стражник. - Ведьмы наколдовали. Их что ни неделя, то жгут на площади - иной раз штуки по три!
- Всё понятно, - сказал Лён, когда оба всадника оставили словоохотливого пожилого стражника и проехали воротами. - Они полагают, что всё это сделали ведьмы. Только я не верю.
- Потише ты, - шепнул Ксиндара, оглядываясь по сторонам. - Здесь наверняка все за всеми следят и фискалят - такое всегда бывает когда приходит беда: надо же кого-то иметь виноватым!
Теперь только Лён обратил внимание на то, что в прошлый раз не бросилось ему в глаза: он был обманут внешним великолепием и богатством города. Везде рыскали быстрые всадники, одетые в королевские цвета и со странным вооружением - они держали в руках длинные рогатины. Лица стражей скрывались пол чёрными атласными платками, а сверху нависал зауженный край широкополой шляпы с трёхцветным бантом, крепящим поля к тулье. Глаза чёрных выглядывали из узкой щели между платком и шляпой, словно из засады, и остро озирали людей, особенно обращали внимание на женщин, ходящих в одиночку. Так черные служители накинулись на бедную немолодую прачку, растрепали у неё корзину с бельём, раскидали рубашки и юбки под любопытными взглядами тут же собравшейся толпы и оставили, не найдя в постиранном белье ничего колдовского. Женщина осталась с плачем подбирать раскиданные рубашки, а кое-кто из толпы воспользовался случаем и поживился тряпками.
- Вот так: творят, что хотят, - с осуждением заметил пожилой мастеровой, стоя на пороге своей лавки.
- У них работа такая. - легкомысленно отозвался проходящий мимо булочник с корзиной свежих булок на голове. - Им велено искать - они ищут. Если в какую неделю ведьму не поймают - за что, спрашивается, жалованье получали?
Мастеровой поспешно скрылся за своей дверью, булочник проскользнул в проулок, а два всадника, которые наблюдали эту краткую сцену, переглянулись: ясно, что город живёт в страхе. Несколько раз на их глазах происходили и другие происшествия: бедняков хватали на улицах. Сдирали с них рубахи и осматривали. Если кожа оказывалась чистой, то бедняг отпускали. А одного, у которого оказалась на боку язва, выпроводили под стражей из города и не дали зайти домой. Ему бросили хламиду ярко-охряного цвета, велели одеться в неё и в город более не заходить - таким образом город предохранялся от заразы. Как стало ясно позднее, таким людям тоже давали работу за пределами городской стены, чтобы они не пытались лезть обратно в общество. Их кормили, давали приют в бараках, и это было вполне милосердно в таких условиях. Стражник, который стоял у ворот с другим таким же бедолагой, нёс именно такую вахту и жил в будке у ворот, не имея возможности видеться со своей семьёй. Это были жестокие меры, но необходимые. Но и тут для богатых и бедных были разные условия: Лён видел многих молодых людей, одетых с пышностью, едущих в великолепных экипажах, и с явными признаками болезни на лице. Язвы прикрывали пышными мушками, замазывали белилами. Впрочем, как оказалось, язвы тут не самое ужасное - за них не лишали жизни.
Внезапная быстрая стычка впереди привлекла внимание Лёна и Ксиндары и они, глядя как бегут в ту сторону уличные зеваки, тоже погнали коней к назревающим событиям. Трое всадников, одетых в чёрное и с лентами королевских цветов на плащах и шляпах, окружили женщину. Лицо её было вполне чистым, так что нельзя понять, что именно вызвало в полиции подозрение. С неё сдёрнули плащ, повалили наземь, и один из всадников соскочил на мостовую в то время, как два других длинными рогатками прижали руки девушки к камням - вырваться из такого захвата было невозможно.
Один из всадников соскочил на землю и рукой, закованной в кольчужную перчатку, моментально обшарил тело поверженной и истошно вопящей девушки, под хохот толпы нырнула ей под юбку и далее резким жестом чёрный рванул одежду, оголив тело несчастной жертвы.
- Оборотень!!!
Протестующий возглас замер в горле Лёна, он поражённо замер, глядя на бесстыдно оголённое женское тело. Бёдра девушки покрывала серая шерсть! Толпа вопила и кидала в несчастную всем, что попадалось под руку, некоторые дорвались до неё и расцарапали ей лицо. Ненависть так и сочилась из множества глаз, глядящих на ту, которую обвинили в колдовстве. Толпа желала растерзать её на месте, но трое чёрных властно потеснили всех, приказывая не мешать делу правосудия.
Дальнейшее произошло быстро, словно такая работа была привычной для королевских слуг: они моментально обмотали руки жертвы верёвкой, несколько витков легло на шею, и арестованную поволокли меж двух коней по улице - ошеломлённая жертва шла и не сопротивлялась - голая, открытая всем взглядам и насмешкам!
Лён и Лавар смотрели вслед улетающей тройке чёрных стражей - третий замыкал процессию, не давая окружающим дорваться до несчастной. Делалось всё это скоро, деловито, без лишних слов, без всякой показухи, словно черные стражи устраняли нечисть, заражающую город.
- Говорят, что скоро их будут жечь через день! - сказал со злорадством молодой башмачник, выглядывающий из своего окошка. Он резко плюнул на мостовую и захлопнул ставни.
После нескольких часов блуждания по городу товарищи решили отдохнуть и поесть в одном из ресторанов. Контрасты города уже не так удивляли их и потому оба приняли пышное обслуживание, как должное: торговля приносила заведению прибыль, и бедность ассортимента компенсировалась богатством сервировки.