Примерно через час у соседа заработал интерком.
- Да-а… - улыбаясь и делая интеркому глазки, ответил тот.
За дверью стояла молодая девушка. Скорее девочка: если смыть косметику - лет четырнадцати. На ней был белый парик и короткий виниловый плащ.
- Прошу! - Сосед нажал на кнопку и загремел ключами.
Девочка вошла, испуганно озираясь по сторонам.
- Здрасте, - промямлила она.
- Прошу-прошу! - Сосед, подхватив девушку под локоток, увел ее в гостиную. - Вина? - предложил он, стягивая с нее плащ, под которым оказалась прозрачная черная майка и застиранная мини-юбка.
- Я-аа… - забормотала девушка, но сосед уже протягивал ей стакан.
- Сейчас вернусь, - пообещал сосед и удалился в ванную.
"Ну, пупсик, держись!" - пригрозила Наташа.
В ванной сосед скинул халат и поменял семейные трусы на золотистые бикини. Ему казалось - в них он выглядит чертовски привлекательно. Зачесал на лысину липкие белесые прядки, подушился "Фаренгейтом", опрыскал рот освежителем, ущипнул себя за соски и принял "Виагру". С радостным криком "Та-та-тамм!" сосед распахнул дверь, выскочил из ванной, и тут в голове у него помутилось. Вместо гостиной перед ним шумел и дымился от сигарет, людей, вскрытых пивных бутылок и этого мерзкого газа, который пускают в клубах, танцевальный зал.
Он стоял на огненно-красном подиуме, в конце которого торчал блестящий шест. Его ослепили разноцветные софиты. Когда глаза привыкли, он разглядел - и это было самым страшным! - что снизу на "язык" напирали здоровенные, потные, бородатые громилы. Судя по отсутствию женщин, это был клуб для геев. Для каких-то ужасных - мрачных, шкафоподобных геев.
- Красавица, давай работай! - улюлюкали они.
Из зала полетели бутылки. Кое-как увернувшись, сосед бросился обратно в ванную, но вместо двери обнаружилась шторка. За ней скрывался мужчина - он пригрозил кулаком и велел развлекать гостей. Осознав, что еще секунда промедления - и его разорвут на части, сосед, неловко размахивая руками и подражая походке манекенщиц, двинулся вперед.
- Зажигай! - орали снизу. - Дай огня! Ты чё, напилась, клюшка? Чё шатаешься? Давай тряхни попкой!
Кое-как дотащившись до шеста, сосед сделал несколько эротических - как ему казалось - движений. Но тут его кто-то схватил за ногу, и он рухнул в толпу. Его подбрасывали, хватали, мяли… Он уже ничего не понимал. Наконец он оказался на руках у самого огромного, бородатого и потного здоровяка - тот нежно посмотрел на него и впился ему в губы тяжелым, усатым, табачным, пьяным и чесночным поцелуем.
- Ты теперь моя, карамелька! - пообещал здоровяк и понес соседа вон из зала.
- Ха-ха-ха! - расхохоталась Наташа.
Девушка же в это время постучала в ванную, потянула дверь и увидела клиента, привалившегося к стиральной машине. Она вскрикнула, рванула в комнату, заметила на комоде две стодолларовые бумажки, схватила их и убежала, на ходу надевая плащ.
МАША
30 апреля, 00.59
Владимир Громеницкий тихо постанывал в трехспальной кровати. Ему снились таможня и непредвиденные трудности. Неожиданно он проснулся - его словно током ударило. Пару секунд он сидел, мотая головой, но только собрался обратно заснуть - понял, что в комнате кто-то есть.
Он еще никого не заметил, но точно ощутил присутствие чужого. Его пробил холодный пот. Он бросился к телефону, но громкоговоритель вдруг включился сам по себе, и противный мужской голос произнес: "Отвали, Громеницкий! Поздняк метаться".
Владимир даже не успел толком испугаться. Только в висках страшно застучало, а руки дрожали так, словно он держал включенный отбойный молоток. Но Владимир сразу понял, что это мгновение… чем бы оно ни было - сном или явью… это ужасное мгновение будет вспоминать всю жизнь и всю жизнь, вспоминая, будет дрожать от страха…
Он услышал позади знакомое пронзительное сопрано:
- Не ждал, дорогой?
Голос мог принадлежать только одному человеку. Его жене, бывшей жене, мертвой жене, погибшей в автокатастрофе год назад. Мерзкой, вздорной суке, дешевке, поднявшейся с ним из грязи в князи, мстительной гадине, испортившей ему жизнь!
В прошлом году эта проститутка, как всегда пьяная по самое не хочу, надралась кокаином и устроила публичный скандал у входа в ресторан. Все было так, как она любила. Швейцар делал вид, что ничего не замечает. Оборачивались прохожие. Приятели и деловые знакомые набирали материал для сплетен… Как ей нравилось его позорить! "Да мне плевать! Это тебе должно быть стыдно, что довел меня до такого состояния!" - вопила она.
Она вырвала у него ключи от машины, а он не помешал ей усесться за руль. Жена благополучно доехала до ближайшего столба, а Владимир лишь подумал, что придется покупать новую машину. Старая была отличная - последний "ягуар" цвета бордо. Он не скрывал от себя, что был рад ее смерти, и ничуть не огорчался, что как будто подтолкнул ее к ней.
Владимир был на грани обморока.
Она… Она, но точно такая, как после аварии. Лицо - паутина из шрамов, в которых торчат стекла. Грудная клетка неестественно впала - ее раздробил руль. Из ноги торчит кость, а из порезов сочится кровь.
- Извини, дорогой! - оскалилась жена. - Выгляжу не очень. Давно не была у парикмахера.
И тут у Владимира подкосились ноги. Он упал на колени, ушибся, но не заметил этого.
Супруга критически осмотрела комнату.
- Н-да… То, что ты водишь своих поблядушек домой, плохо сказывается на ауре спальни, - заметила она, напомнив бывшему мужу, что при жизни увлекалась мистикой и ходила к гадалкам.
Все эти статуи Будды, Вишны и Кришны, лампадки, свечи, вонючие палочки Громеницкий повыбрасывал сразу же после похорон.
- Ты не поцелуешь меня? - спросило чудовище и протянуло к нему руки. - Что, мой котик, отвык от своей ласточки?
- Уйди! - истошно заорал Владимир и замахал руками, отгоняя призрак. - Тебя кету!
- Ха-ха-ха! - рассмеялась супруга свойственным одной ей, визгливым и похожим на рыдания смехом. - Я есть, сукин сын! Еще как есть! Больше никаких девок, никаких блядок! Где бы ты ни был, теперь я найду тебя! Ты поплатишься за все эти "я буду поздно"! Я из тебя всю кровь высосу!
И она двинулась на него, оставляя на ковре кровавые потеки. Владимир застыл на месте. Но когда он заглянул ей в глаза - в пустые, черные, голодные глаза, - то бросился наутек. Как был - в пижаме, босой, без очков… За секунду отпер все замки, не дожидаясь лифта, кубарем скатился вниз, проскочил мимо коньсержки и побежал туда, где было спасение.
В церкви рухнул перед первой попавшейся иконой и стал без перерыва читать самодельные молитвы. Сторожу, пустившему его в неурочный час, Владимир всучил золотые часы с бриллиантами. Любимый "Патек Филипп", с которым Владимир не расставался даже во сне, был укушен, оценен как подлинный и перешел в собственность забулдыги.
Утром Громеницкий, раздавленный и будто обезумевший, поплелся домой. Ему было плевать, как смотрят прохожие на человека в пижаме. Он многое понял и к еще большему пришел. Ему подсказали решение, и теперь надо было лишь уладить формальности.
Он вернулся в квартиру и застал там разгром. Весь его гардероб был разодран в клочья, мебель изрублена, окна разбиты. Но интересовало его другое. Он отбросил с ковра клочья поруганной одежды и увидел все те же красно-бурые подсохшие пятна. После чего пошел в кабинет, поднял с пола разбитый портрет отца. Вынул его из сломанной рамы. Между паспарту и картиной хранилась старая, пожелтевшая фотография. Фотография его мамы. Они поссорились за десять лет до ее смерти. Она осуждала его, говорила, что он превращается в чудовище, и в конце концов Владимир перестал с ней общаться, чтобы не портить себе настроение. Последний раз он видел мать на ее похоронах. Маленькая беленькая старушка, до конца жизни верившая в то, что добро побеждает зло.
Громеницкий перевернул фотографию и чертыхнулся. На обороте кровью (или чем-то красным) было написано детским, неумелым, с ошибками почерком его жены: "Единственное ценое што у тебя есть".
Громеницкий тяжело опустился в кресло и позвонил в личную службу охраны. Как только привезли новый костюм, ботинки и белье, оделся и поехал в банк. Там он перевел на счет детской больницы 5 000 000 долларов США, оттуда же заказал билет на самолет до Швейцарии и забронировал место в дорогой психиатрической клинике на имя Владимира Г.
МАША
30 апреля, 03.14
- А мы его не слишком того? - поинтересовался Илья. - Мне кажется, ты чего-то перестаралась.
Они сидели на балконе в Машиной квартире, пили чай и обсуждали первый успех.
- Фигня! - уверенно заявила Маша. - Нечего с ними цацкаться. С него как с гуся вода. Ты же не хочешь к нему каждый день являться? Надо сразу так застращать, чтобы мало не показалось. А с него станется. Втридорога толкать просроченные куриные ноги или оружие на Кавказ - это пожалуйста. А когда ему предложили помочь детскому дому - всего ничего, купить лекарства и телевизор, так он испугался - разоряют!
- А если с ума сойдет? - беспокоился Илья.
- Такие с ума не сходят, - назидательно сказала Маша. - Поплачет малость и успокоится.
- Значит, у нас за плечами уже одно доброе деяние… - подсчитал Илья.
- Только не надо разводить тут бухгалтерию! - вспылила Маша. - Я этим занимаюсь не ради галочки, а ради человечества.
И она тут же вспомнила об Игоре, ради которого ей вообще хотелось жить и что-то делать.
- Хорошо, - согласился Илья. - Только это… Давай все-таки поступать более обдуманно. А то все эти живые мертвецы - у нас получается просто эротический триллер, а не возмездие.