- Я за лыжами успею, - безнадёжным голосом пробормотал Несмеян.
- Волхв меня одного ждёт, - веско повторил Всеслав. - Вдвоём пойдём - не дойдём. И обратно можем не воротиться. Заплутаем. Этого хочешь?
- Да ведь Брень-то воевода…
- Чего? - весело спросил князь, перекинул ногу через переднюю луку седла и соскользнул наземь. Примерился к лыжам и принялся крепить их прямо на зелёные сафьяновые сапоги.
- Прибьёт он меня и вся недолга.
- Не прибьёт, - хмыкнул Всеслав. - А и прибьёт, так не враз. А к тому времени я ворочусь.
Кметь открыл рот, чтобы возразить ещё что-то.
- Я сказал - всё! - бросил не терпящим возражений голосом Всеслав Брячиславич и, не оглядываясь, заскользил по едва заметной лыжне вдоль опушки. Несмеян уныло поглядел ему вслед, поймал повод княжьего коня и двинул обратно к дороге, где всё ещё толпились вокруг княжьего возка кмети.
Святилище возникло на пути внезапно - просто вдруг расступились тёмные разлапистые ели, открыв широкую, заросшую багульником заснеженную поляну. Высились резные столбы капов, высокая деревянная хоромина под двускатной кровлей, с медвежьим черепом на князьке, обнесённая высоким тыном, притаилась под снежной шапкой, небольшими окошками, хмуро насупясь, глядела на пришлецов.
И подымался позади них небольшой, но изящный терем, рубленый из смолистой сосны. Пылали в ямах вокруг капища огромные неугасимые костры - невзирая на зиму, огонь стоял высоко.
Всеслав невольно остановился - по его подсчёту, прошли они не более двадцати вёрст - солнце едва начинало клониться к закату.
По склону пригорка от ворот храма неспешно спускался высокий седой старик - тот самый, которого князь видел на дороге.
Волхв?
Старик подошёл вплотную и Всеслав увидел, что он не так уж и стар - за полвека перевалило, это, пожалуй, верно, но не больше. И по посоху, по ожерелью из медвежьих клыков, по твёрдому и холодному взгляду зеленовато-серых глаз Всеслав понял - да, волхв.
- Гой еси, княже, - старик чуть заметно наклонил голову - волхвы не кланяются княжьей власти. Это князь должен кланяться волхвам и порукой тому - судьба Вещего Ольга.
- И тебе поздорову… волхве.
- Умён, - негромко проворчал волхв, ожёг Всеслава взглядом. - Пошли, что ль?
Низкая дверь в храм была открыта, изнутри полумраком дышала тайна. Всеслав нагнулся, входя, и свободно распрямился внутри. Сдёрнул с головы шапку.
Огромная хоромина с двухскатной кровлей возносилась мало не на три сажени ввысь, стены покрывала затейливая резьба - дивные птицы, звери, цветы, тайные старинные узоры-резы, молящие богов о силе, плодородии, правде. Внутри оказалось не хуже - своды терялись где-то в полумраке. Всеслава невольно охватила лёгкая оторопь, смешанная со страхом - в храме всё оказалось не менее величественным, чем в православной церкви, чем даже в самой Святой Софии, только как-то иначе, само величие было каким-то иным. Здесь всё дышало тайной, древностью, каким-то непередаваемым величием.
Из полумрака сурово глядели лики древних богов славянского племени.
Стрый-бог Сварог, Отец-Небо.
Дажьбог, Царь-Солнце, Податель Благ.
Перун, Повелитель Грозы, Владыка Воинов.
Велес, Исток Дорог, Владыка Зверья.
И Макошь, Мать Наполненных Коробов.
Волхв остановился, несколько времени думал, опустив голову. Поворотил голову к князю.
- Крещён ли, Всеславе?
- Нет! - князь поднял голову, прямо и честно глядя в лики Владык.
- Так… - чуть заметно улыбнулся Славимир. - Ты, княже, Велесом избран, тут отец тебе истину сказал…
- Откуда ты про отцовы слова… - Всеслав не договорил. Ясно, откуда.
Стукнула дверь, ушёл волхв, оставив князя в хоромине одного. Всеслав задумчиво шёл мимо капов, стоящих полумесяцем, вглядываясь в резные деревянные лики. Что-то древнее, невыразимо сильное глядело на него из глаз богов. Не доброе и не злое. Предвечное. Бывшее всегда, даже тогда, когда ещё не было и людей.
- Наставьте меня, Владыки, - сам незаметно для себя прошептал Всеслав. - Было ли отцу знамение? Должен ли я в чём-то исполнить вашу волю?
Кто ж с богами говорит без жертвы, - тут же укорил он сам себя. Но что пожертвовать? Меч разве что…
Всеслав замер на миг, пристально глядя на божьи лики. Решительно вытянул нож, кольнул себя в запястье. Что может быть лучшей жертвой, чем человеческая кровь, да ещё и княжья? Только человеческая жизнь.
Князь щедро окропил рудой подножье каждого капа, завязал руку, отошёл в угол против Владык. Сел, привалился к стене.
Ему предстояла долгая зимняя ночь в храме. Князь повозился, устраиваясь поудобнее, завернулся в полушубок.
Скоро на него навалилось странное полузабытье. Всеслав грезил наяву, видел ясно, словно днём, внутренности храма, и вместе с тем унёсся куда-то в невестимые края.
Клубы тёмного тумана, подёрнутые серебром, разошлись, открывая прогал в густом сосняке. Широкая утоптанная тропа, пересекая сосняк, выходила к пологому речному берегу, за которым высились гранитные обрывы гор, заснеженные вершины упирались в ярко-лазурное небо. Туман клочьями и клубами оседал между сосновых стволов, растекаясь киселём опричь просеки.
ЗДЕСЬ было лето.
Всеслав сделал несколько шагов по тропе, невольно остановился, пытаясь понять, ГДЕ это он находится.
- Не робей, княже.
Голос был откуда-то знаком. Всеслав вслушался, пытаясь понять, уловить знакомое, но оно ускользало, уходило. Он оборотился, но не увидел никого, кто мог бы сказать эти слова.
Что-то шевельнулось в чаще, за сосновыми стволами, князь напрягся, пытаясь разглядеть, но увидел только что-то неразборчивое в тумане.
- Ты кто? - Всеслав не боялся - понимал откуда-то, что здесь не может быть ничего опасного или страшного.
В тумане послышался смех.
- Неужто не признал, княже Всеслав Брячиславич?
Напахнуло вдруг знакомым ощущением - как тогда, когда стоял перед медведем на новогородской меже.
- Ты, господине? - неверяще обронил он, шагая навстречь голосу.
Снова послышался смех - густой, басовитый, больше сходный с медвежьим рычанием.
- Признал всё же, - одобрительно прогудел голос. Всеслав его всё ж признал - голос был похож на Славимиров. И не диво - Славимир-то, чать, Велесу служит, не кому-то иному.
- Господине, - моляще сказал князь, делая ещё шаг - туман заколебался, редея, в нём смутно возник кто-то огромный, космато-рогатый, зажглись тускло-рдяным огнём глаза. - Наставь, господине!
- Чего ты хочешь, княже? - голос гулко рокотал, отдаваясь в ушах и меж деревьев.
- Скажи, господине, избран ли я?
- Каждый человек избран, - возразил огромный, космато-рогатый. - Каждому человеку суждено сделать что-то… а уж сделает он это или нет…
Всеслав склонил голову, принимая наставление.
- Господине Велес, - князь решился всё же вымолвить назвище. - ЧТО суждено сделать мне?
- Ты знаешь, - голос вновь гулко раскатился по поляне.
- Но господине!.. - возразил князь.
- Ты знаешь, - повторил голос. - Слушай своё сердце.
Туман снова начал медленно сгущаться.
Очнулся князь оттого, что его осторожно потрясли за плечо. Поднял голову - в глаза ему смотрели глаза волхва. А за отворённой дверью вставало хмурое зимнее утро.
- Пора, княже.
Да, пора.
Волхв не спрашивал о том, что видел и слышал князь. И Всеслав тоже молчал - слова были не нужны. Вовзят.
Молча сел в седло, молча поехал к воротам. Снег скрипел под копытами, конь звучно фыркал, крупно дрожал кожей, стряхивая наросший на шерсти иней.
И уже в воротах князя настиг орлий крик из вышины - словно окликнул кто-то. Всеслав остановил коня и оборотился.
И увидел.
В небе над храмом всего на несколько мгновений вдруг протаяли пять громадных полупрозрачных ликов. Длинноволосый старец - из-под густых косматых бровей и перехваченных гайтаном на лбу волос безотрывно глядят синие глаза. Молодой золотоволосый муж с лучистыми глазами. Сероглазый длинноусый витязь с чупруном на бритой голове и жёсткой складкой у рта. Косматый охотник с рдяными глазами на лице, неуловимо переходящем в рогатую медвежью морду. И русоволосая женщина, прекрасная красотой средних лет, неброской, но - глаз не отвести.
Грянул и раскатился в отдалении удар грома - зимой! - качнулся воздух, овеял лёгким ветром княжье лицо.
- Вот и ответили тебе, княже, - негромко сказал рядом Славимир.
Всеслав Брячиславич всё так же молча кивнул.
Туман на душе Всеслава рассеялся. Спроси сейчас кто - что ты видел - и не вспомнить. А только сомнений больше не осталось в княжьей душе.