Второй из защитников не понял, в чем дело, резковато развернулся на месте, пробуя заметить новую опасность, но тоже не успел закончить этого движения. Упал он на спину. Тогда стало видно, что у него из затылка торчит небольшой, чуть длиннее арбалетного болта, и почти такой же тяжелый дротик. Он пробил ему череп всем наконечником, вошел так глубоко, что вытаскивать его было теперь непросто. А Нашка решила, что на этом ее бой, пожалуй, и закончен.
Сапог подошел к тому из охранников, кто умер первым. Склонился, рассмотрел в темноте его неопрятный труп. Выпрямился и проговорил отчетливо громко и ясно:
- И добивать не нужно. Ты, Нашка, как и положено тебе, молодец.
Возможно, он мог бы еще что-то сказать и даже собирался, но его прервал топот ног. Богатейчик с девицей убегали что было сил по улице, только загрохотали очень, у юноши-то были сапожки подкованные, да и девица шуршала юбками так, что - показалось на миг - и в домах по всей улице ее слышно. Сапог сразу же заголосил, впрочем, не в крик ударился, а пробовал умерить голос:
- Убить… Нужно убить их. Кореня, Гус, вперед, сделайте эту кошку помойную и хозяйчика… - Дальше пошло такое рычание, что слов было уже не разобрать, возможно, это была отборнейшая, чуть не моряцкая ругань на каком-то из южных или восточных языков.
В общем, те двое, кажется, все же могли уйти, не от Нашки, конечно, но от подручных Сапога. Уж очень долго эти два стоеросовых дурелома раздумывали, а когда побежали, получилось у них, что… Нет, ничего у них не получилось. Кореня к тому же и споткнулся об одного из лежащих на мостовой мертвецов, не разглядел его в темноте, сам чуть не грохнулся, хотя ногу ушиб, кажется, изрядно, захромал-заковылял, ругаясь сквозь зубы. Гус все же бежал, но даже девица его довольно легко обогнала бы, как решила Нашка, оценивая ситуацию, но, как и обещала себе, не принимая в погоне ровным счетом никакого участия.
Сапог обернулся к ней:
- Нашка, мы же на трех договаривались, ты еще…
- Нет, - отозвалась краснокожая дикарка, - я с дураками, как этот, пусть и с богатенькими, кажется… не воюю. Остальное ты уж сам со своими доделывай.
Сапог выругался так, что небесам стало жарко, Нашка даже удивилась, откуда он такие выражения знает, и тоже пустился в погоню. Это было бы даже смешно, если бы над всем этим местом не царила такая страшненькая, такая кроваво-смертная неизбежность чего-то ужасного, что даже Нашку пробирало, она едва не ежилась, потому что очень точно понимала - еще ничего не закончено, а вот как закончится, оставалось в высшей степени непонятно.
Парень из богатейчиков с девицей почти одновременно добежали до поворота улицы, девица оказалась чуть впереди, и… Она упала внезапно, будто бы сраженная бесшумной и невидимой молнией. Нашка, как ни мало было света, отлично это увидела. У девицы подкосились ноги, и она стала падать, будто бы все нити, которые дергали ее ручки-ножки, разом, одним махом оказались отрезаны, и эта легкомысленная дурочка превратилась в большую, в размер нормального смертного, опрокинутую куклу.
Парень догадался поднять свою отменную шпагу, попытался даже что-то сделать, может, и выпад какой-то неловкий, в темноту… Но тоже упал с родившим эхо звоном. Лишь долгий миг спустя Нашка догадалась - это его шпага зазвенела по камням брусчатки. Но он был еще жив, его еще не кончили, значит, для него еще оставалась какая-то надежда… Если можно было считать надеждой полную неспособность к сопротивлению.
Гус, который гнался за парочкой, приостановился и довольно точно, хотя и неуклюже, как и все, что он делал, откатился к стене ближайшего дома, защищая спину и бок от неведомой ему опасности. А вот Сапог ничуть не удивился, он даже остановился и захихикал… Это было бы чрезмерно зло и мерзко даже для Сапога, если бы в его голосе не проскакивали визжащие нотки, в общем, у него случилось что-то вроде истерики или приступа неконтролируемого страха, вот он и смеялся… И Нашка решила, что смеяться от страха, пусть и с визгом, - это можно, это допускалось и Сапогу. Но чего же он так-то испугался? Она пошла к трактирщику, чтобы спросить его, но он дотопал до опрокинутого богатейчика и заговорил:
- Что, Банат, теперь понял, что я не шутил, когда напоминал тебе о долге? Ты-то думал, что достать тебя нельзя, да? А вот получается…
Из-за поворота вышел - Нашка не поверила своим глазам - тот самый плешивый мужичок, к которому она приставала в трактире Сапога, чтобы купил ей чего-нибудь пожрать. Сейчас он был в черном, как ночь, очень чистеньком плащике, скромном, но отменно скрывающем всю его щуплую фигурку, довольно забавную свою шляпу он сбил назад, за плечики, и она висела на длинных завязках, как свои широкие шляпы отбрасывали назад небогатые фермеры или крестьяне. И вообще - он был бы похож на самого обычного, мирного обывателя, если бы не держал в левой руке небольшой, но окровавленный кистень, а в правой - тонкий, гибкий, зачерненный меч. Такие вот черные клинки были отличительным знаком наемных убийц, причем дорогих и надежных почти так же, как… как те деньги, что приходилось платить за их работу.
- Трактирщик, мне за этого сосунка не платили, если хочешь его жизнь, делай все сам. По нашему договору я всего-то должен его обезоружить.
- Да, - кивнул Сапог, - ты свое отработал, все правильно… Дальше - мы сами как-нибудь.
- Сапог, наш спор всего лишь о деньгах, - запричитал юноша, не поднимаясь от ужаса на ноги, а отползая на спине к стенке, которая могла бы поддержать его плечи, но не могла защитить его. - Ты же знаешь, Сапог, что… я верну в два раза больше, если захочешь, в три раза!
Сапог подошел к нему поближе, взглянул с высоты своего роста.
- Ха, да кто тебе поверит, мальчишка? Стоит тебя отпустить, ты вернешься домой, и целая банда прислужников тут же примется за меня, только уже не так, как было, не с кулаками они придут, а с мечами и боевыми дубинками.
- Сапог, я буду молчать… Просто заплачу - и все забуду. Даю слово!
- Ты, когда играл и делал у меня ставки, тоже слово давал, а потом… Нет, Банат, полагаю, пришло время платить. И уже не деньгами.
- Послушай, - обратился этот самый Банат, или как его там на самом деле звали, к наемному убийце с черным клинком, который тот очень бережно, будто стеклянный, убирал в ножны под плащом, - наемник, ты же все делаешь за деньги, да? Ты должен понимать, что я богат, что моя семья богата, я предлагаю тебе столько, сколько тебе не платили до сих пор никогда - я в этом уверен… Даю сто золотых, сто! Если ты уведешь меня отсюда.
Ситуация как-то подвисла в воздухе, наемник так же спокойно убирал теперь свой кистенек, но почему-то не возникало сомнений, что он может появиться в его кулаке гораздо быстрее, чем стрела долетит от того места, где стояла Нашка, до его черной и внешне такой неопасной фигуры.
- Сапог, ты же только пугаешь. - С этой идеей, внезапно пришедшей ему в голову, парень почувствовал себя чуть уверенней. Он даже попытался подняться на ноги, опираясь ободранными теперь ладонями о стену. - Ты же только пугаешь, да? А ведь ты все равно отпустишь, потому что из-за какого-то долга…
- Ты много должен.
- Я верну, клянусь, ты же знаешь.
На миг показалось, что парень прав, что Сапог и впрямь раздумывает. Или не может решиться. Но Кореня, приковылявший наконец, и Гус ждали, и вот в их-то ожидании было что-то очень нехорошее. Сапог посмотрел на них, вздохнул и отчетливо проговорил:
- Мне уже без надобности, Банат, мне нужно, чтобы другие знали, что за невозврат долга бывает. Что и таких благородных, как ты…
- Так, спокойно… - проговорила Нашка, но уже не успела.
Собственно, удары, которые почти одновременно нанесли Кореня и Гус, не были сложными. Это действительно было просто, даже наклоняться им не пришлось, потому что Банат этот уже почти выпрямился, и, может, именно этого-то оба головореза ждали… А может, они заторопились, потому что Нашка заговорила.
Банат этот умер сразу - не мог не умереть, потому что длинные ножи обоих головорезов Сапога пронзили несчастного должника насквозь, ведь на нем не было никакой защиты, даже самой простенькой и тонкой кольчужки, - Нашка увидела это едва ли не вернее, как если бы вся улица была залита самым ярким солнечным светом.
Как поняла и то, что Сапог соврал, обманул ее, как их обманули, когда пригласили выступить на арене якобы для потешного, без смертельного исхода боя с гладиаторами Модро…
5
Картинка в голове у Нашки сложилась вполне ясная и донельзя отвратительная. Сапогу, как выяснилось, не нужно было ни с какой бандой разбираться, а нужен был именно этот вот, патлатый, ухоженный, из благородных. А ее наняли убить тех, кто его охранял… И этот, убийца, который там странно жмется, не хочет сделать следующий шаг, а ведь девицу, вероятно, такую, за которую ему ни перед кем отвечать не придется, убрал сразу, и рука не дрогнула… Значит, Сапог все продумал. Он именно ее, Нашку, и сделает в этом убийстве Баната ответчицей.
Она всех оглядела, наемник с черным клинком смотрел уже на нее, только на нее, с интересом и некоторым даже сомнением, не зло, в общем, смотрел, но она-то знала уже, чего стоит эта его внешняя беззлобность и кажущаяся отстраненность. И все же она спросила его:
- А ты, дядька, все деньги, что тебе за эту работу причитаются, получил?