- Вот, видишь, - нравоучительно заметил отшельник. - Кто все время спрашивает, тот думать не успевает. А кто думать не успевает, тот все равно, что слепой, - почти ничего не видит.
- Я быстро думаю, - не согласился Павуш. - Мама даже говорит, что у меня шило в голове.
- Где-где? - удивился отшельник. - Я знаю, что шило бывает в заднице, но про голову в первый раз слышу.
- В заднице - это у Данула, - охотно пояснил мальчик. - А у меня в голове, потому что я быстро думаю.
- Быстро, Павуш, не всегда - хорошо. Вот быстро от врагов бегать, когда их много, это хорошо. А иногда надо не торопиться и ждать. И по сторонам смотреть. Вот. Положи здесь шест, дальше не понадобится.
Они выбрались на сухое место, узенький взгорок, поросший кустами. Миновав подъем, Отшельник и мальчик спустились в ложбинку, где тек ручей.
- Сейчас, Павуш, иди за мной и смотри по сторонам, - мальчик хотел спросить 'почему?', но удержался, вспомнив наставления отшельника. - Мы с тобой в самом центре змеиного логова. Змеи здесь зимуют в норах. Сейчас их тут немного, все наверх вылезли на солнце греться. Погода-то видишь какая? Тепло, как летом. Они сейчас вверху на пеньках, да на ветках лежат. Но ты все равно под ноги смотри. Змеи сами не нападают, это не люди. Главное, не наступить.
- Я знаю, - похвастался Павуш. - У меня мама змей ловит. И я умею.
- И я умею. Только сейчас не надо ловить. Мы тихонечко ложбинкой пройдем и наверх поднимемся. Там высокая осина растет на краю оврага, старая, с дуплом. Потом между двух холмов выйдем к реке. Можно и по ручью, но это гораздо дольше. Ты дорогу запоминай на всякий случай. Вдруг, пригодится.
- А как ты это место нашел?
Отшельник ответил не сразу.
- Может быть, и случайно. Я за раненным оленем шел, зимой. Он меня сюда и привел. Почти до самой пещеры дошел и упал там, крови много потерял. А в это время снег повалил. Я начал место для костра искать и наткнулся на расщелину.
Выпив с утра настой, приготовленный из смеси Олии, ариг почувствовал себя очень бодро, будто допы* пожевал. Да, похоже, ведунья действительно знала толк в снадобьях. Рана от стрелы на удивление быстро затянулась, только чесалась. Но ариг знал, что это хороший признак, новая кожа нарастает. Храна вражеские стрелы и копья протыкали несколько раз. А однажды в стычке с 'бизонами', заклятыми врагами 'лосей', ему палицей раздробили локоть левой руки, хорошо хоть не сломали. Ирас, надо отдать ему должное, помог руку залечить. В благодарность за труды ариг потом колдуну медвежью шкуру преподнес, когда смог на охоту ходить. А перед этим почти новую лосиную шкуру отдал, из которой собирался жене огушу сшить. Сначала старую предложил, на которой спал, но Ирас поморщился: ты чего, Оман Яра не уважаешь?
Рука зажила, правда, локоть в непогоду сильно ныл, да два пальца, мизинец и безымянный, почти не сгибались. Ирас доходчиво объяснил причину:
- Ты, когда мне шкуру лося принес, жалко было?
- Жалко, - признался ариг.
- Вот то-то и оно. А Оман Яр чувствует, когда его обмануть хотят. Вот он тебя и наказал тем, что пальцы не сгибаются.
- Да я разве обманывал? - попытался оправдаться Хран. - Жена просила оставить новую шкуру, у нее огуша совсем истрепалась.
- Духам надо все лучшее отдавать, - отрезал Ирас. - А ты - пожадничал.
- Так то духам, - не удержался от замечания ариг. - А ты себе шкуру забрал, спишь на ней.
- Дурак, ты, Хран, - колдун сильно рассердился. - Я не сплю, а с духами общаюсь. Они ко мне постоянно во сне приходят. А ты не понимаешь. Смотри, духи рассердятся, рука совсем отсохнет.
С испугу ариг с братом сходили на медведя, шкуру отдали колдуну, чтобы не злился. А брата тогда медведь едва не покалечил совсем, уже подмял под себя, да Хран вовремя подоспел, поднял медведя на рогатину.
При воспоминании о брате ариг тяжело вздохнул. Медведь успел брату в ногу вцепиться, так разодрал, что нога после этого сгибаться перестала. Ни ходить толком, ни на лошади ездить. Какой из него воин? Вождь велел брата в караул ставить, да раби охранять, чтобы не сбежали. Вот тогда брат и познакомился с одной лесовичкой, которая за свиньями ухаживала. К зиме почти всех свиней забили, их тогда немного было, не то, что сейчас. Рунат с Ирасом решили, что нечего раби просто так всю зиму кормить, лучше выменять на них у глотов мед и оленьи шкуры.
А если лесовик к глотам угодил, то судьба у него одна - съедят живоглоты за милую душу. Когда брат узнал, что его лесовичку людоедам хотят отдать, голова у него совсем пустая стала, весь ум пропал. Надумал он со своей лохматой жамой сбежать в лес. Ночью, когда на охране стоял, вывел ее из хижины и побежали они. Да ничего у них не вышло. Наутро беглецов 'лоси' хватились, послали всадников в погоню. Сам Хран и послал по указанию Руната.
Куда ж пешему от конного уйти, да еще в лесостепи, да хромому? Поймали их обоих, приволокли на арканах в стойбище. Вождь распорядился привязать брата и лесовичку к жертвенным столбам на молухе* и устроил показательную казнь, чтобы другим не повадно было. Собрали Рунат с Ирасом молодых гартов, тех, кто еще 'хвоста не носил'*, и велели им стрелять из лука в лесную дикарку и изменника.
Но перед самой казнью Рунат внезапно подозвал к себе арига и спросил:
- Как думаешь, Хран, может, простим твоего брата? Хороший ведь воин был, а? Я бы его пожалел, да Ирас настаивает. Сам знаешь, он обычаи строго блюдет. А ты, как думаешь? Можно из-за твоего брата обычай нарушить?
Хран растерялся, не ожидал такого вопроса. Как старший воин, он хорошо понимал, что без порядка и дисциплины в племени нельзя, иначе враги уничтожат всех, и сам всегда жестко наказывал провинившихся. Но в глубине души ариг считал, что брат совершил не такой уж страшный проступок, скорее, глупый. Из-за женщин на многих мужчин временное затмение находит, так то ж женщина виновата, а не мужчина. Конечно, брат пост покинул, однако, кроме лесовички никто не сбежал, и на стойбище за это время никто не напал…
Пока ариг собирался с мыслями, в душе уже радуясь, что брата удастся спасти, вождь вдруг сказал:
- Ну, нет, так нет. Я с тобой согласен. Одного простишь, что другие подумают? Подумают, изменника простили, потому что он брат арига, а ариг друг вождя, потому что они вместе росли? Нехорошо получится. Так?
Что тут нашло на Храна, он сам не мог этого позже объяснить, но он промолчал. Храбрый и мужественный, но прямодушный и не очень сообразительный, ариг не успел за хитроумными рассуждениями Руната. А тот не дал времени на раздумья.
Повернулся и крикнул юным лучникам:
- Давай, начинай по очереди! Один справа, другой слева. А мы с аригом посмотрим, кто из вас лучший стрелок.
Вечером после казни Хран зашел в хижину к Ирасу и попросил бурдюк муссы. Колдун взглянул удивленно - ариг даже по большим сатуям муссу почти не пил - но, увидев бледное лицо Храна с черными кругами под глазами, ничего не сказал и молча вытащил из угла полный бурдюк. Ариг ушел за стойбище и просидел там всю ночь, смотря на звезды, слушая вой шакалов и плача - впервые в жизни. Даже маленьким ребенком Хран не плакал, а только громко сопел. За что и получил свое говорящее прозвище: хранами гарты называли больших толстых рыб, живущих под речными корягами.
Ариг переживал не столько из-за смерти брата - человеком он считался жестким и нелюдимым, а к смерти относился спокойно, как к рутинной, обыденной вещи - сколько из-за того, что растерялся и промолчал в решающий момент. Ему казалось, что он испугался и струсил заступиться перед вождем за брата, чтобы Рунат и другие воины не сочли, что Хран покрывает изменника. А трусов ариг презирал даже больше, чем предателей. Получалось, что отныне он должен презирать себя? Вот и пил ариг муссу, не в силах разобраться с обуревавшими его чувствами, и плакал пьяными слезами.
После этой истории он замкнулся еще больше, выматывая силы в военных набегах, и совсем бы, наверное, одичал, если бы не дочери и сын, души не чаявшие в отце после смерти матери. Историю с братом Хран пытался забыть, как тягостный сон, и, в общем-то, почти получалось… Но тут появилась ведунья с ее странным, пугающим и манящим взглядом. И Урак, Черух бы его побрал, не утерпел, напомнил о больном:
- Ты смотри, Хран, осторожней с этими лесными ведьмами. Сам знаешь, что с твоим братом сталось.
Как на зуб больной надавил, шакалий сын. Вечно Урак свой нос всюду сует, давно бы его Хран прибил, да Рунат к нему благоволит.
Вспомнив о вожде, ариг тут же подумал и о ведунье: ишь ты, даже Рунат к ней за помощью обратился. Что же он - Ирасу не доверяет, великому колдуну?
Вот и получилось, что Хран про Олию все утро вспоминал. Сначала, как проснулся, наткнулся взглядом на ее мешки, потом дочки вскочили и начали расспрашивать, что за лохматая тетя с желтыми волосами вчера заходила и зачем. Затем сестра настой принесла - еще раз напомнила о ведунье. Арига эти совпадения тревожили и будоражили одновременно. Как будто какие события надвигались, пугающие неизвестностью, но ею же и манящие.
Выпив настоя, ариг и вовсе взбодрился, собрался пойти проверить караулы. Не оттого, что чего опасался, а не хотелось на месте сидеть в такое погожее утро. Но его опередил младший ариг Бурун, правая рука Храна, сам зашел. На охрану стойбища утром заступила первая пятерка воинов, но в ней не хватало одного человека, погибшего при набеге на лесовиков. Требовалось кого-то переставить из другой пятерки, вот Бурун и забежал посоветоваться. Тут Хран и вспомнил, кстати, про Урака.
- А пусть Урак идет, нечего ему бездельничать.