Мне кажется, что он здесь, где-то рядом, стоит за моей спиной, тяжело дышит и просто ждет, когда же я, наконец, слезу с этого промерзшего карниза.
У меня сильно отросли волосы, и ногти теперь аккуратно подстрижены (Лея). У меня по-прежнему нет иммунитета к звукам за тонкими стенками, и я все еще не знаю, какого черта тут от меня хотят.
Я по-прежнему все та же слепая неудачница Кесси, но в документах, которые принес мне Джо, я значусь как-то по-другому. А мне плевать. По-настоящему плевать.
Джо рассказал мне, что раньше он был музыкантом, да и вообще хотел посвятить свою жизнь музыке. Частенько он наигрывает мне свои мелодии на старой скрипучей гитаре, а я только слушаю и раскачиваюсь под музыку из стороны в сторону. Взад-вперед… В такие моменты я забываю обо всем: о Киме, об отвратительных запахах, о том, что меня, можно сказать, похитили. Я забываю обо всем, и мне кажется, что еще чуть-чуть, и я начну танцевать. Начну кружиться по комнате, не обращая внимания ни на то, что уже осень заканчивается, ни на то, что в комнате сидит Лея и - снова - монотонно звякает.
Я не замечаю, как садится солнце и как день сменяется ночью. Теперь я не могу понять, день сейчас или ночь. Я не вижу и даже не пытаюсь почувствовать.
Я пытаюсь представить, как там Шон, Ким, Джен. Уже без всякой злобы и ревности. Просто мне хочется знать, что у них действительно все хорошо. Что Джен выйдет замуж этой весной, а еще, что никто не заметит исчезновения фотографии из одной из рамок.
Я представляю. И мне кажется, что у меня получается.
Представляю как скалу спокойного Кима, читающего с утра газету и мимолетом попивающего кофе. Представляю, как он, ласково чмокнув Джен в щеку, выходит из дома и садится в свою машину. Не знаю, какую, я в них дуб дубом. Но машина обязательно черная и безумно дорогая, как и все, что есть у Кима. Все только самое лучшее.
И мне уже кажется, что он достоин такой искренней девушки, как Дженнифер. Что она, по сути, не такая уж и стерва (в отличие от меня).
Я тоже меняюсь. Чистое тело, чистые мысли. Я становлюсь какой-то равнодушно-монотонной. Но это, скорее, в плюсах.
На мне новая одежда - открытая, как и у всех девушек в этом доме. И оголенные места на теле жгут меня ядовитыми ожогами. Единственное, чего им не удалось добиться от меня, так это того, чтобы выбросить мой темно-синий пиджак с мысленно оторванными пуговицами.
Я чувствую слишком много, чтобы выразить это словами. Не плачу, не смеюсь - просто чувствую.
Часы бьют полдень - или полночь? - и я понимаю, что осень скоро закончится.
Уже почти целая осень, как я жду его на карнизе у открытого окна.
…
Я похожа на себя в детстве. Не как многие: они похожи сами на себя просто потому, что для них это естесственно - быть одинаковыми на протяжении всей жизни. Я же успела тысячу раз поменяться, а теперь вновь похожа на ту маленькую Кесси, что была когда-то.
Так Ким сказал. И я почему-то ему верю.
Именно поэтому меня так передергивает, когда Джо говорит мне, что я похожа на кого-то.
(Наверняка, на одну из его девок).
Мне остается только поморщиться от отвращения и сделать вид, что я пропустила его глупый комплимент мимо ушей.
Джо и дальше продолжает молоть какую-то чепуху (теперь уже он, а не я), а я не слушаю. Просто сижу на устойчивом карнизе и жду, пока воздух наконец-то окончательно проморозит мои легкие.
Такое чувство, будто меня законсервировали. Взяли Кесси, которая прилетела в Нью-Йорк одним из вечерних рейсов, и сделали из нее глиняную статуэтку, красивую, бездумную.
А Джо - он консервный нож. Вспарывает на мне все живое каждым своим неосторожным словом.
Почему-то он не понимает, насколько я сломлена, насколько мне уже реально все равно, насколько я теперь понимаю, что же на самом деле Ким со мной сделал. Он думает, что мое состояние вызвано его постоянными запугиваниями меня наркотиками (этот запах я почувствую с другого конца земли, ей-богу!). Но как же он заблуждается.
Внезапно я улавливаю в его монотонной речи какой-то новый смысл, и слова сами собой начинают просачиваться в мой окостеневший разум.
- Я думаю, ты уже достаточно готова, чтобы сделать первые вылазки, - тоном уверенного профессионала заявляет Джо (тоном плохих парней).
- Подожди, - перебиваю его я, резко тряхнув головой, дабы заставить себя очнуться и, наконец, включиться в реальность. - Подожди. Какие вылазки?.. Что ты мелешь? Я не собираюсь водиться с вашей шайкой…
Мой голос звучит на удивление ровно и спокойно. В последнее время я сама себе много удивляюсь.
- Кесси, не время привередничать. - Он еще более спокоен, нежели я, а я уже начинаю терять первоначальное терпение.
Хотя Джо прав. Они все всегда правы, черт возьми. Всегда все потом не при чем. Всегда все потом будут не виноваты.
И только мне тут приходится брызгать слюной, чтобы делать все то, что эти придурки возжелают. Захотят, чтобы я все бросила и уехала из города, - я так и сделаю. Захотят, чтобы я была их ручной собачонкой, - я буду. Забыли только о том, что когда-нибудь я все же покажу им когти. Когда-нибудь, когда буду сильнее.
И, не говоря больше ни слова, Джо помогает мне слезть с карниза на подоконник, а с подоконника - в комнату. Мне ужасно не нравится чувствовать себя ущербной, неспособной на элементарные человеческие движения.
И ему меня жаль. Я не вижу, не чувствую, не слышу - просто знаю.
- Прости, Кесси, - шепчет он, но так тихо, будто уверен в том, что это извинение предназначено вовсе не для моих ушей.
- Тебе не за что извиняться, - уверенно отвечаю я и нацепляю на лицо свою самую доброжелательную улыбку. Фальшивую, но иногда игра стоит свеч. - Просто веди меня, куда надо, говори, что необходимо делать, и ни о чем больше не парься. Кесси все устроит. - И я в бодром жесте подношу руку к виску, как делают воздушные пилоты.
И в этот момент, гордо спускаясь по широкой лестнице под руку с самым плохим парнем на свете, я внезапно понимаю, что моя улыбка искренняя, что я счастлива уже по-настоящему. Без причины и следствия, а просто счастлива. И мне кажется, что, наконец-то, после долгой осени мне все-таки удалось отыскать себя.
У меня самое крошечное сердце в мире, и только сейчас я осознаю, что даже и это сердце способно любить. Не жадно и грубо, а так, тихо и глубоко.
На улице особенно холодно, и ветер ласково треплет меня по щекам. И мне кажется, что это Ким подбадривает меня.
Ким, которого я просто…
10. "Иногда людям дают второй шанс. Хочется спросить: "За что?"
Иногда людям дают второй шанс. Я не знаю, по какому принципу кто-то наверху распределяет между смертными эти самые шансы. Хочется спросить: "За что?".
Но я молчу, боясь спугнуть севшего мне на плечо воробья. Маленький храбрый воробей.
И я почти уверена, что люди не получают второй шанс за что-то - они получают его для чего-то.
Кто-то наверху очень сильно хочет надо мной посмеяться.
…
Такое ощущение, что кто-то вылил мне в глаза добрую порцию кислоты, разъедающей все живое. Чтобы хоть как-то побороть невыносимую боль, я начинаю резко и часто моргать, надеясь, что это хоть как-то смягчит зуд и жжение.
Еще чуть-чуть - и я не выдержу и, повалившись прямиком на асфальт, начну собственноручно выцарапывать себе глаза.
Наверное, если бы Джо меня не окликнул, я бы так и сделала.
- Эй, Кесси, с тобой все в порядке? - с сомнением спрашивает он, заранее не доверяя каждому слову, произнесенному из моих уст.
- Нет, черт возьми, - шиплю в ответ.
Внутри меня все стягивается в тугой узел, тянущий меня вниз, к земле. И вся боль тянет.
И глаза так жжет, что мне кажется, что у меня нет никаких шансов когда-нибудь их открыть.
На заднем плане играет музыка. Я не знаю точно - у кого-то плеер на полную мощность, или же все происходит у меня в голове, но эта музыка - мое единственное спасение, та соломинка, за которую я хватаюсь, чтобы остаться собой. Я нахожу песню знакомой и понимаю, что это тот самый мотив, который мы с Кимом напевали по пути в Детройт. Та самая мелодия, связывающая меня с реальным миром.
Мне тяжело держаться, тяжело дышать. Хочется лечь прямо тут, на холодный асфальт и спокойно умереть.
Все происходящее мало напоминает реальность, и я мало напоминаю себя прежнюю. Стараюсь, чтобы мое лицо не выражало эту боль внутри меня (Ким говорил, что у меня все эмоции на лице написаны). Стараюсь нащупать то самое реальное время, за которое стоит схватиться, но я уже даже не могу определить, где я, где Джо.
Он держит меня за руку, и мне кажется, что я уже и вправду лежу. Он держит и шепчет что-то похожее на "просто держись".
И я вспоминаю, что мне Ким говорил. "Я не прошу тебя жить - просто держись".
Вспоминаю, как он вот так держал меня за руку. Наверное, и тогда, пять лет назад, тоже держал. Но я не помню - тогда я была в отключке.
У Джо рука теплая, и его тепло медленно перетекает в меня, заставляет вновь мыслить, вновь… чувствовать.