Но она продолжала хохотать, пропустив его реплику мимо себя. И, смеясь, предложила:
- Вот дом, а вот дверь в него! Мы можем войти в любую квартиру - мне всегда нравилось бывать в незнакомых домах и квартирах. Это как фильм смотреть или книгу читать. А еще - будто чужие жизни проходят сквозь твою собственную и меняют в ней что-то. Как вам такое?..
- Хочу, хочу! - Лапуфка запрыгал на одной ножке.
- Здесь наверняка домофон, - пожала плечами Эмма. - Зря только ребенка раздразнила.
- А мне кажется, для нас теперь открыто везде, - бабушка Длора нажала на ручку двери, и та подалась.
- Ух ты! - восхищенно присвистнул Волк. - Давайте начнем с мансардных квартир - в них высоченные потолки и много света.
Они долго бродили из квартиры в квартиру, зачарованно рассматривая оттиски чужих жизней. Лапуфка возился с игрушками, коих было множество. Бялка с веселым щебетом то подлетала к нему, вовлекаясь в его игры, то присоединялась к Длоре с Эммой, которые изучали семейные фотоальбомы, вышивки и макраме на стенах. Эмма пару раз примерила перед зеркалом чужие драгоценности, оба раза отчего-то скривившись. Волк с увлечением рылся в книгах. Чечен разглядывал курительные трубки и коллекционное оружие. Лишь Антону, казалось, было все безразлично: с понурым и покорным видом он переходил со всеми из комнаты в комнату, с этажа на этаж, присаживался на стул или подоконник, ожидая, когда можно будет двигаться дальше.
- Лапуфка, что с тобой?
Бялка присела рядом с ребенком, который тихо всхлипывал, сжимая в руках белую плюшевую лошадку.
- У меня такая же была, мама подарила…
Девушка повертела игрушку, нажав нечаянно на живот, и та запела, нежно и мелодично: 'И только лошади летают вдохновенно…'
Малыш залился еще пуще:
- Я к маме хочу…
- А мама тебе когда-нибудь колыбельные пела? - Неслышно подошедшая Эмма подняла малыша на руки и прижалась подбородком к теплой вздрагивающей макушке.
- Она про медведей пела… Вы знаете про медведей?
- Нет, маленький. Но я знаю другую. Давай я тебе спою, а ты засыпай.
Засыпай, мой маленький, я зажгу ночник.
Отпугну я воронов, прогоню собак.
Видишь, месяц ласковый к нам в окно проник?
Сбережет он сон твой, не допустит мрак.
А потом ты вырастешь, стану я стара,
Поседеют волосы и завянет рот.
Ты уедешь за море, буду я одна,
И напрасно буду ждать я у ворот.
Засыпай, мой маленький, и, пока нужна,
Охранять я буду твой беспечный сон…
Куплетов в самодельной песенке было много, голос лился ласково и заунывно, и малыш и впрямь быстро уснул. Его уложили на диван и укутали пушистым пледом.
- Слабенький какой… - прошептала Бялка. - Так много спит…
Эмма вместо ответа закатала на мальчике рукав рубашки.
- Видишь?
- Ты о чем? - не поняла девушка.
- Следы от капельниц. Множество. Малыш тяжело болен…
- Интересно, есть здесь хоть что-нибудь съестное? - хмуро задал Антон вопрос в пространство.
- А мне совсем не хочется есть. Хотя не помню, когда в последний раз принимал пищу, - Волк задумчиво ощупал собственный живот, словно проверяя, присутствует ли он вообще.
- Я тоже не особо хочу. Но мне необходимо сделать хоть что-то привычное - чтобы почувствовать себя живым, а не снулым призраком.
- Думаю, съестное имеет смысл поискать на кухне. Обычно оно хранится там, - рассудительно заметила бабушка Длора.
- Полностью согласен с вами, мудрая леди. В меня сейчас вряд ли влезет хоть крошка, но я с удовольствием буду лицезреть, как с этим справится наш доблестный мальчик Антон.
Волк хотел потрепать оголодавшего собрата по плечу, но тот перехватил его руку и сжал. Силы, видимо, было в избытке, так как насмешник прикусил от боли губу, а взгляд его стал холодным, поистине волчьим.
- Никогда не фамильярничай со мной, - процедил Антон. - Я тебе не юродивая.
- Не называй ее так!
Волк отвел свободную кисть для удара, а противник отпустил его руку и поднялся, напрягшись для драки. Но между ними встала Эмма.
- Выяснять отношения идите в другое место, а здесь ребенок спит. И вообще, может, хватит цепляться друг к другу по любому поводу? По-моему, стоит и впрямь пойти на кухню: не знаю, как насчет еды, но вот если мы обнаружим алкоголь, я обрадуюсь. Хотя выпивала в последний раз, будучи студенткой.
Антон, Волк и Эмма вышли из комнаты, не глядя друг на друга. Чечен, немного помедлив, последовал за ними. Бабушка Длора хотела подняться с кресла, в котором удобно устроилась, но Бялка остановила ее, присев на пол рядом и положив голову на ее колени.
- Посиди со мной, бабушка!
- Конечно, милая, - Длора хотела ласково провести по ее волосам, но тут же запуталась в нечесаной гриве и оцарапала палец - то ли о булавку, то ли о кончик пера.
- Мне страшно, бабушка. Я боюсь той ответственности, что на мне - ведь я одна предупреждена, одна знаю.
- Дочка, ты знаешь, что случилось - с нами и со всеми людьми?..
- Мы в вечном сентябре. Об остальном я пока сказать не могу, потому что сама не до конца понимаю. Или просто еще не время. Я еще не могу летать, но вот-вот получится. И вы тоже сможете, только для вас это будет не так важно, как для меня. Зато будет что-то другое очень важное - и никто, кроме вас, не поймет, что это и есть то самое.
- Скажи, деточка, мы ведь умерли?
- Я думаю, что это не так. Хотя и не уверена. Но мне, по большому счету, все равно. А вам разве нет?
- Ты права: для меня действительно нет разницы, жива я или уже мертва. Но вот им… - Она покачала головой.
- У каждого своя боль, но кто-то выставляет ее напоказ, а кто-то прячет глубоко внутри. Я верю, что Он не сделал бы ничего плохого, и раз мы все здесь, то так надо.
- О ком ты говоришь, да еще с таким придыханием, что простое местоимение становится значительным и торжественным?
- Он - это город. Ведь именно по его воле мы все оказались здесь, в вечном сентябре.
- Ты с ним разговариваешь?
- Не я с ним, а он со мной. Вчера ночью я гуляла по набережной, и он шептал мне, что ему нужна помощь, что ему одиноко. А потом все куда-то исчезли, и я поняла, что мне нужно найти вас. Просто знала это, и все.
- И ты знала, сколько нас?
- Да. Вместе со мной семеро.
- Семеро… - протянула Длора с задумчивой улыбкой. - Повезло же Волку, - произнесла она непонятно с чего, но девушка не удивилась ее реплике.
- Это мне повезло. Только вы пока этого не понимаете.
На кухне в это время разыгрывалась настоящая трагикомедия. Еду нашли быстро: собственно, ее и искать особо не пришлось - на плите стояла почти полная кастрюля свежего и даже горячего (!) борща. Волк, распахнув окно, уселся на подоконник и свесил вниз ногу. Чечен прислонился к стене, скрестив на груди руки. А Эмма, обшарив все шкафы в поисках заветной бутылки и ничего не обнаружив, с разочарованным вздохом приземлилась на табуретку. Антон под ироничными взглядами окружающих налил себе полную тарелку аппетитно пахнущего варева, уселся с ней за стол и принялся внимательно изучать. Эмма не выдержала:
- Ты собираешься это есть глазами или все-таки ртом?
Ничего не ответив, он втянул в себя со свистом воздух, зачерпнул полную ложку и опрокинул в рот, как водку - резко, стараясь не дышать.
2. Антон, или заблудившийся в воспоминаниях
У Антона было всё: стабильная и нескучная работа, семья - крепкая ячейка общества, состоявшая из мамы-папы-бабушки, и еще была Настена. Никто, да и он сам не понимал, почему эта хорошенькая, умненькая девушка, за которой бегали толпы поклонников, выбрала именно его. Ведь он не отличался ни особым интеллектом или талантом, ни правильными чертами лица, да и с деньгами часто была напряженка. Но искать причины этого он не старался - просто наслаждался самым большим ХОРОШО в своей жизни.
Для Антона все в жизни было просто и понятно. И укладывалось в две категории: со знаком плюс и, соответственно, минус. Примитивно, зато совершенно и гармонично.
Сегодняшний день не укладывался никуда. Он вообще не умещался в голове, не охватывался рассудком - выламывался из него иррациональными углами и остриями.
Три пары глаз пристально смотрели на него. Серые - насмешливо, карие - сочувственно, черные - равнодушно. И тут Антона охватил страх: он понял, что не может ни жевать, ни глотать. Его рот наполняла ароматная густота, которую он всегда так любил раньше, да и сейчас она не была противна - но он не знал, забыл (!), что нужно делать дальше. Мышцы челюсти и гортани отказывались повиноваться.
Минуты три Антон пытался подчинить себе собственное тело. Поняв всю бесполезность этого, рванулся в ванную и выплюнул содержимое рта в раковину. Затем открыл кран и сунул голову под ледяную воду. Когда он вернулся на кухню, был встречен сочувственным молчанием. Он включился в это молчание, угрюмо прислонившись к стене. И услышал тихий сдерживаемый смех. Хохотали все: Волк, отвернувшись на улицу, Эмма, зажимая себе рот ладонью, и даже Чечен - хотя лицо было каменным, но плечи тряслись.
Антон словно увидел себя со стороны: мокрый ворот рубашки, крошки, прилипшие к губам, влажный ежик волос, капли воды, полосующие лицо… да еще ложка, которую он продолжал зачем-то сжимать в руке. И его взорвало - смех вырвался, сметя все преграды, взбурлив кровь. Наверное, это сильно смахивало на истерику.
Четыре человека содрогались в конвульсиях хохота, чуть ли не катаясь по полу. Когда все кое-как успокоились и отдышались, Антон пробормотал:
- Я, пожалуй, пойду пройдусь. Мне нужно побыть одному какое-то время.