Я вздыхаю и снова вытягиваюсь на кровати. Я кладу голову на подушку. Что толку спорить? Генри прав, и я это знаю. Я сам это видел. Если верить тем видам планеты, которые он извлек из Ларца, то Лориен сейчас - это сплошная пустыня и свалка. Планета все еще жива, но на поверхности нет ничего. Ни воды. Ни растений. Ни жизни. Ничего, кроме грязи, камней и руин цивилизации, которая когда-то существовала.
- Ты видел что-нибудь еще? - спрашивает Генри.
- Я видел нас в тот день, когда мы улетали. Всех нас у корабля перед самым взлетом.
- Это был печальный день.
Я киваю. Генри скрещивает руки на груди и остановившимся взглядом смотрит в окно, погрузившись в свои мысли. Я делаю глубокий вдох.
- Где во время всего этого была твоя семья? - спрашиваю я.
К тому времени мой свет уже две-три минуты как отключен, но я вижу белки глаз Генри, смотрящих на меня.
- Не со мной, не в этот день, - отвечает он.
Какое-то время мы оба молчим, потом Генри переступает.
- Ну, я, пожалуй, пойду лягу, - говорит он, заканчивая разговор. - Поспи.
После его ухода я лежу и думаю о животных, о ракете, о семье Генри и о том, что, я уверен, у него не было возможности проститься с ней. Я знаю, что не смогу снова уснуть. Я никогда не могу спать после того, как меня навещают образы, и я чувствую горечь Генри. Эта мысль постоянно точит его ум, как было бы с любым другим, кто уехал в таких обстоятельствах, покинул свою единственную семью и знает, что больше никогда не увидит своих любимых.
Я беру мобильный и пишу Саре. Я всегда пишу ей, когда не могу уснуть, или она пишет мне, когда не спится ей. После этого мы долго говорим, пока не устаем. Она звонит мне через двадцать секунд после того, как я нажал кнопку "Отправить".
- Привет, - отвечаю я.
- Не спится?
- Нет.
- А в чем дело? - спрашивает она. Она зевает на другом конце линии.
- Просто соскучился, вот и все. Уже час лежу в постели, уставившись в потолок.
- Глупый. Ты ведь видел меня всего часов шесть назад.
- Хочу, чтобы ты все еще была тут, - отвечаю я.
Она стонет. Я чувствую, как она улыбается в темноте. Я перекатываюсь на бок и зажимаю телефон между ухом и подушкой.
- Я бы тоже хотела быть у тебя.
Мы говорим двадцать минут. Из них последние десять просто лежим и слушаем дыхание друг друга. После разговора с Сарой я чувствую себя лучше, но уснуть становится только труднее.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Впервые с тех пор, как мы приехали в Огайо, время как бы замедляется и ничего особенного не происходит. Занятия в школе спокойно заканчиваются, и нам дают одиннадцать дней зимних каникул. Сэм и его мать проводят это время в основном у его тети в штате Иллинойс. Сара остается дома. Мы вместе встречаем Рождество. Целуемся с последним боем часов в полночь на Новый год. Несмотря на снег и холод, а может, и в качестве вызова им, мы подолгу гуляем в лесу за моим домом, держась за руки, целуясь, вдыхая холодный воздух под низким серым зимним небом. Мы все больше времени проводим вместе. Нет ни одного дня за все каникулы, когда бы мы не увиделись хоть раз.
Мы идем рука об руку под белым зонтом, который образовал снег, лежащий на ветках над нами. У Сары с собой камера, и она иногда останавливается пофотографировать. Снег лежит в основном нетронутый, если не считать следов от наших прежних прогулок. Теперь мы идем по ним. Впереди Берни Косар бегает по зарослям ежевики, пугает зайцев по перелескам и кустарникам и загоняет белок на деревья. На Саре теплые черные наушники. Ее щеки и кончик носа покраснели от холода, и от этого глаза кажутся еще более голубыми. Я смотрю на нее.
- Что? - спрашивает она, улыбаясь.
- Просто любуюсь.
Она закатывает глаза. Лес в основном густой, но мы все время наталкиваемся на поляны. Я не знаю, как далеко он тянется, но мы еще ни разу не доходили до опушки.
- Наверняка здесь очень красиво летом, - говорит Сара. - Мы бы могли устраивать пикники на полянах.
У меня в груди формируется боль. До лета пять месяцев, и если мы с Генри еще будем здесь в мае, значит, к тому времени проведем в Огайо семь месяцев. Это почти что наш самый долгий срок на одном месте.
- Да, - соглашаюсь я.
Сара смотрит на меня.
- Что?
Я вопросительно смотрю на нее в ответ.
- Что значит "что"?
- Ты ответил не очень уверенно, - говорит она. Над нами, громко каркая, пролетает стая ворон.
- Просто мне хочется, чтобы уже было лето.
- Мне тоже. Не верится, что завтра надо опять идти в школу.
- О, не напоминай мне об этом.
Мы выходим на еще одну поляну, она больше, чем другие, почти круглая, диаметром в тридцать метров. Сара отпускает мою руку, бежит к ее центру и со смехом падает в снег. Она перекатывается на спину и начинает делать снежного ангела. Я падаю в снег рядом и делаю то же самое. Кончики наших пальцев соприкасаются, когда мы рисуем крылья. Мы поднимаемся.
- Как будто у нас есть крылья, - говорит она.
- А это возможно? - спрашиваю я. - То есть как бы мы летали, будь у нас крылья?
- Конечно, возможно. Ангелы могут все.
Потом она поворачивается и утыкается в меня носом. Ее холодное лицо на моей шее заставляет меня увернуться.
- Ай, у тебя лицо просто ледяное.
Она смеется.
- А ты меня согрей.
Я обнимаю ее и целую под открытым небом, в окружении деревьев. Никаких звуков, кроме как от птиц и иногда падающих с ветвей кусков снега. Два холодных лица, плотно прижатые друг к другу. Подбегает Берни Косар, он запыхался, высунул язык и виляет хвостом. Он лает, садится на снег и смотрит на нас, наклонив голову набок.
- Берни Косар! Ты что, гонялся за зайцами? - спрашивает Сара.
Он дважды гавкает, подбегает и прыгает на нее. Снова лает, отпрыгивает и выжидающе смотрит. Сара поднимает какую-то палку, отряхивает с нее снег и швыряет за деревья. Он бежит за ней и пропадает из виду. Появляется из-за деревьев через десять секунд, но не с той стороны, куда убежал, а с противоположной. Мы с Сарой оборачиваемся, чтобы его увидеть.
- Как он это сделал? - спрашивает она.
- Не знаю, - отвечаю я. - Он особенный пес.
- Ты слышал, Берни Косар? Он назвал тебя особенным!
Он бросает палку к ее ногам. Мы идем к дому, держась за руки, вечереет. Берни Косар всю дорогу бежит рядом и крутит головой по сторонам, как будто провожает нас и охраняет от того, что может таиться или не таиться в отдаленной, невидимой нам тьме.
На кухонном столе стопка из пяти газет, Генри сидит за компьютером, включен верхний свет.
- Что-нибудь есть? - спрашиваю я просто по привычке. Никаких перспективных новостей не попадалось уже несколько месяцев, и это хорошо, и все-таки каждый раз, когда я спрашиваю, я на что-то надеюсь.
- На самом деле, есть, я так думаю.
Я вздрагиваю, потом обхожу вокруг стола и через плечо Генри смотрю на экран компьютера.
- Что?
- Вчера вечером в Аргентине произошло землетрясение. В маленьком городке у побережья шестнадцатилетняя девушка вытащила из-под развалин старика.
- Девятый?
- Ну, я определенно думаю, что она одна из нас. А вот Девятый она или нет, неясно.
- Но почему? В том, чтобы вытащить человека из развалин, нет ничего экстраординарного.
- Смотри, - говорит Генри и прокручивает статью к началу. На фотографии большая бетонная плита толщиной по меньшей мере в тридцать сантиметров и в два с половиной метра длиной и шириной.
- Вот что она подняла, чтобы его спасти. Это весит не меньше пяти тонн. И посмотри сюда, - говорит он и прокручивает статью к концу. Он выделяет самую последнюю фразу. Она гласит: "Нам не удалось найти Софию Гарсиа, чтобы взять у нее комментарий".
Я перечитываю фразу три раза.
- Ее не удалось найти, - говорю я.
- Именно. Она не отказалась комментировать; ее просто не удалось найти.
- Как они узнали ее имя?
- Это маленький городок, в три раза меньше Парадайза, даже еще меньше. Там почти все знали ее имя.
- Она уехала, да?
Генри кивает.
- Я думаю, да. Возможно, еще до того, как статья была напечатана. Это беда маленьких городов - невозможность остаться незамеченным.
Я вздыхаю.
- Могадорцам тоже трудно остаться незамеченными.
- Это точно.
- Жаль ее, - говорю я и встаю. - Кто знает, что ей пришлось там оставить.
Генри скептически смотрит на меня и открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом решает, что лучше не надо, и возвращается к компьютеру. Я иду в свою спальню. Кладу в сумку свежую перемену одежды и книги, которые мне понадобятся. Снова в школу. Не то чтобы слишком хочется, но мне приятно будет снова увидеть Сэма, с которым мы не встречались почти две недели.
- Ладно, - говорю я, - я пошел.
- Хорошего дня. Осторожней там.
- До вечера.
Берни Косар вырывается из двери передо мной. Этим утром он просто сгусток энергии. Я думаю, он привык к нашим утренним пробежкам и теперь, когда мы ни разу не бегали целых полторы недели, облизывается при мысли вернуться к этому приятному занятию. Почти всю дорогу он держится рядом. В конце я хорошенько его глажу и почесываю за ушами.
- Ладно, парень, ступай домой, - говорю я. Он поворачивается и бежит по направлению к дому.
Я не спеша принимаю душ. Когда я заканчиваю, начинают появляться другие ученики. Я прохожу через зал, останавливаюсь у своего шкафчика, потом иду к шкафчику Сэма. Хлопаю Сэма по спине. Он сначала вздрагивает, но потом улыбается во весь рот, увидев, что это я.